— Помогите, человек умирает! Нужно в больницу!

— Да алкаш это! — отмахнулся тот.

И второй отмахнулся.

И третий…

Я готова была зарыдать.

Что делать?

Человеку, как я видела, становилось всё хуже.

— Ыыыы… — простонал бедняга.

— Что?

— П-переверни, дышать не могу…

Я, плюнув на технику безопасности, как смогла, со всеми предосторожностями перевернула его на спину.

Это оказался очень старенький дедушка.

— Держитесь, — велела я.

— Я умираю, — пробормотал тот и зашелся в хрипе.

— Не умирайте! — сказала я, — вы не должны сейчас умирать! Держитесь! Ну сами подумайте, сейчас март, вся земля мёрзлая, подумайте, как вас будут работники кладбища проклинать!

— П-почему?

— Потому что мёрзлую землю копать очень трудно! Дождитесь хоть лета, а потом умирайте сколько душе угодно! А над людьми издеваться не надо!

Я что-то ещё говорила. Какую-то ерунду. Говорила, пыталась убедить дедка держаться.

Рядом притормозило такси. Я бросилась к нему.

— Помогите отвезти человека в больницу. Видимо инфаркт.

— Триста, — равнодушно сказал таксист и зевнул.

— Бога на тебя нету! — возмутилась я. — Там человек умирает. И больница на соседней улице.

— Триста, — повторил таксист и соизволил перевести на меня взгляд, — или платишь, мать, или я поехал.

— Плачу! — выдохнула я.

У меня были деньги Любаши. И хоть я планировала тратить их на другое. Но бросать человека было не в моей практике.

— Помоги занести, — сказала я таксисту.

— Я не грузчик.

— Да ты не человек, что ли? — возмутилась я. — А если с тобой завтра инфаркт случится? И всем насрать будет? Так и сдохнешь под забором! Пошли поможешь, говорю!

— А если он облюет мне сидения? — забеспокоился таксист.

— Я оплачу чистку, — успокоила его я. — Пошли говорю!

С помощью ругающегося таксиста удалось дотащить дедка в такси, и мы поехали в больницу.

Возле больницы, таксист помог перенести дедка на лавочку во дворе и торопливо укатил. Получив свои триста (пытался, гад, еще пятьдесят выклянчить «за транспортировку», но я сказала, что, если будет наглеть — пойду в церковь и за упокой на него свечку поставлю. Он испугался и свалил. Гад и жлобина!).

Я осмотрела — никакие бригады медиков не бежали навстречу. Никому никакого дела. А дедку было всё хуже. Лицо уже посинело, ещё не сильно, но заметно.

— Дедуля! Держись, я сказала! — рявкнула я, — ты обещал!

Дед что-то силился сообщить, но я побежала в приемную:

— Там человеку плохо! На лавочке! — сказала я дежурному человеку в белом халате.

— Женщина! Вон их у меня сколько! — человек в белом халате (я просто не знала, доктор это или санитар какой-то), равнодушно махнул рукой.

Я оглянулась и обомлела — в приёмной на скамейках. На стульях. И даже на полу, сидели. Лежали. Корчились от боли люди. Много людей. И многим было не просто плохо. А очень плохо.

— Воды! — прохрипела толстая тётка, скорчившись на лавочке буквой «зю».

— Она воды просит, — перевела я слова больной женщины человеку в белом халате.

— Они все постоянно что-то просят, — отмахнулся тот, — и так каждый день.

— Но ей плохо!

— Всем сейчас плохо. Время такое.

Я мысленно пожелала сучонку в белом халате такой же участи, обошла по большой дуге больную тётку, чтобы не встречаться с ней глазами, и вышла их приёмного покоя.

Что делать? Ясно, что ему не помогут. При таком равнодушии, я даже не знаю, как комментировать всё это.

В углу сиротливо стояло кресло на колёсиках. Я схватила его и покатила на улицу.

Деду явно стало ещё хуже.

Поймав какого-то человека, что пришел проведывать кого-то, я, грозя ему всеми карами небесными, с его помощью, подняла с лавочки и усадила дедка в кресло. Затем покатила его в приемный покой.

Ну а там всё та же картина. Мучающиеся, изнывающие от боли люди и равнодушный человек в белом халате над ними. Святая инквизиция в действии.

И что мне делать?

В приемный покой вошла группа людей в белых халатах. По всей видимости врачи.

Я подошла к одному, с самым важным видом и сказала:

— Вон в кресле сидит дед. У него или инфаркт, или инсульт. Посмотрите его, пожалуйста.

Врач гневно вскинулся, но увидев, как я сунула две купюры ему в карман, моментально переменил мнение и живо заинтересовался дедом.

Уже буквально через каких-то пару минут деда осмотрели, изучили и предварительно что-то там диагностировав, покатили куда-то вглубь больницы.

— Постойте! А что с ним?

— Вам сообщат, — отрывисто сказал врач.

Ну ладно.

Я еще немного постояла в приёмной палате. Среди океана боли и страданий. Никто меня ничего не спрашивал.

Ну ладно. Буду надеяться, дедок, что тебя в больнице не бросят. Что могла, я для тебя сделала.

Я глянула на часы и ахнула. Провозилась со всей этой историей почти два с половиной часа суммарно.

У меня же работы ужас сколько.

Я припустила на свой участок.

Но это только казалось, что всё рядом. Потому что мы ехали на машине. Учитывая, что совсем не рядом, плюс я дважды заблудилась, суммарно получилось, что я отсутствовала целых три часа с хвостиком.

Когда я добежала на свой участок, меня уже ждали:

— Любовь Васильевна, — Алексей Петрович вышел из машины и остановился напротив меня, демонстративно поглядывая на часы, — Вы опять полдня прогуляли.

— Извините, — пробормотала я, — так вышло. Обстоятельства.

— Какие опять обстоятельства?

— Шла по улице, и дед какой-то упал. Пока отвезла его в больницу, пока там сдала врачам, вот столько времени прошло.

— Ваши приключения меня мало интересуют. Ерунда какая-то. Кто будет план выполнять? Вы даже еще испытательный срок не прошли, а уже злоупотребляете!

— Извините…

— Никаких извинений! Нам такие сотрудники не нужны! Вы уволены!

— Как?…

— Советую вам написать по собственному желанию. Иначе придется мне акт составлять и статью для вас выдумывать. Подумайте, нужна ли вам такая запись в трудовой?

— Но я…

— Ваши причитания не помогут

— Это не причитания! — вспыхнула я, — а заявление на увольнение я с удовольствием напишу. Считаю ваше поведение — скотством!

— Любовь Васильевна! Ещё одно выражение в таком тоне и пойдете по статье!

Нужно ли говорить, что уже через час я опять была безработной?

Глава 12

Быть безработным, с одной стороны, тяжело. Особенно, если ты привыкла работать, и так много лет подряд. Привыкла жить в таком ритме. Но почти два ковидных года в самоизоляции сломали наше мышление. И то, что раньше казалось ужасным ужасом, нынче воспринимается с явным облегчением. Я свободу от работы имею в виду.

Поэтому если раньше я бы после увольнения, да ещё такого неприятного, была бы как минимум в депрессии, то сейчас я отнеслась к данному происшествию с известной долей пофигизма. Ну уволилась. Больно надо было. Чай не академиком я работала, чтобы убиваться. Тем более деньги, найденные в абонентском ящике, позволят какое-то время прожить и без работы.

Да, глупо и не хотелось бы проедать финансовую подушку, черный день всегда норовит нагрянуть внезапно, без предупреждения…

Мои мысли прервали какие-то звуки за стенкой.

Что такое?

Я чутко прислушалась. Так, сейчас девять тридцать. Сегодня я проснулась рано утречком, метнулась в соседний двор и купила свеженького молочка и творожку (одна хорошая женщина из села привозит), затем приготовила завтрак, разбудила и накормила детей, отправила их в школу, помыла посуду, а потом решила еще полчасика подремать, раз такая возможность появилась.

И теперь этот звук. Именно он разбудил меня.

Я опять прислушалась.

Точно, за стенкой. Кто-то гремел, звучала даже музыка.

С ума сойти! Там живёт уринолюбивая Ивановна. Которую накануне отвезли в больницу. Но звуки из-за стенки продолжаются. И ещё так громко.