— Кто ты, во имя Господа, такая? — прошепелявил он.
— Я — твой худший кошмар. — Ответ был прямым и начисто лишенным эмоций, отчего звучал еще страшнее. — Я знаю о тебе все. Знаю твою проклятую родословную. Знаю, чем ты зарабатывал на жизнь в последние годы. Нацисты и массовые убийцы, преследуемые за военные преступления, обращались к тебе за помощью. И если ты не мог защитить их законными средствами, то помогал им избежать правосудия другими методами.
Она сделала знак в сторону картины Матисса.
— Отчаявшиеся люди готовы пойти на отчаянные меры в стремлении выжить. Подобные произведения бесценны, однако их сложно продать на открытом рынке, поскольку в мире все еще живут потомки законных владельцев. Несмотря на все усилия твоего деда, некоторые из тех, кого должны были отправить в лагеря смерти, сумели их избежать.
Иссельхорст нахмурился:
— Не сумели бы, если бы…
Нарова наотмашь ударила его по лицу тяжелым угловатым стволом «Беретты». Хрупкие кости вокруг правой глазницы Иссельхорста хрустнули. Он завыл от боли, изо всех сил пытаясь разорвать свои путы.
— Я что, позволяла тебе говорить? — произнесла она ледяным голосом. — Позволяла визжать? Когда мне понадобится твой ответ, я сообщу.
Опыт научил ее избегать ударов руками. Кость ломает кость. Сломанная кость ранит плоть. Удар был нанесен таким образом, чтобы не причинить ей самой никаких повреждений. В подобных играх нельзя быть слишком осторожной. Именно доходившая до педантизма внимательность к деталям и тщательная подготовка раз за разом спасали ей жизнь. Ну и тренировки, разумеется.
— Что ж, спрошу у тебя кое о чем. Всего один вопрос. — Она бесстрастно взглянула на Иссельхорста. — Ответ на этот вопрос определит, будешь ты жить или же умрешь.
Он уставился на нее полным ненависти взглядом.
— Недавно ты взялся за новое дело, — продолжила она. — Необычное даже для тебя. Противоречивое. Именно твое участие в нем и привлекло мое внимание. Отто Маркс против фонда «Justiz Stiftung» и прочих. — Сказав это, она сделала паузу. — Маркс утверждает, что является наследником Адольфа Гитлера. Соответственно, он требует авторских отчислений от продаж книги, экземпляр которой выставлен у тебя в прихожей. Авторские отчисления, причитающиеся Гитлеру за «Майн кампф» за семьдесят с лишним лет. Только в этом году «Майн кампф» занял первую строчку в списке бестселлеров здесь, в Германии. — Заговорила она после очередной паузы. — В Индии, Турции и целом ряде арабских государств — где, как я полагаю, призыв к истреблению евреев находит живой отклик — книга и вовсе вне конкуренции уже много лет. Как тебе известно, «Justiz Stiftung» отправлял эти отчисления на специальный банковский счет на протяжении семидесяти лет — срока действия авторских прав Гитлера — на случай, если объявится наследник. Однако недавно этот срок истек, и «Justiz Stiftung» объявил о своем намерении направить средства в благотворительные фонды, борющиеся с нацизмом. Именно тогда на сцену и вышел твой клиент, Отто Маркс. Сумма, права на которую отстаивает герр Маркс, исчисляется в миллионах долларов. — На секунду в воздухе опять повисла напряженная пауза. — Много, знаю. Однако вернемся к моему вопросу. Каково настоящее имя человека, скрывающегося под именем Отто Маркс, чьи интересы ты якобы представляешь в суде? Предположу, что он, как и ты, — потомок высокопоставленного члена СС. Член «Братства мертвой головы».
При упоминании братства Иссельхорст заметно напрягся. Нарова не обратила внимания на его реакцию. Она и правда много знала. Это было делом всей ее жизни по целому ряду причин. Впрочем, она не станет говорить о причинах до окончания допроса герра Иссельхорста.
— Ну так что, как его имя? Настоящее имя, — потребовала ответа она. — Не то, которое указано в судебных документах.
Иссельхорст попытался качнуть головой, но тщетно — она была накрепко примотана к спинке кресла.
— Я не знаю его имени. Он ревностно хранит его в тайне. Я знаю только псевдоним: Отто Маркс. И я не лгу. Ты сказала, что от этого зависит моя жизнь? Как считаешь, стал бы я лгать? Стал бы?
Довольно долго Нарова не произносила ни слова. Затем полезла в рюкзак.
— Сейчас проверим. — Она достала два шприца и подняла их так, чтобы он видел. — В одном из них — хлорид суксаметония, паралитик. В другом — гидрохлорид налоксона, антиопиоид.
Она сделала паузу. Иссельхорст уставился на иглы со страхом, перемежающимся с замешательством.
— Похоже, сложные названия для тебя — пустой звук. Говоря простым языком, это… — она приподняла первый шприц. — … респираторный депрессант. Он лишит тебя способности дышать. Будешь оставаться в полном сознании, но дышать не сможешь. А это… — она показала второй шприц… — убирает негативный эффект.
И, помолчав немного, добавила:
— А я буду решать, когда ввести тебе противоядие.
Она перевела на него холодный взгляд, сохраняя на лице все то же бесстрастное выражение.
— Если действие первого укола будет продолжаться слишком долго, ты можешь никогда не восстановиться. Возможно, выживешь, но мозг умрет. Станешь овощем. А может быть, никогда больше не вдохнешь. Однако в любом случае ты будешь оставаться в сознании и узнаешь, каково это — умирать. Как следует прочувствуешь.
— Говорю тебе, я не знаю, кто он! — выпалил Иссельхорст. — Не знаю! Но есть подсказки. Другие способы узнать. Мой телефон. Я сделал фотографию, когда мы в последний раз встречались за обедом. Это может помочь. Плюс наша следующая встреча. Она запланирована через три дня. Проследи за мной, и ты лично его увидишь.
Нарова взглянула на его телефон. Она отложила его в сторону, когда обыскивала карманы Иссельхорста, намереваясь проверить содержимое позже. Она взяла телефон и встала у пленника за спиной, удерживая экран перед его здоровым глазом. Стала прокручивать изображения.
— Вот! Вот он! Отто Маркс, или как там зовут этого ублюдка.
Нарова изучала фотографию добрых несколько секунд, используя большой и указательный пальцы свободной руки, чтобы приблизить на изображении лицо человека, которого она искала.
Может ли это быть правдой? Черты лица казались знакомыми, пусть и не совсем. Однако больше всего внимание привлекли глаза.
Они принадлежали ему, в этом она была уверена.
9
Нарова снова села лицом к Иссельхорсту и опять взяла в руки шприцы.
— Начало неплохое. Но мне нужно больше. Адреса. Номера телефонов. Имейлы. Мне нужно все.
— Я знаю не так много. Это он связывается со мной, не наоборот. И если звонит, его номер отследить невозможно. Я никогда не сталкивался с такой секретностью, даже работая с самыми параноидальными из моих клиентов.
Нарова вытащила жгут и начала обматывать его вокруг предплечья Иссельхорста. Она видела его отчаянные попытки бороться; Иссельхорст пытался разорвать путы, помешать ей затянуть жгут. Но все было без толку: он не мог даже шевельнуться.
— Не дергайся, — пробормотала она, словно разговаривая сама с собой. — Ой, хорошо! Какая чудесная, отчетливая вена.
Она сделала движение иглой к предплечью Иссельхорста.
— Говорю же, я не знаю! — заорал Иссельхорст. Его ужас был виден невооруженным глазом: он обмочился от страха, штаны в районе промежности потемнели. — Встреча. Через три дня. В Дубае. Прошу. Прошу. Таким образом ты сможешь на него выйти.
Нарова выпытала у него все детали предстоящей встречи — место, цель, дату, время — и поняла, что нужно поторопиться. Она старалась не приближаться к цели без предварительной разведки местности.
Допрос был окончен, и она уселась поудобнее для последнего разговора с герром Иссельхорстом.
— Ты должен знать о своем деде еще кое-что. В 1944 году его перевели с Восточного фронта в штаб-квартиру СС в Страсбурге. Оттуда он стал руководить концентрационным лагерем под названием Нацвейлер. Интересно узнать, слышал ли ты о таком?