В его голосе прослеживалось равнодушие и смирение.

— Я бродил по городу четыре года, выживая и изучая демонические науки. Обозлившись на родню, я принял судьбу и активно шел на контакт с нечистью. Горожане видели меня и замечали странности, как бы хорошо я их не прятал. На меня началась охота. Приходилось скрываться и надеяться на то, что я сумею встретить следующий рассвет. Однако, в один из дней меня нашли…

Многозначительно хмыкнув, демон прервался.

— Эта смерть была рождением, предначертанным судьбой. В ту ночь я стал бессмертным демоном, что верно служит Сатане. Стефан привел меня в общество «Канхото», и я начал работать с людьми. Сначала, приходилось склонять их к грехам, но потом, когда оказалось, что мои силы совершенны, я начал проводить решающие жизнь сделки. У меня появилась тончайшая связь с дьяволом, какой не было ни у кого. Земные бесы, рожденные от нечисти, недовольно фыркали, а приближенные долго не могли признать во мне союзника, ведь я иной.

Гронский потушил сигарету и глянул на меня.

— Чтобы поддерживать данные дьяволом силы, мне приходится пить кровь. Пока я привыкал к ее вкусу, бесы продолжали шептаться. Никто не мог поверить, что такой инвалид как я смог встать на столь высокопоставленную должность. Я доказал каждому, что шептаться за спиной у Гронского не стоит…

Демон грустно улыбнулся и закурил вторую сигарету.

— Семь лет назад, в обществе появился еще один демон, рожденный от человека. Им оказался Юрий Малов, которого я, без доли сомнения, встретил с распростертыми объятиями. Было приятно видеть существо, что так близко ко мне. Объяснив все азы, я пригрел его в своей компании и начал обучать, как родного брата.

— Так вот почему обычный бес настолько близок к приближенному… — прозрела я, затягиваясь дымом.

— Именно… — подтвердил Гронский.

Я сложила руки в замок и опустила взгляд, стесняясь своего вопроса.

— Ты убил свою семью?

— Истинно, это была моя маленькая месть, — флегматично ответил тот.

— Ты до сих пор держишь обиду на то, что они сделали?

— Нет, в настоящее я им благодарен… — спокойно говорил Гронский. — Они воспитали во мне хладнокровие, бесчувственность и железное терпение, которые сильно помогли моей карьере. Вместе с этим, я получил отличное образование и знание немецкого языка, который употребляю и по сей день.

— У тебя не было детства и материнской любви, но в моих глазах ты поразительная и сильная личность, способная на великодушные поступки, — поделилась я. — Твоя история одновременно ужасает и восхищает меня, а еще приятно, что ты поделился этим. Почему ты не закрылся от меня? Почему позволил просмотреть видения?

— Тебе стало любопытно, а я в свою очередь, только рад развитию твоих способностей, — тепло ответил он. — Не все смогут выдержать мое энергетическое поле, оттого могу лишь похвалить.

Я покраснела и смущенно улыбнулась.

— Я успел просмотреть твою энергетику еще давно, при первом знакомстве… — вставил Гронский. — Ты одинока с самого детства. Это печально, принцесса.

— Все, что не убивает, делает нас сильнее… — я покачала головой. — Каждый человек, присутствующий в моей жизни, внес свою лепту. Я благодарна каждому и считаю, что более не одинока.

— Верно, в первую очередь, ты заполучила себя и свою энергию, — он приподнял мой подбородок. — Хах, ну и вдобавок целый шабаш сестер и одного жуть какого красивого друга!

— Неужто этот нарцисс сейчас сидит передо мной? — хихикнула я.

— Вздор! Я про Вагрича!

Мы рассмеялись, утопая в объятиях, как дети, чья жизнь смешна и беззаботна.

— Честно, я чувствую себя отвратительно, — усмехнулась я, — ты отобрал у меня все силы!

— Могу предложить тебе интересное занятие, которое восстановит утраченную энергию, — Гронский поднялся с дивана.

— Что за занятие?

— Мы выпьем ароматного чая, с добавлением лечебных трав, которые мне, в свое время, подарила Дара, — отвечал демон. — Затем, пройдем в мастерскую и насладимся искусством. Ты когда-нибудь работала натурщицей?

— Нет, но всегда хотела попробовать! — радостно воскликнула я. — Надеюсь, натура будет обнаженной?

— Твой настрой доставляет мне удовольствие, — демон взял меня за руку.

Не знаю, зачем я это сказала, но я совершенно не против и отказываться от слов не собираюсь. Живопись — это искусство, которому можно отдаться даже обнаженной.

Глава 27. Я влюблена

Просидев за кружкой чая, что здорово восстановил силы, мы разговорились и прошли в мастерскую. Она была холодна и одинока, а глазеющие исподлобья картины самую малость напрягали. Мрачные оттенки и до невозможности живые очи, писанные умелой рукой творца, заставляли поверить в реалистичность натуры. Пылящиеся гипсовые головы, восседающие под потолком, добавляли мастерской щепотку античного волшебства.

— Днем тут было уютней… — оглядывалась я.

— Ты права, работать в такой обстановке негоже, — согласился демон, вынимая спичечный коробок.

Пройдя по мастерской, Гронский зажег множество свечей, которыми она была усыпана сполна. Работы от этого позитивнее не стали, но атмосфера знатно потеплела, демонстрируя уют. Постелив на диванчик атласную драпировку, демон приступил к раскладке художественного инвентаря. Поставив деревянный мольберт в двух метрах от дивана, он раскинул кисти на подставке и налил в стакан воды. Краски грязных акварельных футлярчиков оказались на вымазанной палитре и Гронский вопросительно глянул на меня.

— Стесняешься.

— Нет! — уверенно ответила я. — Помоги расстегнуть платье!

Встав с табуретки, он моментально оказался за спиной. Я напряглась и смирно встала, слушая потрескивание расстегивающейся молнии. Съежившись от морозного дыхания на шее, я медленно стянула платье, обнажаясь перед ним.

Гронский вернулся на свое место и закурил, с интересом разглядывая обнаженную перед ним натуру. Я убрала с тела остатки ткани и легла на диван, с осторожностью вытягивая ноги. Драпировка оказалась ледяной, и я немного приподнялась, чтобы не касаться ее боком.

Витая в творческих размышлениях, он изучал меня взором заинтересованного мастера и лишь изредка качал головой, отгоняя ненужные идеи. Потушив сигарету, он подошел ко мне. Я взглянула на него снизу вверх и робко улыбнулась, скрывая приступ голимого стеснения. Гронский присел на корточки и прикоснулся к моей коже, нежно поправляя позу.

— Позволь, я перемещу ее сюда… — он сдвинул вбок мою ступню.

Прикрыв тканью одну из грудей, Гронский одобрительно кивнул и проследовал к мольберту.

— Сколько мне нужно находиться в этой позе? — я старалась не шевелиться.

— Несколько часов, я работаю быстро, — отвечал он, хлестко водя карандашом по холсту. — Напишу постановку акварелью, тебе подходит этот материал. Легкий на вид и непредсказуемый в исполнении, genau wie du…

— Приму за комплимент, — хитро ответила я, наблюдая за его действиями.

Откинувшись назад, Гронский профессионально двигал рукой в разные стороны, вырисовывая мои очертания. В воздухе повисло молчание, которое разрушал лишь грифель, скользящий по льняному волокну. Его глаза быстро перемещались по телу, копируя изображение на холст. Я видела то, насколько он был увлечен. Глаза демона ощутимо разгорелись любимым делом, от которого ему, конечно же, не хотелось отрываться.

Я была полностью открыта перед ним, как книга перед читателем. Мысль о том, что я стану частью его искусства приводила меня в восторг. Мне нравилось, что Гронский смотрит на меня именно так и никак иначе. С интересом, долей восхищения и увлеченности.

— Не устала? — поинтересовался демон, нанося мазки.

— Ничуть, — соврала я, — все замечательно.

Конечности начинали потихоньку затекать, а желание сдвинуться с места возрастало все сильнее и сильнее. Он понимал это, но промолчал, а я была готова потерпеть.

Стук кистей, стучащих о стеклянный стакан, еле слышимый запах медовой акварели и немое понимание расслабили меня. Перетерпев физические и моральные трудности данной работы, я начала получать удовольствие от этого действа, все больше раскрепощаясь перед живописцем. В какой-то момент, я даже ощутила тепло, исходящее из собственного энергетического поля. Он разжег во мне силовой огонек, что грел тело внутри и снаружи, знатно облегчая состояние.