– Ты понял, зачем он приходил?

– А как же! Хотел, чтобы я познакомился с его племянницей и женился на ней.

– Чем ты не жених? Ремеслом очень доходным владеешь, вино до бесчувствия не пьешь, с распутными девками по ночам время не проводишь.

– Для женитьбы страсть нужна, любовь! Чтобы дышать без любимой не мог. Я так думаю.

– Досужие выдумки! Просто я видел его племянницу. Да, не солгал Людовико – грамотна, владеет несколькими языками, ей родители учителей нанимали. И характером мягкая. Однако страшная лицом, нос торчит, как у корабля. И прыщавая.

– То, что прыщавая, у подростков так бывает. У самого так было и прошло.

– Так я не понял. Тебя познакомить?

– Есть у меня девушка, правда, невестой я ее еще не называл.

– О, смешной человек! Пока ты здесь, ее другой сосватает. Если девка хороша, схватят, не сомневайся. А ты хоть и умен безмерно, все же дурень. Вот попомни мои слова – по возвращении сразу женись и сюда. Разве ты в своей Московии такие деньги имел?

– Нет.

– То-то. У нас тепло, народ приветливый, а главное – богатых много. Да ты и так на хороший дом заработал, с дожем знаком. Перед штормами, которые по глубокой осени бывают, отправляйся в Московию, забирай невесту. И сразу назад!

– Мне моя страна нравится.

– Э-э-э! Где тепло и карманы золотом набиты, там твой дом. Попомни слова старого Лоренцо!

По меркам 13-го века люди 40–45 лет считались уже пожилыми. В те времена продолжительность жизни была низкой. Болезни, войны, сплошная антисанитария, низкий уровень медицины, нехватка здоровой еды, витаминов сильно укорачивали жизнь.

В общем, Лоренцо склонял Матвея к переезду в Венецию. Безусловно, полезный опыт здесь Матвей получил. Но бросить родителей, Мари, оставить навечно красивейший город России он был не согласен. Значение слова «патриот» понимал, но уж больно возвышенно, высокопарно. А деньги? Не всегда они приносят счастье, и здоровье за них не купишь, только облегчишь состояние.

Матвей для себя наметил: еще месяц-два – и домой. Соскучился по семье, по домашним пирогам, по гречневой каше, даже по аптеке. А когда понял, что соскучился, грустно стало. Потому как в Венеции понравилось, не стоит душой кривить. Море, тепло, вино, денежную работу сам себе нашел. С какой стороны ни посмотри – одни плюсы. В городе он узнаваем, пользуется уважением. И никаких опасностей для жизни, как в Париже – от инквизиции, либо на Родосе – от янычар, или в Риме – от эпидемии. Поэтому и грустно, даже печально, ибо познал другую, приятную сторону жизни. Оказывается, можно и так жить!

Периодически в голове мелькала мысль: откуда Пель взял эти цифры? Сомнительно, что сам придумал. Эти опыты по получению золота, поиски философского камня, грифоны… Наверняка он масон, но об этом стоит молчать. Лично Матвею и его семье масоны ничего плохого не сделали.

Прошло две недели. Пора бы генуэзцам уже прибыть, поскольку очки были готовы через десять дней, как и договаривались. Матвей всегда старался держать данное слово, как и подобает мужчине. Получилось как в русской поговорке: «Помяни черта всуе, он и явится». Только подумал, а Теодоро уже вот он, шляпой взмахнул для приветствия. В те времена с непокрытой головой ходили только простолюдины. Купцы, дворяне, ремесленники, люди искусства (художники, скульпторы, поэты) носили головные уборы – шляпы, береты, колпаки.

– Рад видеть в добром здравии, Матвей. Мы слегка задержались, были в Магрибе. Но теперь всецело отдаемся в твои руки!

– Сейчас, только готовые очки возьму.

Матвей вернулся в дом, взял сундучок с готовыми изделиями, и они направились к лодке. По дороге Теодоро жаловался, что порядки в Магрибе испортились. (Магрибом назывались земли на севере Африки, к западу от Египта.) Насколько успел понять Матвей, там, на границе между Сенегалом и Мали, находился золотой рудник под названием «Бамбук», приносивший европейцам изрядные объемы золота.

Матвею сразу подумалось, что генуэзцы за золотом плавали. Неужели семья Теодоро владеет рудником? Тогда Теодоро баснословно богат! Впрочем, состояние заказчика его не волновало, достаточно, если он способен заплатить оговоренную цену. Едва сели в лодку, гребцы мощными взмахами весел погнали ее к кораблю. Тот же деревянный трап, палуба и каюта. Сначала была примерка для Пино, отца Теодоро. Мужчина стоял по важности выше женщины, решал денежные и прочие вопросы, мог избираться, мог свидетельствовать на суде, чего женщине не дозволялось.

Матвей поздоровался, поставил сундучок на стол и открыл крышку. Достал очки из бархатного футляра, сам надел на нос Пино, потом снял, подогнул дужки, еще раз надел.

– Посмотрите вокруг. Что вы видите?

А Пино онемел от увиденного. Все предметы видит отчетливо, в деталях и красках.

Матвей предупредил:

– Снимать только обеими руками, держать за оправу. Если сядет пыль на линзы или случайно возьметесь за них пальцами, на стеклах останутся пятна. Мягкой тряпицей надо осторожно протереть, чтобы не поцарапать. И лучше предварительно подышать. Вот так, – и Матвей продемонстрировал.

– Белиссимо! Великолепно! Даже не знаю, как тебя благодарить, московит.

– Все в мире имеет цену. Двести цехинов!

– Могу я расплатиться дженовино? Они точно такого же веса, как цехины.

Это верно. Каждая республика выпускала свои деньги. В Генуе золотые монеты назывались дженовино, имели свой рисунок, но весили ровно столько, сколько и цехины Венеции.

Матвей согласился. Золото – оно везде золото, как ни назови монеты. Теодоро положил на стол увесистый мешочек с монетами.

– Здесь четыре сотни монет, сразу за двое очков.

И маме Теодоро Матвей очки надел, дужки подогнул. Мама была намного моложе супруга. И очки для нее сделали полегче, линзы – потоньше. От мамы сразу послышались вздохи восхищения. Ибо раньше, чтобы разглядеть что-либо, она прищуривала глаза. Да и то не всегда могла разглядеть предметы. Но щуриться – это плохо, образуются морщины вокруг глаз, которые старят. А в очках не надо щуриться. К тому же оправу ювелир постарался сделать более изящную по просьбе Матвея. Дужки потоньше, замысловатая резьба. Матвей за деликатную и тонкую работу отдал два цехина, но оправа того стоила.

Родители восторгались очками, хвалебных слов не жалея. Матвей положил в опустевший сундучок мешочек с монетами. Судя по весу, на четыре сотни монет тянет. А Теодоро предложил:

– Надо бы отметить такое важное событие обедом. Тем более повара старались с самого утра.

Да кто был бы против? Матвею было интересно попробовать новые блюда.

Теодоро вышел и вскоре вернулся. Одно за другим слуги вносили яства на серебряных блюдах и расставляли на столе. Сервировали на четверых. Несколько минут – и стол был полон вкусной еды. Сразу почувствовалось, что генуэзцы вернулись из Африки. Все блюда обильно сдобрены приправами и специями, растущими на африканском континенте. И запах от них необычайный. Тут красный и черный перец, паприка, имбирь, кардамон и другие специи, названий которых Матвей не знал. От приправ и вкус еды казался каким-то особенным.

Впрочем, и вкус вина другой, не такой, как в Венеции. В каждой республике свой микроклимат, почвы, разные сорта винограда. И вино получается своеобразное. Оно не лучше и не хуже, оно другое. Матвей вино оценил, сделав глоток. Теодоро разливал вино из кувшина сам, а слуги, стоявшие позади стола, подкладывали на тарелки обедающим кушанья. Были и ветчина из Пармы, и маринованная в специях рыба, которой прежде Матвей никогда не пробовал, и свинина в красном соусе, которая Матвею очень понравилась. Прислуга меняла блюда на столе, и Матвей был приятно удивлен. Какие же искусные повара!

Трапеза продолжалась неспешно, за разговорами. Час или три прошло, сказать невозможно. В каюту еле-еле проникал свет из небольшого оконца, основное же освещение было от масляных светильников. Однако насторожило Матвея покачивание судна. Когда он поднимался на борт или примерял очки, такого не было. Вина выпил немного, пьяным не был. Решил, что пора покидать корабль. Не шторм ли надвигается?