Матвея выволокли из клетки, подтащили к столбу, с другой стороны привязали за локти к рукам Матвея рыжеволосую девушку. Почему-то толпа ненавидела ее больше других. Улюлюкали, кричали:

– Сдохни, ведьма!

И выкрикивали прочие непотребства. Мало того, швыряли камни. Девушка прикрыться руками не могла, и камни били по лицу, потекла кровь, это только раззадорило зрителей. Девушка стала вслух читать молитву. Матвей слышал ее голос и слова. Разве еретик в последние минуты будет читать молитву?

Матвей стал вспоминать цифры на кирпичах трубы. Цифры были расположены группками по девять. Очень важно не перепутать, называть в определенном порядке. Видимо, мозг Матвея работал в напряженном режиме, на пределе возможностей, ибо на кону – жизнь. Матвей начал складывать цифры:

– Два, девять, один, один…

Когда закончил, прошло несколько секунд. Вдруг раздались крики боли, ужаса, народ стал теснить друг друга, сбивать с ног. Сильные толкали слабых. На этом фоне послышались уже знакомые Матвею хлопки крыльев. Повернуть бы голову, да невозможно. Вдруг показался грифон. С рыком льва он опустился вниз, схватил палача за голову и откусил ее. Но не проглотил, а выплюнул. Стоящего рядом священника разорвал мощными лапами. Уже морда и лапы в крови. Показался еще один грифон. Он хватал всех без разбора – женщин, мужчин, раздирал грудные клетки, прокусывал шеи.

Народ в ужасе стал разбегаться с площади по улицам и переулкам, люди давили друг друга, искали спасения в харчевнях. Матвей вывернул голову, насколько смог. О! Грифонов не один и не два, а десяток! Да орудуют быстро, и нет от них спасения! Один из монахов, судя по одеянию – иезуит, стоял, воздев вверх руки с Библией, как щит. Не помогло, грифон лапой отбросил Библию, стал рвать клыками человеческую плоть.

Такого Матвей не ожидал. Он осознавал, что появились грифоны по его зову, после названных цифр. Но Матвей хотел другого результата – вернуться к себе домой, в Санкт-Петербург. Наверное, не угадал с порядком цифр.

– Два, девять, один…

В это время один из монахов, самый стойкий, решил свершить казнь. Схватил факел, поджег хворост у одного столба, потом у другого. Приговоренные узники закричали от боли. Пламя охватило их одежды, тела. Что может доставить боль более сильную, чем ожог? Да ничего! Монах в приступе исполнения долга швырнул факел к ногам Матвея. В этот момент помощник аптекаря назвал последнюю цифру. Показалось, что ватой заткнули уши, исчез звук, померкло зрение. Потом Матвей стал слышать стон рядом, кто-то держал его за руки. Затем просветлело в глазах. От увиденного, от умиления, он прослезился… Такой знакомый двор, вентиляционная труба на задворках. Но кто дергает его за руки и толкается? Руки у локтей оказались связаны. Повернул голову – копна рыжих волос. Так это же ведьма рыжеволосая, которую привязали с Матвеем к одному столбу! Тоже перенеслась с ним.

На площади в Париже происходило неописуемое. С исчезновением Матвея и девушки исчезли и грифоны. Немногочисленные зеваки, кто не смог выбраться из-за давки, видели, как внезапно исчезли приговоренные. Есть столб, у подножия горит хворост, а ни парня, ни рыжей бестии. Стало быть, существует колдовство, и наверняка ведьма рыжая с помощью заклинаний перебралась куда-то, заодно прихватив парня. А куда ему деваться, если связан? О, выходит, монахи и вправду ведьму-колдунью нашли и осудили. А казнить без малого не успели. По поверьям, ведьма теперь обозлится, начнет людям мстить! Ой, беда! Побежали по домам рассказывать о небывалом прежде. О грифонах, рвавших людей, об исчезновении ведьмы. Слухи по городу распространились быстро, со стремительностью ветра.

Уже через пару часов главный инквизитор Парижа был извещен о происшествии и сильно озадачился. В задумчивости инквизитор расхаживал по амвону храма Нотр-Дам-де-Пари, что в центре Парижа, на острове Сите. В храме полусумрак, он оступился на лестнице и упал, сломав шейку бедра. Травма тяжелая, характерная для людей пожилых. Но инквизитор решил, что это месть ведьмы, и был испуган. Выходит, ведьма владеет реальным колдовством!

Происшествие с ведьмой было на самом деле, в отличие от выдуманных еретиков. Они и придуманы были, чтобы запугать народ, заставить колеблющихся вернуться в лоно церкви. Католическая церковь и так понесла урон, когда многие перешли к протестантам-кальвинистам. И папа римский одобрил меры жестокие. Испуганные резней в Варфоломеевскую ночь, гугеноты, коих набралось более двухсот тысяч, бежали из Франции в Англию, Польшу, германские земли. Среди гугенотов было немало людей богатых, все состояние они успели вывезти.

Матвей, попав во двор аптеки Пеля, сразу успокоился, воспрянул духом. Не было ни инквизиторов, ни палачей рядом, а только знакомые стены аптечного двора. И воздух питерский, насыщенный морской солью и йодом, а не смрадный парижский, где нечистоты текли по мостовым. Там горожане мусор выбрасывали на улицы, в сточные канавы, да еще навоз от лошадей – все вместе это создавало отвратительное амбре. В Петербурге Петр I не зря создал множество каналов, по ним мусор и нечистоты уносились к Неве, а с ее водами – в Финский залив. И лошадей было меньше, потому как Петр обязал всех пользоваться лодками. Для русского человека это было непривычно, особенно торговым людям, потому что лодка к лавке подойти не может.

Девица, которую Матвей фактически спас от смерти, стала дергаться, пытаясь освободиться от пут. Ей удалось после некоторых усилий избавиться от веревок, да и то благодаря тому, что не было столба между ними. Веревки упали на брусчатку во дворе.

Матвей повернулся к девице. Лицо ее в синяках, левый глаз заплыл. На голове копна рыжих волос, кожа на лице в веснушках. И что же в ней от ведьмы-то нашли? Милое женское личико, маленькое солнышко. Глаза испуганные. Да и взрослый мужик испугался бы. Сначала обвинили непонятно в чем, судили, приговорили к смерти фактически за цвет волос. Потом побили камнями, успели поджечь. Кожа на коленях местами обожжена, красная, но волдырей не видно. И юбка подпалена, на ней две дыры размером с кулак. А еще видела, причем гораздо лучше, чем Матвей, терзающих людей грифонов. Зрелище жуткое, особенно для молодой девушки. Под конец еще и перенос в другое место и время. Она явно думала, что Матвей – колдун. Проделки с летающими львами, перенос в другой город – его колдовская работа. И если он колдун, то может превратить ее в жабу или камень. У Матвея было преимущество. Во-первых, он находился в родном городе, во-вторых, точно знал, что девушка не колдунья, как и он. Это все Пель с его цифрами, грифонами.

Девушка отошла от первоначального шока, спросила:

– Ты кто?

– Матвей, работаю тут.

И он ткнул в аптеку пальцем.

– Так ты не колдун?

– Как и ты не ведьма.

– Могу я попасть домой, к родителям?

– Читать-считать обучена?

– Нет, я из бедной семьи. Мама – белошвейка, отец работает конюхом у господина.

– На казни были?

– Не знаю, не видела, народу много было. Думаю, были.

Девушка заплакала. Матвей утешать не стал, пусть выплачется, станет легче. У него теперь забота: куда ее деть? И еще, сколько времени он отсутствовал? Наверняка Пель его уволил и взял на его место другого. Узнать бы, какой сейчас год, месяц и число. Из задней двери вышел Павел, работавший в аптеке фармацевтом. Он стоял за прилавком, обслуживал посетителей, а во двор выходил покурить трубочку. Со времен Петра курение не считалось чем-то предосудительным, хотя церковь не одобряла – бесовское занятие. Пель курить в аптеке запрещал. Потому, когда покупателей не было, Павел предавался пороку. Увидев Матвея, удивился:

– Ты что тут делаешь? Сегодня же воскресенье.

По воскресеньям днем в аптеке работали только фармацевты за прилавком, ибо приходили страждущие купить лекарства. Болезни не запретишь беспокоить в выходной.

Еще больше удивил Павла вопрос Матвея:

– А какое сегодня число?

– Двенадцатое сентября.

Неужели все то, что произошло с Матвеем, уложилось в одни сутки? Еще Павла заинтересовала девушка, вернее ее синяки и шишки. Неужто Матвей побил? А прикидывался смирным, скромным. Не зря говорят: в тихом омуте черти водятся. Надо же, тихоня со вторым дном!