— Уважительно. Заботливо. Во всём помогают. Лелеют. Стараются радовать.
— Ты поэтому комплименты разучил? Чтобы меня порадовать?
— Да. А ещё потому, что все говорили о принцессе Гленнвайсской, как об очень умной, красивой и талантливой. Если честно, я, конечно, очень надеялся, но не особо рассчитывал, что Банрий согласится тебя отдать, ты же единственная наследница. Думал, он предложит взамен больше других женщин. Но я рад. Ты и правда особенная. Волосы синие. И проницательная. А ещё с тобой интересно разговаривать.
Такие комплименты хоть меньше отдавали изысканной нежностью, но душу грели куда сильнее. А с королём всё понятно: он не стал торговаться, просто отдал подделку. Дёшево и сердито.
— Мейер, а сколько тебе лет?
— Девятнадцать, — ответил он.
Хорошо, что этот, с позволения сказать, юноша меня держал, иначе я бы сверзилась с конелося самым прозаическим образом. Девятнадцать? Я что, на три года старше?
На девятнадцать он не выглядел никак. Ну то есть даже на очень тяжёлые и трагические девятнадцать не тянул. Я бы дала ему лет двадцать пять, не меньше.
— Но на ваши годы это будет двадцать шесть примерно, — добавил вдруг вилерианец.
Путём простых (ладно, кого я обманываю, долгих и сложных) вычислений я прикинула, что в пересчёте на земные годы мы примерно ровесники, и на этом успокоилась.
— В походы я с четырнадцати хожу. И подошла моя очередь ухаживать за переселенкой, — пояснил он.
— То есть я — переселенка?
— Пока да. А как выйдешь замуж — станешь вилерианкой.
— А какие есть ограничения? Может, нельзя по улице одной ходить? Или одежду нужно закрытую носить?
— Ходи где и когда угодно, никто тебя не обидит. А если что-то случится, то о помощи любого можно попросить, никто не откажет. А одежду жёнам и дочерям самую красивую покупают. Чтобы все могли любоваться и завидовать.
Ясно. То есть жена — это такой жутко ценный статусный трофей, который получают «не только лишь все». Звучит, конечно, как золотая клетка, но хорошо бы собственными глазами на всё посмотреть, потому что Мейер обо всём через свою призму рассказывает, и его восприятие жизни очень сильно отличается от моего.
Но.
Всё не так уж плохо. По крайней мере, избиения и изнасилования мне не грозят. А всё остальное — не так уж и страшно. В конце концов, даже в слове групповуха — шесть согласных.
Я повеселела и спросила:
— А когда у нас обед? Или остановка?
Не то чтобы посещение кустиков остро требовалось, но такая необходимость могла возникнуть довольно скоро, так что лучше подготовиться заранее.
— Через час уже стемнеет. До этого времени мы должны добраться до гостевого дома. У нас забронированы там комнаты. Конечно, не настолько шикарные, как ты привыкла. Но вполне достойные для отдыха.
— Это просто чудесно. Я уже устала.
— Ты неуверенно держишься в седле. Неужели ты не ездила верхом?
Лалисса, может, и ездила. А я — нет.
— Не сложилось. Скажи, а эти животные… — запнулась я, указывая на конелося.
— Эльги, — подсказал Мейер.
— Эльги, — кивнула я. — Они не опасны? Не кусаются, не лягаются?
— Вообще, конечно лягаются и кусаются, но с чужаками. А я тебя одну к эльгу не подпущу, ты же с него упасть можешь и разбиться.
— Мейер, а почему от портала возвращаются верхом? Неужели нет экипажей или дилижансов?
— Не принято, — коротко отрезал вилерианец, и я поняла, что развивать эту тему он не будет.
— Кстати, ты обещал рассказать про Вилерию.
— Так я только и делаю, что про неё рассказываю, — отозвался Мейер. — У нас очень красивый мир, вот увидишь. Я тебе покажу долину водопадов. Это недалеко от нас. А ещё обязательно — столицу, до неё всего два дня на аэростате. Там красивая архитектура. Есть цирки и театры. Вилерианки такое любят.
— У вас есть аэростат? — восхищённо переспросила я. — Но разве на них не опасно путешествовать?
— Нет, что ты. Никто бы не позволил ими пользоваться, если бы они были опасны. Либо поставили бы ограничение только для мужчин.
Я даже обернулась на него.
— То есть женщин не везде пускают?
— Нет, конечно. Только туда, где безопасно.
— Это по этой причине никто в Таланне не видел вилерианок? Вы их не берёте в свои военные набеги! — осенило меня.
— И по этой тоже. Да и вообще, зачем их туда брать? — удивился Мейер, а потом спросил: — Лисса, а что ты любишь? Чем тебе нравится заниматься?
— Люблю читать и готовить, — подумав, сказала я.
— Но готовить — это же обязанность мужчины. Ты же можешь обжечься или порезаться!
Я нахмурилась и повернулась к нему. Нет, такая гиперопека совершенно не прельщает. Может, тут и в руки можно брать только подушку, потому что она мягкая? И вообще желательно из кровати не вылезать. На ней же сначала мужа ублажать, потом детей рожать, а после от старости умирать.
Мейер смотрел на меня с совершенно безмятежным лицом.
— А можно ещё про мужские и женские обязанности поподробнее?
— Ну женщины рожают детей и распоряжаются в доме. А всё остальное делают мужчины и големы.
— Посуду моют и готовят мужчины?
— Ну да, это же мужские обязанности, — с готовностью кивнул Мейер.
Внезапно.
А ведь если так подумать, то хороший мир Вилерия. Даже прямо-таки замечательный. Нет, серьёзно, я уже немножечко влюбилась за одну только подобную концепцию.
— А женские — только детей рожать?
— Да. Ещё быть красивой и счастливой. Ну и если девочка родится, то помогать её учить и растить. А мальчиков отец обычно сам воспитывает.
Я так сильно развернулась к Мейеру, что аж хрустнуло в спине. Он мне врёт? Не может же быть так… хорошо? А что если он вводит в заблуждение? А после свадьбы — кромешный ад и хороводы чертей?
После того, как со мной обошлась Лалисса, верить кому-либо было бы просто глупо. Но сказка получалась красивая, и я решила слушать Мейера, как аудиокнигу: наслаждаться звуками приятного голоса и восторгаться авторской задумкой.
— Расскажи о себе, — попросила я, разглядывая его.
— Мой отец — брат главы клана Дарлегур. У нас обширные земли к северу от столицы. У меня семь братьев. В основном младших. Старший только один. Он уже женат.
— А сёстры есть?
— Нет. Если бы! Нам последние поколения на девочек как-то не везёт, среди двоюродных сестёр тоже нет.
— А у меня три младшие сестры, представляешь? — улыбнулась я.
— Разве? Я думал, что у Банрийя только одна дочь, — нахмурился Мейер.
— Не родных, разумеется, — спохватилась я.
Вот не быть мне шпионкой, и канцлер меня тоже сразу раскусил. Какое-то время мы молчали. Я огляделась. На многих эльгах велись беседы, и порой даже раздавался мелодичный женский смех. Большинство девушек уже не выглядели несчастными, а некоторые улыбались, глядя на своих спутников. Подумалось, что дилижансы вилерианцы нарочно не использовали — как в них обеспечить такой плотный контакт? А так — трусишь сверзиться с конелося, держишься за своего вилерианца, а он тебе в это время в уши льёт комплименты и заверения о том, что всю жизнь будет мыть посуду.
«Женщины любят ушами, потому что у них нет ни сердца, ни мозгов», — как-то сказал папа. Хорошо, что мама не слышала, а то наподдала бы ему хорошенечко.
— А ты чем любишь заниматься? — задала я вопрос после долгой паузы.
— Хочу вникнуть в производство стекла. У нашей семьи есть две стекольные фабрики. Но я был занят в походах. Редко когда подолгу оставался дома. А два года назад начал строительство своего поместья. Чтобы привести туда жену. И времени совсем не оставалось. Хотя это и интересно.
— Что именно? Строительство или фабрика?
— Знаешь, и то и другое. Везде много нюансов. Нужно вникать. Читать по теме. А мне никогда времени не хватало.
Контуженный ты ёж, я что, Мейера пожалеть теперь должна, что он, бедолага, утомился ходить по разным мирам баб воровать и мирное население кошмарить? С другой стороны, а что им ещё делать? Молодому здоровому мужику хочется иметь… пару (скажем вежливо). Те, кому пара не досталась, идут в поход. Логично? Вполне. Судя по тому, что военную стезю Мейер хочет поскорее бросить, не от хорошей жизни он её избрал.