— Ты умрёшь, если не назовёшь имя. Твоё упрямство просто абсурдно. Ты разрушила будущее Мейера, растоптала его имя и унизила всю нашу семью. Но я отдам тебя тому подонку, с которым ты спуталась. Иначе ты не выживешь!

Кона Дарлегур нервно тряхнула короткой копной ярко-бордовых волос и поджала губы, стискивая изящную металлическую ручку. Кувшин случайно задел боком о решётку, и раздался неприятный лязг.

— Когда вернётся Мейер? — заплетающимся языком спросила я. — Я всё ему об-бъясню… Я никогда не изменяла… Я бы не с-смогла… Я его люблю…

Хотела добавить, что она не должна так со мной обращаться, но зашлась в новом приступе удушающего кашля.

— Не смей говорить, что ты его любишь! — окончательно вышла из себя кона Дарлегур. — К моменту, когда он вернётся, ты будешь уже мертва. Если не назовёшь имя! Твоё упрямство будет стоить тебе жизни. Нет смысла цепляться за Мейера, он никогда не простит предательство! У тебя есть последний шанс! Имя! Назови имя!

Крик несостоявшейся свекрови гулким эхом пронёсся по практически пустой темнице. Я была здесь единственной пленницей и сжалась на деревянных нарах, обнимая ноги руками. Как же холодно! Обессиленно уткнулась лбом в колени и хрипло вздохнула. В лёгких клокотало, и меня снова скрутило в иссушающем кашле. Жар туманил голову, и правильные слова никак не шли на ум.

— Нет имени. Мне нужен целитель. Пожалуйста…

— Идиотка! Решила загнуться от лихорадки? — зло процедила кона Ирэна. — А впрочем… так будет даже лучше! Меньше позора. Тогда о твоей измене никто не узнает. Да… Так будет даже лучше! Изначально я хотела прикрыть Эла, но если разобраться, твоя смерть нам на руку в любом случае. Мейер меня поймёт. В конце концов, кто ему виноват, он сам притащил в дом шлюху, а потом уехал. Я сделала всё, что могла. Да. Ему будет больно, но это пройдёт. Мы выставим всё так, будто это трагическая случайность. Никто ничего не узнает. Тот, кто бросил тебя, будет молчать из страха наказания. А Мейер… Мейеру придётся нелегко, но какие его годы. Тем более в текущем статусе дослужиться до другой пары ему будет гораздо проще, чем начинать с нуля. Всё образуется. А ты за свою измену умрёшь. Так будет правильно.

Я подняла на собеседницу мутный взгляд и хрипло попросила:

— Дайте хотя бы воды…

— Воды? — ядовито переспросила кона Дарлегур. — Держи!

Она просунула кувшин сквозь решётку камеры и разжала пальцы. Он упал и противно зазвенел, катясь по неровному каменному полу. Вожделенная жидкость расплескалась, образовав лужу в середине. Я в ступоре смотрела, как отражается в воде тусклый свет единственного фонаря, висящего в коридоре.

Раздались удаляющиеся шаги коны Дарлегур. Лязгнула дверь. Стало тихо.

Я сжалась в комок, не понимая… почему?

Почему меня обвиняют в измене, которой не было, почему мне так плохо, почему никто не позовёт лекаря? И чем я заболела? Местным сифилисом? Иначе какая связь между любовником и лихорадкой?

И мог ли кто-то заразить меня нарочно?

Нужно выжить. Выжить ради того, чтобы рассказать Мейеру свою часть правды и убедить, что я не изменяла. Выжить ради того, чтобы сказать, что я его люблю и никогда не причинила бы ему такую боль. Или хотя бы ради того, чтобы выяснить, кто именно меня так подставил… и отомстить.

Но жажда и жар отбирали последние силы… и наконец от меня не осталось ничего.