На проходной «Дельтафлекса» меня облачают в белый халат и выдают невысокого грузного мужчину в сопровождение. Мужчина оказывается главным технологом производства, его зовут Константин, и судя по отдельно брошенным фразам, финская краска его более чем устраивает. А вот мое появление с ведром нежеланных инноваций – нет.

– Ничего против лично вас не имею, – добродушно сетует он. – Но я на производстве давно и краски много всякой повидал. Нашим изобретателям до Европы, как до Пекина раком.

Не люблю я предвзятое отношение и консервативность. Они тормозят прогресс, а на производстве это непросительно.

– Мне и вас жалко, – Константин плавно переходит с кнута на пряник. – Сегодня суббота, а вам наверняка дома с мужем хочется побыть, – тут он косится на мой безымянный палец. – Вы, кстати, замужем?

– Уже много лет в разводе. Поэтому предлагаю закончить оплакивать мой потерянный выходной и пройти к печатному станку.

Константин что-то недовольно бормочет себе под нос и начинает идти быстрее. Вот и славно. Я еще не теряю надежду в свою разведенную субботу покататься на велосипедах с дочерью.

По пути к огромной печатной махине у меня есть возможность оглядеться. Несмотря на консерватизм главного технолога, в остальном предприятие выглядит прогрессивно: кругом царит стерильная чистота, каждый сотрудник занят своим делом, и все как один носят спецодежду. А еще они с любопытством на меня косятся, что впрочем, не удивительно. Я здесь единственная женщина.

– Дима, останови станок, – с явной неохотой произносит Константин. – Краску будем очередную пробовать.

Парнишка в форменной кепке тянется к знакомому ведру, и неожиданно застывает. Застывает и Константин, а в воздухе, пахнущем растворителем, повисает гробовая тишина.

– Что застыли, холопы? – знакомый грубый голос эхом разносится по производственным стенам. – Соскучились по барину? Рассказывайте, как докатились до жизни такой.

Я чувствую себя героиней фантастического фильма, где участники происходящих событий утратили способность шевелиться. Все, кроме меня. Я оборачиваюсь и встречаюсь лицом с магнатом-грубияном, который сверлит меня глазами. Одет Жданов в строгий костюм и даже халат не накинул. Это он зря. Краску с его дорогих брюк не уберет даже итальянская химчистка. Будет жаль. Симпатичные брюки, и сидят на нем хорошо.

– Добрый день, Игорь Вячеславович. Не ожидала вас здесь увидеть.

Грубиян щурится.

– А ты думала, я способен только штаны в директорском кресле протирать?

Ничего такого я не думала. Просто удивилась, что человек, чье состояние исчисляется десятизначными числами, приехал в субботнее утро на производство, находящееся за пределами МКАДа.

Тяжелый серый взгляд оценивающе пробегается по моему халату, и падает на замершего Константина.

– Что ты рыбой прикидываешься, Костя? Я вопрос задал. До жизни, спрашиваю, такой как докатился?

– Так ведь это… тестируем, Игорь Вячеславович, – начинает заискивающе тараторить Константин. – Я вопросом истираемости давно занимаюсь. Вот может с новыми образцами результат будет… С инженером с молокозавода на связи двадцать четыре часа… Тестовую пленку ему отдадим… Как раз с Любовью Владимировной обсуждали что и как.

И этот тоже потеет. Со Ждановым никаких бумажных платков не напасешься. Одного не пойму. Он какое отношение к производству имеет? Я думала, что приехала к его клиентам.

– Ты бы на собраниях так блеял, а не когда начальство к тебе в гости пожаловало. Чего глазами по полу возишь, Костя? Какого хера я о проблемах с краской от человека в юбке узнаю? Тебе зад свой сморщенный из тепла лень выдирать? Так я тебе помогу. Пойдешь вместо вон того задохлика валы пидорить. А на твое место я посажу того, у кого мозги и совесть жиром не заплыли. Как тебе такой расклад, уважаемый главный технолог?

Константин бледнеет, багровеет и, кажется, на моих глазах начинает терять килограммы.

– Исправлюсь, Игорь Вячеславович. Отчет предоставлю.

– Отчет он, блядь, мне предоставит. Чего ты потеешь? Работать начинай. Зря что ли я в свой выходной сюда приперся. А остальные чего вылупились? Тоже женщину-инженера не видели? Я и сам сначала не поверил. Оказалось, и такое бывает.

Все-таки он ужасный хам. А ведь он почти начал мне нравиться.

– Не знала, что «Дельтафлекс» принадлежит вам, – говорю, когда я и Жданов покидаем печатный цех и выходим на воздух. Хорошо все же, что я каблуки не надела – два часа суеты Константина на них выдержать было бы куда сложнее.

– А чего бы ему не принадлежать, – ворчливо откликается полиграфический магнат. – Я процесс печати «от и до» знаю, расходниками всю Россию снабжаю, печатный станок с толпой работяг позволить себе могу. Только недалекие идиоты на мешках с деньгами сидят. Деньги – это бумажки. Их надо вкладывать.

В инвестициях я не сильна в силу инженерского заработка: на недостаток средств к существованию мне жаловаться грех, но и счетами в оффшорах прихвастнуть не могу. Поэтому я лишь скромно киваю.

Вообще, поездку сюда можно считать плодотворной: если поначалу меня одолевало стойкое подозрение, что тестовая пленка отправится в урну, едва я выйду за порог цеха, то с появлением Жданова стало ясно, что этого не случится. Я по-прежнему считаю его невыносимым грубияном, но не могу не признать, что руководитель он неравнодушный и толковый.

– Значит, по поводу результатов тестов созваниваться с вашим менеджером по качеству? – уточняю я, поравнявшись со своей чистенькой Фиестой.

Жданов оценивающе пробегается глазами по красному капоту и что-то бормочет себе под нос. Кажется, он сказал: «И все-таки инженерка». Ох. Это он, кажется, тот случай с парковкой мне припоминает.

– До города сама доберешься? – скептически оглядев мое лицо, серый взгляд на долю секунды спускается к шее.

Это я покраснеть, что ли, собираюсь? Такое мне давно не по статусу.

– Ну я ведь сюда как-то добралась, – отвечаю с достоинством. – Не знаю, чем вызван ваш закоренелый шовинизм, но уверяю, что большинство женщин гораздо умнее, чем вы о них думаете.

Ответом мне становится скептическое хмыканье и снисходительный взгляд. Ой, ну что я, доказывать ему что-то хочу? Пусть этот упрямый высокомерный человек остается при своем мнении.

– Всего вам доброго, Игорь Вячеславович. Приятных выходных, – с этими словами я щелкаю кнопкой на сигнализации, но характерного щелчка открывающихся дверей почему-то не раздается.

Я трясу брелком, надеясь вдохнуть жизнь в очевидно севшие батарейки, пробую снова, но и ничего не происходит. Так, стоп. Батарейки я меняла две недели назад.

– Ты фары выключила, умная женщина? – раздается гарканье мне в затылок.

Я заглядываю в водительское окно, и впервые за долгие годы действительно начинаю краснеть, даже несмотря на то, что оно мне не по статусу. Рычажок на панели действительно повернут в положении дневного света. Да как же так?

Позабыв о почетном уровне своего IQ, я начинаю судорожно дергать ручку. Никогда такого со мной не было. И Жданов стоит рядом, как назло.

– По-инженерски ты с севшим аккумулятором разбираешься, Люба. По колесу попинай – тоже, говорят, действенный метод.

– Ой, да перестаньте вы уже скабрезничать, – не выдерживаю я. – Вам наверняка ехать пора, а я уж как-нибудь разберусь.

О нечаянной вспышке эмоциональности я моментально жалею – все-таки на кону потенциальное сотрудничество, но Жданова, как оказалось, этим не задеть.

– Да я не тороплюсь никуда. Очень интересно взглянуть, как Кулибин в юбке разбираться будет.

Я поверженно вздыхаю. Ну что за день? Хотела ведь на велосипедах с дочерью кататься.

– Провода у тебя есть? Прикурить?

Я мотаю головой. Нет у меня. Необходимости никогда в них не было.

– И у Михаила нет, – раздраженно вздыхает Жданов. – В двадцать первом веке у машины фары сами гаснут.

– Да вы просто…

– Хватит возмущаться, инженер Люба. Того и гляди от натуги рубашка на груди лопнет. А если лопнет, то ты еще ненароком разревешься. За мной иди. Только чтобы без лишней болтовни.