— Уходи, Арвир. Слово твое тебе возвращаю. Дары свадебные тоже. Женой я тебе не стану.

Видела, как краска заливает его лоб и скулы, а рот злой змеей усмешка кривит.

— Хорошо подумала?

— Хорошо, Арвир. Я вчера у Старшего Костра все увидела, что надобно. Добрым мужем ты мне не станешь.

Дернул плечом, фыркнул.

— Смотри, Алана, ты-то передумаешь, а я — нет, — сквозь зубы произнес. — Просидишь в девках до седых волос, а там уж никому не нужна будешь. Не поглядят, что дочь самого старосты.

— Ты за мое будущее не волнуйся, Арвир. Оно тебя больше печалить не должно.

— Пожалеешь еще. Ой, как пожалеешь. Представляю — аж страх берет, — покачал головой. — Я-то женюсь, благо, в девицах нехватки нет, а вот ты счастье свое сама оттолкнула, собственными руками. А все почему? Из-за девки безродной. Из-за нее одинокой и останешься. Без мужа, без детей, без своего очага.

— Лучше уж одной, чем с тобой у одного очага до конца жизни, — ответила. Думала, больно будет, а как сказала, поняла, что будто каменная глыба с души упала.

* * *

Арвир на Алану смотрел и поверить не мог, что она такие речи завела. Это Алана-то! Которая никогда ему и слова поперек не могла вымолвить. Эх, зря он ее вчера на Ночь Костров силком не потащил. Правду говорят: стоит девку одну оставить, такого понадумает, аж боги ужаснутся.

По упрямо вскинутому подбородку Аланы понял, что сейчас и впрямь лучше уйти.

— Тьфу, дура! — сплюнул в сердцах, прихватил со стола шкатулку со свадебными дарами и вышел из светелки.

На лестнице Арвир Деяна встретил. Тот улыбался, будто после долгой разлуки. Старый пень.

— Арвир, сынок, куда ж торопишься? Я медовухи распорядился подать, посидим, про свадьбу поговорим, а то ведь…

Арвир не ответил, плечом его оттеснил и дальше по лестнице понесся.

— Да что с тобой, Арвир? — неслось вслед растерянное.

— У своей дуры-дочери спроси! — рявкнул ювелир и выскочил из дома старосты.

* * *

В своей светелке Алана подняла с пола рубаху, которую для Арвира к свадьбе вышивала. Прижала к груди на миг, слушая, не отзовется ли сердце, не екнет ли что. Нет. Теперь молчало сердце. Саднило только где-то глубоко внутри, так еще бывает, когда старую рану случайно заденешь. Но да то быстро пройдет.

Провела пальцами по вышивке на рубахе. С ней сразу не задалось, хотя вышивать Алана любила и делала это умело, а тут то нитку порвет, то стежков кривых наляпает, а то и вовсе палец иглой уколет да ткань беленую перепачкает.

Вскинула голову, когда скрип лестницы заслышала, а вслед за тем и гулкий голос батюшки:

— Дочка, ну-ка объяснись: это почему Арвир со своими дарами свадебными ушел?

Алана только губы упрямо сжала и поспешно распахнула окно.

* * *

Снаружи Арвир услышал, как ставня наверху скрипнула. Вскинул голову, увидел, что в светелке Аланы. Самодовольно усмехнулся. Передумала. Он и не сомневался. Ну уж он Алану проучит, заставит переживать. Она у него попляшет, да так, что Алый Танец шуткой покажется! Чтоб урок выучила, как перед женихом своим нос задирать. Чтоб запомнила, как с ним, будущим мужем, обходиться следу…

Додумать не успел, как мелькнули ее руки, а потом сверху вспорхнуло что-то светлое, будто крылья расправились, только не полетело, а ему под ноги упало. Рубаха. Та, которую Алана вышивала. Дар ему свадебный. Злость разобрала, когда увидел, что вышивка не закончена, а та, что есть, и вовсе вкривь да вкось идет.

Сверху хлопнули ставни. Арвир поддал рубаху ногой и направил стопы к своему дому.

— Пожалеешь еще, Алана, крепко пожалеешь, когда я над хозяином вулкана верх возьму, — зло цедил слова. — Вот тогда поглядим, как ты нос от героя воротить станешь!

Глава 22

Огневик из очага выбрался, побродил по непривычно пустой кухоньке, тяжко повздыхал и затопал по лестнице. Уж четвертые сутки пошли, как девица с хозяином вулкана не разговаривала и не готовила. Сидела в своих покоях, гуляла по саду, а вечерами ходила на огни селения родного смотреть. Огневик тогда с ней спускался.

Знал дух, что хозяин вулкана сделал. Знал он также и что девица сделала. Той же ночью все ему рассказала, когда в кузне хозяина погром учинила. Огневик только головой качал, наблюдая, как она по спаленке своей мечется да хозяина вулкана на разные лады недобрыми словами поминает. Огневик, однако ж, с выводами не торопился. Ведомо ему было, что ничего запросто так хозяин вулкана не делает. Только вот мысли свои он при себе держать привык.

— Э-хе-хех, — протяжно вздохнул дух, когда припомнил, как девица хозяина вулкана называла поджигателем подлым, а потом и вовсе духу велела оставить ее.

Пробовал Огневик и с хозяином вулкана разговор завести, да только все еще хуже вышло. Хозяин вулкана в кузне своей пытался порядок какой-никакой навести и в ответ на слова духа, что «Помириться бы, того-самого, надобно», буркнул что-то про упертых девиц, Огневика из кузни выставил и заперся там. Дух его и не видел почти, слышал только, как день и ночь молот стучал.

А Огневик места себе не находил, размышляя, как бы этих двоих примирить. Да только упрямы были оба и мириться никак не желали. А ему, духу, что делать? А еще праздник этот скоро, подготовить все надобно… Соберутся духи да охранители. И навряд ли хозяин вулкана им сообщить успел, что супруга-то его жива-живехонька.

Вот уж госпожа Метелица такому точно не обрадуется. Тут Огневик не сдержался, потер морковные ладоши и довольно затрещал. А ежели… От задумки такой аж самому жарко стало. Мысль одна ему пришла в огненную голову, обжилась там и теперь требовала, чтоб он скорее мысль эту девице отнес и передал.

А охранительнице снегов этой так и надо! Огневик кулаком погрозил в воздухе. Госпожу Метелицу он не жаловал. Дух, однако ж, тут же замер, едва подумал, какие искры — ледяные да огненные — полетят, когда с супругой хозяина вулкана сойдутся. Отчего-то не сомневался, что так и будет.

Хозяин-то после случившегося в кузне все одно позабыл о письме, что госпожа Метелица прислала. И решение его охранительницу снегов на праздник не пускать забыто. Прилетит, как есть прилетит. В ворохе ледяных игл и студеного ветра. Выходит, девицу подготовить к этой встрече надобно. Хозяин-то вулкана навряд ли сподобится.

— Э-хе-хех, и далась ей эта булочная… Все одно вернуться-то нельзя, — забормотал, снова о насущном вспомнив. — А он тоже хорош. Нет чтоб сказать, мол, случайно так вышло, да куда там! Что ж делать-то, того-самого…

Перекинулись мысли духа на ту, другую, что жива после ночи у Изначального Огня осталась. Та никогда с хозяином вулкана не спорила. Смотрела только с любовью да ласковым голосом разговаривала. Их-то огонь сразу подружился да ровно горел. А эти двое — Редрик да Лисса — будто меряются, у кого огня больше, да так, что искры танцуют. А духу, видит Изначальный Огонь, искр и своих хватало.

Хозяйку он в саду яблоневом нашел. Цветы почти уж облетели, и только листья друг дружку на ветру оглаживали. Девица на скамье сидела, грелась, подставив лицо ярким лучам.

— Здрав будь, Огневик, — чуть улыбнулась, приметив духа.

— Хлеб-то печь сегодня будем? — спросил, как и каждое утро, но уж без особой на то надежды. Согласен был с хозяином вулкана: упертая девица попалась. Вот и сейчас привычно губы сжала в линию и головой коротко мотнула. Солнышко из улыбки ее вмиг исчезло.

— Так ведь печи-то что простаивать… Снедь, опять же, свежее не становится, выбрасывать жалко, — попытался дух схитрить.

Каждый день выдумывал новые причины девицу на кухоньку вернуть, да только она слово держала. Сказала, что печь не будет больше, и не пекла. И в яблоневом саду больше хозяина вулкана не потчевала. Крепко на него обиделась.

— К подножию горы снесем, как стемнеет. А ты уж в селение сходишь да у сиротского дома оставишь?