Сбегаю оттуда под шумок, они настолько заняты спором, что этого даже не заметят. Переодеваюсь в рабочую одежду и спускаюсь в класс. Занятие провожу без энтузиазма. Мысли нон-стопом. И все как одна о том, что мне дальше делать.

Денег кот наплакал. Даже комнату не снять. Долго размышляю на тему денег и решаюсь после обеда сходить к директрисе. Бегло объясняю ситуацию. Прошу аванс пораньше. Она долго и пристально на меня смотрит, но соглашается. Подмечает, что работаю я хорошо, беру дополнительные занятия, если нужно, подменяю девчонок. Стало быть, заслужила немного лояльности.

Остаток дня, между уроками, сижу на сайтах, где сдают жилье. Нахожу комнату в часе езды от работы, но по приемлемой для меня цене. Сдают без риелтора, а это значит, что, кроме как хозяйке, никому никаких дополнительных денег платить не потребуется. Договариваемся на просмотр в восемь вечера.

Когда приезжаю, понимаю, что на фото в интернете все выглядело куда приличнее. Но времени искать что-то получше нет. Стеснять Симу я не хочу. Поэтому соглашаюсь уж на то, что есть.

Отдаю деньги, подписываю договор и остаюсь одна. За стеной у соседей грохочет музыка. Зажимаю виски пальцами и падаю на кровать.

Все мои вещи остались в квартире Ершова. Как их оттуда забрать, чтобы не столкнуться с ним или его мамашей, понятия не имею.

Ключи у меня есть, но Вера Кирилловна почти сутками дома сидит. Изредка выбирается к соседке посплетничать. Если я приеду, она сразу позвонит Лёше. Он приедет, будет скандал…

В желудке ноет. Продуктов нет. Идти в магазин сложно чисто физически. Головокружения накатывают сегодня весь день. Это убивает.

Гашу свет и, свернувшись на постели клубочком, долго скулю в подушку, пока не засыпаю.

Просыпаюсь в пять утра от громкой музыки. Когда умываюсь в ванной, вижу, как по полу проносится жирный таракан. Какое-то время стою не шевелясь и рассматриваю себя в зеркало. Когда же моя жизнь повернула не туда?

Всю неделю живу в графике работа – дом. Иногда продуктовый.

Беру парочку дополнительных занятий, чтобы хоть немного увеличить зарплату.

Лёша все эти дни пишет мне гадкие сообщения, звонит с разных номеров. Оскорбляет. Несколько раз приезжает ко мне на работу, устраивает скандалы. Меня спасает только то, что рядом постоянно находится кто-то из девчонок.

В субботу прошу Симу поехать со мной, чтобы забрать вещи. Она соглашается, мы вывозим два чемодана моего шмотья и все время, пока их складываем, слушаем адресованный мне отборный мат свекрови. Она грозится вызвать полицию, написать заявление о воровстве и несет еще кучу всякой чуши.

Конечно же, звонит Лёше, тот приезжает, когда мы с Симой стоим в ожидании лифта. На площадке и сталкиваемся.

– Барахло решила свое забрать, которое на мои деньги было куплено?

Я начинаю нервничать. Хочется оставить все эти чемоданы ему. Пусть подавится. Но Симка затаскивает их в лифт, игнорируя Лёшины слова.

– Так и будешь как овца на меня пялиться? Может, что-нибудь скажешь, дорогая? Например, как тебе все эти годы хорошо на всем готовеньком жилось, а? – снова хватает меня за руку. В том же самом месте. Всхлипываю.

Симка со всей силы толкает Ершова и грозит ему прокуратурой, если он меня еще хоть пальцем тронет.

– Спасибо, – бормочу уже в лифте. – Я так растерялась, так испугалась, что… Боже, просто в ступор впала. Спасибо, что ты поехала со мной.

– Обращайся. Я этому козлу спуска не дам.

Улыбаюсь.

А уже через неделю Лёша приезжает ко мне на работу с букетом роз и встает на колени прямо посреди улицы, вымаливая прощение.

– Алинка, я такой дурак, – Лёша целует мои руки, – прости, родная. Не знаю, что на меня нашло. Не знаю.

– Встань, – оглядываюсь по сторонам, на нас все смотрят. Все, кто проходят мимо, пялятся во все глаза.

Хочется сквозь землю провалиться. К ненависти примешивается отвращение.

– Не встану, пока не скажешь, что простила. Не встану, сутки так стоять буду, слышишь? Алинка, – снова зацеловывает тыльные стороны моих ладоней, которые я не могу вырвать из его хватки. – Я без тебя не могу. Прихожу домой, а тебя нет. Волком выть хочется. Девочка моя. Я такой дурак. Не ценил. Не ценил, родная. Прости, все что хочешь для тебя сделаю, все, что только попросишь.

– Встань, пожалуйста, хватит, – дрожу. Зубы стучат от нервов.

Мне стыдно до ужаса. Но Лёша не слышит. Продолжает умолять меня вернуться, клянется, что никогда такого больше не повторится.

Эти слова разнятся с теми, что он говорил в ресторане, как и его поведение. Там он смотрел на меня как на букашку, теперь же прикидывается букашкой сам.

– Только тебя люблю, Алинка, только тебя. Всегда любил. Нам же хорошо вместе было. Помнишь? Ты помнишь? Они все ничего не значили. Слышишь? Никогда. Только ты. Я дурак, повелся на красивую картинку. Идиот.

Муж обхватывает мои бедра, тычется носом мне в живот, полностью лишая возможности двигаться.

Держит стальным хватом, продолжая умолять его простить.

Ярко-красные розы валяются на выпавшем ночью снегу. Смотрю на тугие бутоны, и в глазах от них рябит. Я их с собой ассоциирую, мне вот так же холодно и одиноко, как этим цветам. Меня вот так же кинули на землю, а потом еще и потоптались сверху грязными ботинками.

– Прекрати это все, Лёш. Я не вернусь. Не вернусь.

Лёша отрывает колени от земли. Выпрямляется. Ловит мои щеки ладонями, чуть надавливает. Целует в губы, вызывая во мне жуткое чувство тошноты.

– Хорошо. Хорошо. Я уеду. Но не оставлю тебя. Слышишь? Ни за что. Землю жрать буду, но вымолю твое прощение. Слышишь?

Киваю, потому что просто хочу от него отвязаться. Часто киваю и делаю несколько шагов назад. Быстро несусь по ступенькам здания нашего центра и, только оказавшись внутри, чувствую себя более защищенной.

В окно подглядываю за тем, как Ершов отряхивает брюки с легким раздражением, садится в машину и уезжает.

Но на этом ничего не заканчивается. Ночью он ломится в дверь квартиры, где я снимаю комнату, кричит, что любит, просит, чтобы открыла.

Как он узнал, где я живу? Проследил? Кто-то из коллег подсказал? Сердобольная Маргарита, что топит за сохранение семьи, вполне могла, она видела, где я живу, когда Сима подвозила ее, меня и Алю до дома.

Соседей нет, поэтому я сижу на коврике у входной двери внутри квартиры и реву взахлеб.

Когда все это закончится? Не понимаю. Просто не понимаю.

Кажется, этот ад будет в моей жизни всегда. Все ведь снова повторяется, Лёша ведет себя, как в первый год наших отношений. Заваливает подарками и вниманием, клянется в любви, только кому теперь все это нужно?

Иногда меня посещают мысли, что, возможно, я рублю с плеча и совершаю, возможно, самый неверный поступок в жизни…

Лёша трезвонит в звонок около получаса, барабанит по двери и уходит, когда соседка грозит вызвать участкового.

Когда утром иду на работу, обнаруживаю на площадке пять корзин с цветами. Розы, пионы, тюльпаны, маргаритки и декоративные подсолнухи. Домой, конечно, ничего из этого не забираю. Забегая в автобус, чувствую, что мой правый ботинок издает чавкающие звуки. Уже на сиденье рассматриваю масштаб бедствия. Ботинки просят каши. Приходится вернуться и надеть зимние, потому что на демисезон у меня есть еще ботильоны на каблуке с жутко неудобной колодкой. Лёша настоял, чтобы я их купила, якобы женственные, но я их всего раз надела.

В зимних, конечно, еще жарковато, но выбора особо нет. Тратиться сейчас на обувь я не могу. Скоро платить за комнату.

На выходных занимаюсь уборкой, драю полы, туалет, почти два часа болтаю с мамой по телефону и вздрагиваю от каждого шороха. Боюсь, что Лёша снова приедет, особенно на фоне того, что я подала на развод. К счастью, выходные проходят спокойно. Я даже высыпаюсь, кажется, впервые за три недели этого ужаса.

Утром понедельника снова выпадает снег, который за выходные успел растаять. Радуюсь белым хлопьям, как в детстве, и чувствую себя так же. Маленькой девочкой, у которой вся жизнь впереди, а в преддверии Нового года обязательно случится чудо.