В апреле 1606 года Марина Мнишек и ее семья торжественно въехали в Московское царство в роскошной большой карете, обтянутой красным сукном с серебряной оковкой, украшенной царскими гербами и запряженной двенадцатью белыми лошадьми. Внутри кареты была соболиная обивка, а рядом сидел симпатичный арапчонок, держа на золотой цепочке обезьянку, – настоящая диковинка!
Новая прислуга встречала свою царицу в платьях из золотой парчи. Как и в день бракосочетания, Марина была одета в белое атласное платье и с диадемой на голове. Ее сопровождала огромная свита – по разным данным, от 500 до 2400 человек, среди которых были поляки и литовцы. В свите были и торговцы, увидевшие в большой процессии и свою выгоду. Марина с предвкушением выглядывала в окно кареты. Столько людей! Десятки тысяч жителей хотели лично хоть краем глаза увидеть новую царицу.
По прибытии в Москву Марина до бракосочетания жила в Вознесенском монастыре у царицы-матери Марфы. Там же ее приветствовал и Лжедмитрий, который, по рассказам современников, «płakał jak bóbr» («плакал как бобр», то есть очень сильно плакал).
С тех пор и по сей день поляки часто что-то сравнивают именно с животными. Что касается выражения «плакать как бобр», то на бобра издавна охотились не только из-за питательного мяса, но также, из-за ценного меха и даже железистого секрета (так называемый «костюм бобра»), что в средневековье считали лекарством от разных болезней. Даже во времена Болеслава Храброго на бобров могли охотиться лишь избранные. Но выражение «плакать как бобр» пошло из-за басни Эзопа, в котором охотники охотились на яички бобра. Однако, когда охотники настигли бобра, то животное откусило и бросило охотникам свои яички, дабы не лишиться жизни. Мораль басни, что не следует жалеть драгоценностей ради жизни и здоровья. Но, как бы то ни было, бобру все равно было жаль расстаться с сокровенным, оттуда пошло выражение «плакать как бобр».
Восьмого (18) мая 1606 года было совершено бракосочетание уже с участием Лжедмитрия, а также коронация Марины. Царь был одет в красное одеяние, украшенное жемчугом и драгоценными камнями. На красной мягкой подушке несли заветную корону, скипетр и золотое державное яблоко. Кстати, традиция державного яблока пришла в Россию именно из Польши.
Марина была одета в красное бархатное платье с широкими рукавами, украшенное рубинами и бриллиантами. В ее волосы снова вплели нити жемчуга. Она была в окружении придворных дам, ее вела жена князя Федора Мстиславского и будущая жена Василия Шуйского Прасковья Ивановна Нагая. Марина была красива и держалась очень величественно, однако была худощава, что сразу отметили придворные, считавшие дородность женщины хорошим условием для деторождения.
На коронации русские были разочарованы просьбой поляков принести стулья, так как трехчасовая церемония стоя оказалась для них в тягость. На самом деле церемонию сделали относительно короткой, по первоначальному плану она должна была длиться семь часов. И все православные терпеливо стояли.
После коронации Марина получила титул: Великая Государыня, царица Мария Юрьевна. В знак своей верности бояре целовали руку царицы, правда, через платок. Обычаи того времени не позволяли посторонним мужчинам прикасаться к женщинам, в особенности – к царицам.
После свадьбы и коронации состоялась торжественная консумация брака. Новоявленная царица вошла в спальню мужа в присутствии бояр. Ее уложили на супружеское ложе две женщины. Следом в комнату вошел Дмитрий и лег рядом с супругой. Подтверждение брака имело политическое значение.
Марина Мнишек, дочь обычного польского воеводы, стала первой в России коронованной царицей. До тех пор было не принято короновать жен московских царей.
Свадебное торжество устроили очень пышным, хотя поляки оказались не в восторге от местной еды – в Польше большой популярностью пользовались специи, и русская еда казалась им пресной. Пиры, музыка, веселье и игры должны были продлиться до конца мая. Марина развлекалась. Она резво танцевала с царем по-гусарски, не обращая внимания на неодобрительные взгляды бояр и подданных. Да еще и эти самодовольные поляки, пьяные и наглые, вели себя с москвичами неподобающе и хвастались тем, что в качестве царицы у них польская пани.
Марина и ее отец упивались своим триумфом. Они и не заметили, что настроение подданных – не сиюминутный порыв. Сторонники Василия Шуйского готовили восстание. Сперва нашептывали боярам и народу, что новый царь и царица полностью подвержены влиянию поляков, которые хотят навязать русскому народу свою религию. Якобы царь и святые иконы не целовал, и занимается колдовством, а царица носит иностранную одежду и ест иностранную еду, совсем не следуя русским обычаям! Марина Мнишек не заплетала косы, как это делали московские женщины, и носила европейские наряды. Для русского народа она была чужестранкой, не желавшей перенять местные привычки и традиции.
Проводя пять дней в Вознесенском монастыре, Марина Мнишек слушала рассказы старицы Марфы о местных традициях и обычаях. Молодая царица была удивлена аскетичностью местных жителей. И ей был дан шанс следовать обычаям русского народа, какими бы странными они ей ни показались.
Что касается католицизма, то Лжедмитрий не собирался вводить его на Руси, несмотря на обещание Сигизмунду III. Лжедмитрий был царем ненастоящим, но все же провел в стране несколько реформ, увеличил жалование служивым людям, хотел наладить политические отношения с Европой и пытался облегчить жизнь крепостным. Он не ложился на послеобеденный сон, а любил прогуливаться по городу, заходил в мастерские и беседовал с ремесленниками. Перестал преследовать скоморохов, разрешил игры в шахматы и карты, пляски и песни. Вместо боярской думы хотел создать Сенат, куда бы отбирались люди не по родовитости, а лишь по личным качествам. Планировал создать в России первый университет. Хотел создать антитурецкую коалицию, в которую бы входила Россия с Польшей, Франция и Германия.
Впрочем, в тот момент Польша и Россия действительно могли бы по-настоящему сблизиться. Историк Наталия Эйльбарт писала, что возникла бы мощная славянская империя, которой не могли бы противостоять ни мусульманский Восток, ни Габсбурги, не говоря уже о Швеции.
При царском дворе нарастало беспокойство. Лжедмитрий и Марина Мнишек это игнорировали. Но уже 17 (27) мая в пять часов утра под звон церковных колоколов начался мятеж, спланированный Василием Шуйским. Примерно восемнадцать тысяч человек из окрестных мест заняли двенадцать ворот Кремля. Они направились во дворец. Лжедмитрий пытался словом остановить бунтующих, но царя зверски убили. Жак Маржерет писал, что Дмитрия раздели догола, протащили мимо монастыря Марии Нагой и положили на стол, где он три дня оставался зрелищем для народа.
Тело Лжедмитрия вывезли за Серпуховские ворота и бросили в яму, где хоронили только пьяниц, бродяг и воров. На седьмой день после убийства труп царя выкопали. Под предлогом, что Лжедмитрий при жизни занимался колдовством, его тело сожгли, а прах погрузили в пушку и выстрелили в сторону польской границы, откуда он и пришел.
В день убийства Лжедмитрия Марина проснулась от громких звуков. Она побежала вниз по лестнице в одной рубашке и юбке. Там находились неизвестные ей люди. Они сказали, что царя Дмитрия уже убили. Марина застыла в ужасе. Вероятно, что в полуодетой женщине толпа даже не узнала царицу. Под любопытные взгляды мужчин она поднялась наверх к другим женщинам и в страхе стала ожидать своей дальнейшей участи. Вряд ли она горевала по почившему мужу, скорее, боялась за свою жизнь.
Тем временем народ стал мародерствовать. Бояре, стоявшие во главе заговора, разогнали кого могли, а Марину Мнишек заперли в комнате и заверили ее в безопасности. Убийство бывшей польской подданной короля могло быть чревато дипломатическим скандалом с Сигизмундом III. Поляки, входившие в свиту царицы, не могли помочь ей. Их дома осадили, многих убили, варварски поступая с их останками. За ту ночь в драках погибло не менее пятисот поляков и столько же русских.
