– Какая древность! Но ты же говорил, что город – перекрёсток миров, неужели амальгамцы не могут использовать лучшие изобретения? – поразился Тимур.

– Эх, молодёжь! Ты только представь, что здесь начнётся, если каждый гость потащит с собой всё что ни попадя из своего мира?! – Крендель слегка повысил голос. – Амальгама погрузится в хаос, в котором будут бегать динозавры, а за ними станут охотиться люди на космических тарелках. Амальгама должна постепенно развиваться своим путём. В ней есть место магии и артефактам, но в допустимых нормах. Для этого и существует список Киреева, запрещающий ввоз в город определённых товаров и технологий.

– Список Киреева? – уточнил Тимур, еле поспевая за прибавившим шаг Кренделем.

– Был такой известный учёный и не менее известный сенатор. Ещё в правление королевы Сусанны он доказал, что свобода ввоза и вывоза товаров из Амальгамы приведёт к разрушению индивидуальности города. – Крендель снова свернул в один из проулков. – С тех пор и существует список Киреева. Его постоянно дополняют, ведь жизнь в других мирах не стоит на месте, всё время появляется что-то новое. Объяснять всё это долго и сложно, почитаешь дома «Историю возникновения Вечного города» и всё поймёшь.

От слова «дом» у Тимура потеплело в груди. У него есть дом – его, мамин и Кренделя. Тимур счастливо улыбнулся, поглядывая на шагающего рядом проводника. Крендель доставал ему до груди, крупные уши заканчивались серебристыми кисточками, морду обрамляли пышные бакенбарды. Мускулистое тело на длинных лапах вызывало не только страх, но и уважение.

Они шли около получаса и наконец оказались на круглой мощёной площади. В неоновом свете мерцелий тёмно-фиолетовая брусчатка поблёскивала, словно стеклянная. Закрученные спиралью ряды ларьков, павильонов и деревянных прилавков под яркими навесами казались настоящим лабиринтом.

– Центральная площадь и городской рынок. В народе это место называют амальгамским лабиринтом, – подтвердил мысли Тимура Крендель. – Днём здесь не протолкнуться и действительно можно заплутать. Скоро будем дома.

Но Тимур не услышал его. Он замер около трёхметровой статуи, изображающей стройную длинноволосую женщину в древнегреческой тунике, спадающей струящимися складками до самых ступней. Женщина смотрела в зеркало в ажурной чёрной раме. Идеальное лицо с тонкими правильными чертами в обрамлении вьющихся локонов было нежным и в то же время решительным. Печальная улыбка на губах делала его загадочным и каким-то неземным. Казалось, у этой женщины есть тайна, не известная никому, недосягаемая для обычных людей.

– Королева Сусанна, удивительная женщина. Основательница города и его первая правительница, – опередив вопрос, пояснил Крендель.

– Мне от мамы досталась монетка с таким же изображением. – Тимур вытащил свой талисман из-под воротника.

– Серебряный амальгамум, редкая теперь вещь. Пойдём, уже недалеко.

Они пересекли площадь и вышли на широкую улицу.

– «Аллея Серебристых каштанов», – прочитал Тимур на косо прибитой к деревянному столбу табличке.

По обе стороны аллеи выстроились огромные серебристые деревья. Высотою с трёхэтажный дом, они напоминали гигантские сморчки с необъятными, метров по шесть в диаметре, ножками-стволами. Только вместо сморщенных шляпок стволы венчали конусообразные кроны из плотно прилегающих веток. Из-за идеально ровных краёв крон деревья были похожи друг на друга, как близнецы. Единственное, что их связывало с каштанами, – это форма листьев. Тимур замер, заворожённо рассматривая гигантов. Порыв ветра сорвал несколько жёлтых листьев, и они, кружась, устремились вниз. Тимур подставил руку, один лист мягко опустился на ладонь.

– Здесь уже наступила осень?

– В Амальгаме нет смены времён года, здесь всегда лето. Бывает, конечно, прохладно и дождливо, но редко и недолго. С этим деревом всё намного печальнее, оно умирает. – Крендель с грустью посмотрел на жёлтый лист.

Первые лучи восходящего солнца окрасили край неба розовым. Нежная рассветная дымка и царящая вокруг тишина вызвали у Тимура ощущение нереальности. Как будто всё вокруг – компьютерная игра, в которой он, словно со стороны, видит себя, Кренделя, каштаны. И Тим ощутил запущенность окружающего пейзажа. Крендель был прав: могучие каштаны знавали лучшие времена. А потом что-то произошло, и они лишились былого величия, постарели, начали терять листву, как люди в старости теряют волосы. И умирать один за другим.

– Пристанище странников. – Крендель печально смот-рел на уходящую вдаль улицу. – Когда-то, если верить историческим документам, здесь росло свыше ста семидесяти каштанов, а сейчас их немногим больше пятидесяти. – Тяжело вздохнув, Крендель добавил: – Страшная трагедия для города. Пойдём.

Перед тем как двинуться следом за Кренделем, свернувшим с аллеи в сторону, в заросли высокой травы, Тимур ещё раз окинул взглядом улицу. Бóльшая часть серебристых каштанов была мертва или умирала. Голые облезлые скелеты ветвей, свисающая длинными полосами белёсая кора являли собой печальное зрелище, но даже мёртвые, эти гиганты вызывали восхищение. Тимуру захотелось помахать им рукой, но он не решился и отправился на поиски своего проводника.

Передвижения Кренделя в высокой оранжевой траве можно было отследить по качающимся верхушкам. Тимур с трудом пробирался за рысью: толстые стебли не хотели гнуться, пружинили, больно ударяя по лицу. Проводника он нашёл около старого каштана с потрёпанной ветрами кроной.

– Вот ты и дома, странник Тимур, – торжественно произнёс Крендель, усевшись на траву возле ступеней.

Тим уже устал удивляться: дерево действительно оказалось домом. Закрученные в немыслимые узлы гигантские корни расползались, словно змеи, в разные стороны, вгрызаясь в землю. Между ними приютились покосившиеся ступени, ведущие к облезлой круглой двери с узорчатым молотком вместо звонка. Четыре овальных окна с потрескавшимися стёклами вросли в ствол и, будто глаза каштана, печально глядели сквозь свисающую длинными лентами сухую кору.

– В нём можно жить? – Тимур вдруг почувствовал щемящую боль в груди.

Мамин дом. Она приходила сюда, а может быть, и стояла на том же месте, где сейчас стоит он. У неё была тайна, которую мама хранила даже от него. Странница Агата, она была здесь, на аллее Серебристых каштанов.

– Этот Дом стоит со времён рождения города Амальгамы и простоит ещё столько же, – возмутился Крендель.

– Почему мама никогда не говорила мне об Амальгаме? – задал Тимур мучивший его вопрос.

– Не положено. Странник имеет право поставить в известность своего последователя только при достижении оным шестнадцатилетия, – отчеканил Крендель. – Кодекс чести странников, страница два.

– Но она могла мне хотя бы намекнуть? – обиженно протянул Тимур.

Его искренне оскорбило недоверие мамы. Он никогда и никому не выдал бы её тайну.

– Тим, это же Кодекс чести, – недоумённо посмотрел на него Крендель. – Как же можно его нарушать? Странник должен вести себя соответственно данному Кодексу, иначе какой же он тогда порядочный странник?

– Но…

– Иди и приложи ладонь к двери, – сердито перебил его Крендель, считая, что вопрос исчерпан.

– Зачем?

– Затем, что Дом пропускает только своих, – проворчал проводник.

Тимур прижал подрагивающую от волнения руку к шершавой двери. В первую секунду ничего не произошло, но потом он почувствовал странное тепло, исходящее от Дома. Ему даже показалось, что серебристый гигант вздохнул, как вздыхают старики, когда после долгой дороги наконец получают возможность отдохнуть. Раздался тихий скрип, и дверь открылась. Их приглашали войти.

Тимуру вдруг стало грустно. Казалось бы, всё должно быть наоборот, он должен быть счастлив, у него снова есть свой дом и появился новый друг, а он чувствовал только печаль. Крендель, мягко ступая, вошёл первым.