— Противная девка, ты! Ну чего ты вцепилась, в этот приплод, молодая ты ещё, а тут скинешь, и уедешь спокойно, будешь учиться! Пошто, ты своих родителей, на мучения обрекаешь?! — Зазудела Евдокия.

— Вы мне тут, что, выкидыш собрались организовывать? Что за дикость, уморить меня собрались? — Вскинула я брови.

— Дура ты, не понимаешь! — Машет она рукой.

— Это папа вас надоумил, вы специально мне это все организовали? А может вы тут вообще меня травите?! — Начала заводиться я, что собственно, мне было не свойственно. Но видимо гормоны, брали своё.

— Чегой-то ты болтаешь, ничего я не травила, не болтай. Подумаешь, за водой послала, чай не смертельно!

— Я сейчас папе позвоню, пусть забирает меня. Пока вы мне тут преждевременные роды не устроили, и не угробили нас. — Беру телефон, начинаю набирать отца.

— Не звони, не тереби отца! Не причём он тут! Ты сама подумай, зачем вешаешь на себя, такое бремя?

Я смотрю на иконы, расставленные по углам дома, и спрашиваю:

— Вы иконы зачем расставили?

Евдокия перекрестилась, и важно ответила:

— Я человек верующий. Молюсь, как положено, даже пост держу.

Я брезгливо поджала губы, как же отвратительны, эти двойные стандарты.

— Верующая, а ребёнка моего убить хотите. Под старость лет, грех себе на душу берёте, перед смертью. — Мрачно говорю, этой чертовой старухе.

Та подскочила, замахала руками:

— Чего болтаешь! Ничего я не хотела!

— Хотели-хотели… Бог- то насквозь видит, ваши чёрные помыслы. В аду жариться будете, если на такую подлость пойдёте. — Кошмарила я старуху, чтоб окончательно, выбить из неё дурь.

— Не болтай, и не было у меня такого в помыслах. — Яростно крестится бабка.

Я наблюдала за ней, удовлетворено ухмыляясь. Главное найти, слабое место человека, и надавить на остатки совести. Вот Евдокия, хочет чтоб я потеряла ребёнка, хотя по сути, ей дела нет, я потом уеду. Но хочет сделать по-своему, потому что в ее тупых мозгах, так правильно. И в то же время, мечтает наверняка, попасть в рай, считая себя мирным, положительным человеком. Ну ничего, теперь она вряд ли, нанесёт мне вред.

«А если обидит, подушку на лицо, одной будет легче прожить, без мерзкой, дотошной старухи, и родители сразу приедут.» — Внезапно возник голос в голове. Я прижала пальцы к вискам, и помотала головой. Что это было?

Евдокия, налив чаю, поманила меня пальцем.

— Вот, ты говоришь, что я с помыслами плохими, так, я не зверь какой… У нас тут, страшнее, история-то приключилась… — С каким-то смаком, начала она.

— Какая? — С любопытством спросила я, подвинув к себе чашку с чаем, и малиновое варенье.

— Мне тогда, лет двадцать было, молодая ещё… И жила тут девка, Наташка. Была она непутёвая, шлялась, путалась с парнями-то. Лет семнадцать ей было. Жених у неё ещё был, придурок, но работящий. Пока он на Севере работал, Наташка-то, и нагуляла. Так мало того, что нагуляла, опомнилась, когда пузо уже, больше твоего стало! — Ткнув пальцем в меня, усмехнулась Евдокия.

Я погладила свой живот, и спросила:

— И что потом?

— Суп с котом. Мать ейная, за голову схватилась, тут жених должен вернуться, а вся деревня шушукается. Она Наташку-то свезла разок к повитухе, да бесполезно, не помогли травы-то, видно крепко жить, ребятёнок хотел. Так и рос, в пузе-то. Так и ходила, кошка эта, дранная. Потом как-то раз, мать меня послала, к матери-то, Натахиной. Прихожу, ба… А там все бегают, носятся.

Наташка-то, шалава беспутная, в ведро с водой, мальца родила, мальчик это был, ну и думает всё. Захлебнулся, как котёнок. А мальчонка-то потом заплакал…

— И что? — Напряглась я.

— Ну знамо, что. Мать то ейная, подошла, да подушкой его придушила… Вот так. — Отхлёбывая чай, пояснила Евдокия.

— И куда… Потом ребёнка?

— Дык в огороде и закопали. Куда ещё?

Я растерянно заморгала.

— Это вы тут, детоубийство все покрыли и спали спокойно?

— Это Наташкин грех, не мой. — Огрызнулась Евдокия.

— И что потом, с ней было?

— Жених вернулся, сплетницы-то ему, на уши присели, только он не поверил. Ребёнка-то нет. А Наташка наплела, что просто поправилась. Поженились они. Только с тех пор, Наташка девочек рожала, хотела сына, а одни девки у неё. Бог-то не Алёшка, видит немножко. — Закончила старуха, крестясь, и кланяясь, в сторону икон.

Меня замутило. Ну и мерзость, творится в этой деревне. Хотя наверное, в каждой деревне, было нечто подобное. Отвратительно.

— Ну и гадость, вы мне рассказали. Дрянные люди. И Наташка ваша, на вертеле будет, как баран крутится, напару с мамашей. И все кто знал, тоже. — Глядя исподлобья, и поглаживая живот, говорю Евдокие.

Она ёрзает, и повторяет:

— Это ихний грех, не мой!

Я взяла чашку, сполоснула, и пошла в свой закуток.

Надеюсь уроки, отвлекут меня, от этих поганых, деревенских баек.

Так и жили мы, с Евдокией. Через два месяца, приехали отец, и мать. И повёз меня в райцентр, где был роддом, в котором мне, предстояло рожать. Там, меня тайно вела, и осматривала его знакомая врач, а по документам, числилась моя мать.

Когда я увидела маму, с животом, шокировано посмотрела на неё.

— Да это папа дурит! Заставляет меня подкладывать! — Махнула она рукой.

— Конечно. Чтоб все по-настоящему было. Мне сплетни и разговоры не нужны. Итак, эта авантюра в копеечку влетела! Евдокии баню будут строить, а врачиха, такую цену заломила, что я без штанов останусь! — Рявкнул отец.

— Зато, ты станешь дедушкой. — Промолвила я.

Отец покосился на меня, и зло сплюнул. А мать шикнула.

Ремонт в роддоме, делали наверное, при Царе Горохе. Спасибо что туалет, не на улице, как у Евдокии.

Врач была, дородная тётка, с сильным косоглазием.

— Хо-хо, звезда моя, ну проходите. И вы мама проходите…

— Анализы-то у вас, скудные. Сейчас все сдавать будете. Ничего не беспокоит? Так, 27 недель у вас, мамочка. Давайте, по узи посмотрим.

Моя мать, сидит с замиранием. Мне выводят экран, и я вижу своего ребёнка. Наверное, он будет хорошенький.

— Мальчик, у тебя будет, звезда моя.

— Мальчик? — Радостно всхлипывает мать.

— Деда позовите, пусть посмотрит. — Хихикает врач.

Отец, как-то испугано заходит. И уперев руки, смотрит на экран, где изображён, его внук.

— Внук у тебя будет, Ромка! — Хихикает врач.

Отец машет рукой, и выходит. Но я успеваю заметить, слёзы в его глазах. Мать открыто плачет, и смеётся. Зато сколько истерик было, избавиться, от моего ребёнка.

— Давай, готовься и береги себя! — Наставляет меня врач, когда я сдала кучу анализов.

Уставшая, я сажусь к отцу в машину. Отец молчит, задумавшись, а мать радостно улыбается. Дура.

— Как сына назовём? — Обращается она к отцу.

Мне это, категорически не нравится, потому что, это мой сын.

— Моего сына, зовут Артур. — Спокойно говорю ей.

— Артур? Почему Артур? Я хотела Витей. — Встрепыхнулась мать.

— Артур? Так этого мудака звали? — Сразу уцепился отец.

— Нет, это будет Артур, а не Витя. И нет, его звали не Артур, папа. — Монотонно отвечаю я.

— А как?

— Никак. — Отворачиваюсь я к окну.

— Но может Витя? Виктор Романович. Красиво же, Роза?

— Артур Романович. Так красивее.

Мать вздыхает, и соглашается. А мы возвращаемся, снова к Евдокии.

По приезду, отец шушукается с Евдокией, а мы сидим с мамой.

— Ну как ты, Роза? — Устало спрашивает она.

— Терпимо. Ты когда приедешь? Я уже устала с этой чокнутой, она тут такие байки травит, что с ума можно сойти. Убийца на убийце сидит, и другого покрывает…

— Потерпи немного. Приеду, через месяца полтора. И уже с тобой тут останусь. Потом, вместе домой вернёмся. — Поглаживает по руке мать.

— Лиза, собирайся. Ехать надо. Некогда рассиживаться. И пузо подложи, а то забудешь.

Родители, быстро и суетливо прощаются, и уезжают. Ладно, осталось потерпеть полтора месяца. Мама глядишь, разбавит потом, эту скуку.