А он по вечерам выходил на прогулку в Серовский парк.
Это была старая усадьба Серова, которую сделали парком. Все здания усадьбы превратили во что-то — в библиотеку, дом творчества, ещё что-то. А дубы, посаженные когда-то вокруг, стали красивой парковой зоной города.
Он садился на лавочку в парке возле откуда-то пробившегося родничка, который жители города любовно отделали камнем и даже сделали желобок из цемента, по которому он весело журчал. И еще, кто-то сделал маленький порожек, чтобы вода шелестела.
Он садился, доставал ароматную сигарету, нюхал её и зажимал между губами так, что она просто висела, приклеившись к ним своим фильтром. Он ее не закуривал, потому что не курил. Он просто создавал условия, чтобы появился жёлоб, как для этого родника. Эта сигаретная трубочка становилась своеобразным жёлобом для его мыслей.
Мысли бегали. Мысли — мальчики, мысли — девочки, мысли — бабушки и дедушки, мысли — тётеньки и дяденьки. Радостные, безрадостные, ищущие опору в этой жизни. Кого-то нужно убеждать, кому-то что-то доказывать. Кому-то нужны подлокотники, кому-то лифчики, кому-то костыли-рагулины. Мысли нищие и мысли богатые. Мысли на любой вкус и содержание…
Он сидел возле родника, наблюдая за всем окружающим его в этом месте миром.
Наблюдал и за этим струящимся потоком, улыбаясь как великий мудрец.
Наблюдал и за стаей птиц, что собиралась большими кругами.
Птицы кружились, вертелись, учили молодёжь держаться стаей, под крик вожака лететь вправо или влево, улетать в какие-то дальние страны.
Он знал, что потом, когда они улетят, здесь и сейчас появится ощущение, что птиц никогда и не было. А когда они вернутся, будет казаться, что так было всегда.
Вот как интересно все устроено в этом мире…
Он говорил:
— Люблю я этот Серовский парк. Он открывает мне двери в четвёртое измерение. Когда я туда ухожу, со мной происходит что-то такое, что описать не возможно.
Параллельный эффект — остановка мысленного диалога. Я разрешаю им улететь этим мыслям — мальчикам и девочкам, далеко-далеко, вместе с воронами и галками, вместе с певчими птицами в другие страны. Хоть зиму и осень их не будет рядом. Весной, может быть, они снова прилетят вместе со своим выводком.
Но к тому времени мы уже станем другими, и мы их будем радостно встречать. Они нас уже не будут беспокоить и раздражать. Ведь теперь мы их ждём…
И все же, мысли это мальчики или девочки?
Наверное, у девочек — мысли девочки, а у мальчиков — это мальчики. Но у всех ли девочек — девочки?
Может с ними и обращаться надо так же, как с детьми, мальчиками и девочками…
А может мысли это скрытое лицо человека?
Или страницы, которые правильно или не правильно написаны, открыты и лежат где-то на поверхности, или спрятаны куда-то глубоко-глубоко. А подсознание пытается прочесть эту книгу, чтобы узнать, нужны ли эти листы мыслей или нет. Чтобы попытаться создать условия для того, чтобы они исчезли, или растворились. Или наоборот, вышли на поверхность и стали сильнее…
Амелия совсем запуталась в своих размышлениях. Ее глаза закрывались, словно от усталости. Но усталости не было. Может быть они пытались подсказать ей, что она что-то не хочет видеть, на что-то не может смотреть, что-то хочет убрать из своего поля зрения. А что-то вовсе старается не замечать…
Наверное они закрываются от тяжести моих мыслей, — подумала Амелия. И решила упорядочить все то, что летало, мешалось, болтало в ее голове, выплеснув на бумагу. Открыв свой дневник, она начала писать:
Трепетному мозгу нужна страница, на которой он сможет написать мыслям: не бегайте, не заваливайте меня своей мысленной массой. Дайте мне отдохнуть в тишине и собрать те из вас, которые сегодня действительно будут нужны моему телу.
Вас слишком много. Вы приходите, как прибой. Не успеет отхлынуть одна мысль, как на ее место приходят следующие.
Вы как дети, мчащиеся с урока на переменку, перебиваете одна другую, толкаетесь и кричите, стараясь завладеть большим количеством моего внимания, моего времени.
Вам не важно, о чем вы. Нужны ли вы сейчас?
Вам главное быть и двигаться, приходить, разрастаться как туча в размерах, вызывать ветер чувств и эмоций, а иногда проливаться дождем слез.
Какие же вы дерзкие, мысли! Вы приходите, когда вас не ждут и даже не просят, не зовут. Вы вваливаетесь в пространство головы откуда-то извне, как незваные гости, и начинаете в ней кружиться, вести себя так, как вам вздумается. Уводите в сторону, поднимаете настроение, или опускаете его. Что-то усиливаете, что-то забираете, играете со всем, что попадается вам под руку — надеждами, уверенностью, радостью, стремлением, мечтой.
Вы ведете себя словно хозяева, зашедшие в мой дом по дороге из ниоткуда в никуда.
Мысли, неутомимые странники дорог вечной Вселенной. Куда и откуда вы идете, зачем?
Что вы забыли во мне?
Мысли-тучи закрывают мое небо, и я не вижу ничего вокруг из-за их плотной пелены.
Мысли — пушистые облака приходят ко мне и дают мне свою легкость и радость, свое настроение.
Как же я хочу стать повелителем облаков. Разгонять мысли-тучи, сдувать мысли — облака. Очищать свое внутреннее небо. Делать его чистым, ясным, глубоким. Сиять на нем Солнцем — Солнцем Любви.
Я возьму чистый лист и начну писать вас. Я буду записывать каждую из вас, что пришла ко мне, пока вы не иссякнете. Я знаю, как любите вы кружиться, летать, дергать меня за ниточки памяти. Но так же я знаю, что вы не выносите пристального внимания и неподвижности. Своим карандашом я зафиксирую вас на бумаге, словно кнопкой на школьной доске. Вы начнете возмущаться, дергаться, пытаться освободиться от того, что держит вас и улизнуть туда, где ничто не будет ограничивать вашу свободу, ваш полет. А тех из вас, которые останутся, я стану наполнять, как мыльные пузыри, своим вниманием до тех пор, пока вы не лопнете, не рассыплетесь на тысячи не связанных между собой слов, не растаете в пространстве моей головы.
Так я очищу от вас свой ум, смогу помолчать, побыть в тишине своего внутреннего безмолвия.
Она писала в своем дневнике все, что приходило ей в голову. Вытаскивала разные слова и мысли из мешанины чувств, эмоций, обид, страхов, воспоминаний, каких-то чужих убеждений, историй и фраз. Пыталась все это хоть как-то упорядочить.
А мысли кружились и летали как мотыльки вокруг лампы. Их нельзя было словить, и нельзя было разогнать, выключив свет.
Свет был ей нужен…
Она писала, а мысли продолжали водить свой хоровод в ее голове.
Истории
Бабушка её воспитывала. Когда купала, приговаривала: «как с гуся вода, так с Ладушки худоба». И все время надевала ей на руку красную ниточку, и говорила, что бы эту ниточку она никогда не снимала.
Когда она выросла, и пришло ее время любить, она сняла с себя все, кроме этой красной ниточки. Она лежала на диване и болтала своими стройными ножками в воздухе.
Учитель, в которого она была по уши влюблена, спросил:
— Что ты здесь творишь, чадо?
Она с таинственным видом сказала:
— Если ситуация переходит всякие границы, а возможности подавляют ожидания — надо сделать все возможное и дать ожиданиям сбыться. Единственное что надо — это остаться верным своим обещаниям. А я когда-то обещала бабушке ни в каком случае не снимать эту красную ниточку с руки.
Оставшись верной своим обещаниям, она оставила из одежды только ниточку на своей руке…
Учитель наморщил лоб, накинул на неё белый банный халат и сказал:
— Я пойду за кефиром, а ты оденься и не морочь ни себе, ни мне, старому, голову.
Наверное, тогда она почувствовала себя отвергнутой…
Потом, много лет спустя она задумалась, а отвергли ли ее тогда на самом деле? Может ей только так показалось, или это была иллюзия ее восприятия.