Амелия так глубоко погрузилась в свои размышления, что даже сразу и не заметила, как ее попутчики встали из-за своего столика и ушли.
Эти знания, эта житейская мудрость передавались от старших младшим, из рук в руки, давая то особое внутреннее состояние спокойствия и уверенности, которого так не хватает нам, современным женщинам. Нас никто не учит этому искусству — быть женщинами, возлюбленными, женами и матерями. Мы как слепые новорожденные котята, живем и действуем наугад. Мы многое не умеем и не знаем, о многом даже не догадываемся.
У нас нет инструкции по применению себя!
Даже, если бы она была…
Мы почти никогда не читаем инструкции.
А этой девочке повезло. Ей рассказывают то, что нужно знать каждой женщине, которая хочет быть счастливой и любимой. Мне вот с детства говорили, что путь к сердцу мужчины лежит через желудок. Зачем? Чтобы я научились готовить? Но почему-то мне никто не объяснял, что такое любовь и как надо любить…
Я умею готовить, но не умею любить. И никакая жареная картошка мне в этом не поможет, как бы я хорошо ее ни жарила. И никакими котлетами я не исправлю не складывающиеся отношения. А пирогами и плюшками не вызову любовь и желание, если их нет.
Но нам с детства внушали…
И мы продолжаем искать путь к сердцу через еду.
Может поэтому мужчины в браке начинают толстеть, теряют свой внутренний тонус, что ими движет в молодости, подавляют себя, свои желания или начинают другие отношения. А мы, не зная другого пути, закармливаем его, пытаясь показать ему свое внимание и заботу, надеясь вернуть его желание, его любовь. И сами заедаем свою неудовлетворенность и непонимание. Толстея, становимся еще более далекими от того идеала, которыми были когда-то, еще менее привлекательными для него.
Хотя, чтобы привлечь его внимание к себе можно заболеть или устроить скандал…
Но такое ли внимание нам нужно?
Мы же хотим, как было когда-то: любовь, страсть, цветы и подарки, комплименты, желание и восхищение в его глазах. Усиленное и увеличенное временем, которое мы вместе.
И хотя мы становимся другими, от него мы ждем, чтобы он остался прежним или стал еще лучше.
Мы замечаем, что он изменился. Но не хотим замечать изменений в себе. Мы не видим, что та жизнерадостная молоденькая девушка, восхищенно глядящая на своего возлюбленного, поддерживающая его в его стремлениях и начинаниях, куда-то исчезла. Вместо нее теперь постоянно чем-то недовольная, все критикующая, пытающаяся всех переделать, усовершенствовать все вокруг и его самого, расплывшаяся тетка. И она уже не радуется его возвращению с работы домой. И уже не ждет с замиранием сердца ночи, когда никто и ничто не будет отвлекать их друг от друга. Они просто вместе ложатся спать.
Его телефонные звонки уже не приносят ей радость. По телефону она дает ему поручения, задания, озвучивает проблемы. Они давно уже не пишут друг другу письма, не говорят слова любви…
Может им уже это не нужно?
Может он ей уже не нужен, и не нужна его любовь?
Может она стала слишком самостоятельной, самоуверенной, сильной?
Тогда почему она иногда плачет в подушку от одиночества и со слезами умиления смотрит любовные сериалы?
Поезд замедлил ход и подкатил к перрону. Какая-то большая станция. Официантка на ходу, словно по секрету шепнула ей: стоим полчаса, можно выходить из вагонов, только не опоздайте к отправлению.
Амелия закрыла дневник, положила его в сумочку и не спеша пошла к выходу. Воздух, наполненный смесью запахов, обрушился на нее. Серое небо хмурилось, облака неслись по небу словно темно-серые, местами почти черные огромные крылья гигантских птиц. Парило. Все готовилось к тому, чтобы обрушить дождь на эту изнывающую от жажды землю. Деревья замерли в неподвижном ожидании этого небесного купания, птицы низко летали, словно высматривая себе убежище перед вселенским потопом. Все было почти так же, как в то мокрое лето в дельте реки Ориноко. Или только казалось таким…
Тогда небо напрягалось темно серыми тучами, тяжелыми как свинец. И все предвещало дождь. Мы еще не видели дождь в тропиках, мы просто готовили свои каноэ. Кто-то сказал, что надо надеть непромокаемые дождевики, кто-то сказал, что под этим дождем это бесполезно. Кто-то смеялся, набивая доверху свой рюкзак соцветиями дикорастущей травы, и говорил: «Нам не будет скучно, даже если с неба пойдет каменный град».
Мы сели в каноэ, разделившись на четыре группы, и поплыли навстречу душному испарению реки Ориноко. Может мы надеялись уплыть от дождя…?
В какой-то момент грянул гром. Такой мощности, что все каноэ на секунду остановились, а по реке прошла рябь. Все словно замерло, прекратив свое движение вперед. Потом все опять очнулось вместе с рекой, со всем лесом, с каноэ и плавание продолжилось. Но в нас, как в огромный барабан, уже бил гигантский дождь.
Мы никогда не видели такого дождя. Никто не успел ни одеться, ни закрыться. Просто все открыли глаза, подняли лицо к небу и орали: «А-а-а… Дождь!»
Над рекой Ориноко слышался приглушенный звук наших голосов, утопающих в крупных струях дождя. Небо клубилось черно серым дымом облаков. Грохотал гром. Шел совершенно безбожный дождь, который смывал и размывал все существующие понятия о дожде и о сухости, и об ожидании возможной грозы. Это была гроза на реке Ориноко…
Одна огромная молния ударила в большое дерево, которое было где-то в километре от наших каноэ, и оно начало гореть. Через 15 минут дерева уже не было, оно сгорело. И теперь на пустыре, на возвышенности догорали останки огромной старой секвойи. Они были похожи на кусок гигантского фаллоса, торчащего и дымящегося в небо.
Руководитель экспедиции крикнул: «Мы прошли крещение рекой Ориноко. Давайте закричим, мать Ориноко прими нас в свое лоно, как своих возлюбленных детей!» И вся экспедиция завопила: «Мать Ориноко, прими нас…»
Только потом они поняли, что это была аффирмация победы. Они хотели победить эту реку, с которой не совладал даже небесный огонь. И они смогли стать ее победителями, лишь после того, как перестав бороться с ней, приняли ее…
Казалось, что не было в мире такой силы, что могла укротить эту реку и с этот лес, который она взрастила. Сгорело только одно дерево. И видимо то, которое должно было сгореть. Оно стояло, черным фаллосом уткнувшись в темно-серое небо, окутанное черными клубами еще не излившегося на землю дождя.
А этот дождь напомнил мне женщину с ее неукротимыми эмоциями, ее желаниями, ее страстью. Которая может плакать, может радоваться и смеяться. Которая устраивает праздник, устраивает трагедию, устраивает безобразия своему возлюбленному, любит его всю ночь, и после, под утро едва живая от усталости засыпает на его плече…
В купе
Когда она вернулась в свое купе, ее соседок — двух девушек, которые ездили к бабке, не оказалось. На их местах раскладывала свои вещи молодая женщина с дочкой, наверное, учительница, взглянув на нее, подумала Амелия. Она села возле столика, так, чтобы не мешать обустраиваться в купе своим новым соседкам, прислонилась спиной к стене и задумалась о чем-то.
Я задумалась о том, как проходит моя жизнь. Пришло сравнение с осликом, который ходит по кругу. У которого нет целей, нет желаний, нет мечты.
Я оправдываю свои однообразные будни, тем, что они так же проходят у всех. И тем, что я уже выросла и стала взрослой, у меня много дел, обязанностей и совсем нет времени на игры и развлечения, но то чтобы мечтать. Я сама надела на себя лямку этого ослика…
Зачем?
Ведь Вселенная расстелила передо мной всю мою жизнь, как подмостки огромного бесконечного театра. Я могу играть на этой сцене любые роли, любые спектакли. Могу исправлять и переписывать части сюжета. Могу быть своим режиссером, могу писать свою собственную пьесу. Пьесу для себя…
Почему же я ограничиваю себя какой-то второстепенной ролью? Ролью ослика движущегося по кругу. Ролью марионетки, которую дергают за ниточки. Если бы только знать, кто же это водит меня. Может, я могла бы договориться с ним, иногда отпускать меня на свободу.
