Вспомнилась соседка по старой квартире и ее большие старинные часы с маятником. Когда мы случайно встречались в коридоре, она начинала мне изливать свою душу. Говорила про какую-то ерунду, несла все, что она слышала и знала, вываливала на меня весь свой накопленный словесный мусор. Казалось, что все это не могло больше удерживаться в ней. Оно просто уже не помещалось в ее голове и искало, куда бы выплеснуться.
Я будто бы слушала, но не слушала, что-то меня спасало от этого мусора, очищало изнутри, а может просто не давало ему налипнуть, прицепиться ко мне, проникнуть в мое сознание, стать моим.
Маятник, который был в ее часах, напоминал мне о том необычном потоке, желто-золотого сияния, льющемся с самого беспредельного неба. Он своим светом обволакивал мое тело, защищая от всего внешнего, не нужного. Казалось, он заполнял пространство вокруг меня какой-то необъяснимой нежностью и теплом. Иногда я думала что, это и есть Божественная любовь.
И еще, почему-то я снова вспомнила об этой пресловутой точке «G». Зачем? Не знаю, но наверное, для чего-то это мне надо…
Мои соседки по купе разговорились за чаем, который им принес молодой красавец проводник. Наверное, его появление напомнило им о мужчинах и о том, что у них с ними что-то не ладится.
Та, что была постарше начала рассказывать:
«Мы с Лелькой ездили к одной женщине. Она очень старенькая, живет в глухой деревне. Лелька все хотела выяснить, почему она не может забеременеть. Из-за этого у нее и с мужиками не складывается ничего серьезного. Она уже все перепробовала. И по врачам ходила, и свечки в церкви ставила — ничего не помогает. Вот соседка подсказала к бабке съездить.
Как же мы ее искали… Пока нашли эту деревушку. А точный адрес нам соседка не сказала, не знала она. Описала домик и что он стоит ровно посередине между местным магазином и каким-то старым памятником.
Я вообще не хотела ехать, но Лельку жалко, извелась вся. Нам повезло, в местной парикмахерской мы познакомились с таксистом и он нас отвез.
— Да, там еще парикмахер был такой чудной. Он брил этого дядьку, который оказался таксистом. Увидев нас, он заулыбался и сказал: „Что девочки, небось из города специально ко мне стричься приехали. Могу постричь, а могу и побрить“, — добавила Лелька.
— Мы спросили у него дорогу к бабке, и тот мужик, которого брили, предложил нас отвезти. Он был большой здоровый, как медведь, и такой добродушный…»
Амелия молча слушала, не понимая, зачем ей это. А девушки, перебивая и дополняя друг друга, продолжали рассказывать свою историю.
«…И вот, мы уже приехали, а бабушки не оказалось. Она с кем-то уехала в город. Когда вернется — не известно. Таксист сказал, что в этой деревне у него живет тетка, и мы можем остаться переночевать у нее.
Таксист оказался действительно классным мужиком. Большим медведем, который охранял нас словно двух Маш. Не хватало только колобка, петуха, рыжей лисицы-обманщицы, ежика. Но все равно все это присутствовало в незримом виде. Вокруг все играло свой хоровод, танцевало волшебные сказки старого леса».
А я вдруг подумала, что иногда просыпаюсь от лая собаки.
Какие-то страхи…
Кто меня охраняет? Какая собака?
Мама не разрешала мне заводить большую собаку. А так хотелось иметь пушистого медвежонкоподобного алабая, который пробуждает тебя своим теплым шершавым языком, наполненным безусловной любовью, которая не поддается никаким измерениям.
Мама говорила, что так нельзя. На языке собаки может быть инфекция…
И вот та инфекция, что может быть на языке, теперь сопровождает меня всю жизнь. Она проявляется то там, то тут, все больше в словах, чьих-то фразах, слетающих с языка, мыслях, которые она вызывает, страхах и неуверенности.
Иногда я слышу зов алабая, которого никогда не воспитывала. И думаю, на каком языке говорит истинная любовь?
А девушки все продолжали: «Утром рано прибежала тетка этого таксиста и сказала, что бабушка вернулась, еще вчера. Но было уже поздно, и она не стала нас будить. Мы пришли первыми.
Бабка посмотрела на нас и сказала: Знала еще вчера, что ждете. Садитесь. Чего это ты пришла ко мне? Забеременеть не можешь?»…
Подруги продолжали что-то рассказывать, но она их уже не слушала. Она улетела во что-то совершенно свое. Почему-то вспомнилось, как мама возила ее к целителю.
На лице появились прыщики. Мама не знала что делать. Мази и кремы не помогали. А тот дядька сказал: мама, надо меньше болтать языком. В прыщах на лице дочки, оказывается, мама виновата. Она что-то не то сказала, или сделала. А маленькая дочка — чистое светлое существо — перерабатывала мамины грехи…
Вот так оказывается, грязь бывает не только на руках, на земле, под ногами. Грязь часто бывает в голове, в мыслях, на языке.
Может поэтому, я так часто слышу зов своего алабая?
И тут вдруг нечто параллельное открылось в ней, пробудив какое-то знание. Амелия почувствовала, что какие-то совершенно новые мысли маленьким ручейком начали струиться внутри нее. Она не могла их удержать в себе, и решила написать ему записку.
«Я ухожу».
Она поставила большую жирную точку, которая сама по себе превратилась в многоточие и потом дописала:
«… я не люблю тебя больше, ты мне не нравишься, ты меня не чувствуешь, ты меня не понимаешь».
Потом перевернула страницу и написала следующую записку.
«Я тебя люблю, я тебя жду. Мне без тебя не выносимо».
Это было совершенно другое, противоположное первому, но и то и другое сидело и кричало в ней одновременно. Она задумалась…
Через какое-то время написала уже на другом листке:
«Я поняла, что все, что было уже прошло. Что этого уже не существует. И я не хочу больше читать прошлое, ворошить то, чего уже нет. Я поворачиваю свою реку времени в будущее».
Еще через несколько минут, она написала новую записку:
«Я выбираю Любовь.
Я верю, что настоящая истинная Любовь уберет все преграды между нами, развеет все то, что мешает нам быть вместе. Она подарит нам нашу встречу. Я буду ждать…»
Сделав из нее бумажный самолетик, она запустила его в пространство необъятной Вселенной через приоткрытое вагонное окно. Он полетел как стрела Амура, разрезая время и меняя возможности, туда, где живет ее счастье, где ждет своего часа ее любовь…
Сидеть в купе и слушать подружек-щебетушек больше не хотелось. Но куда пойдешь в поезде? Хотя, можно пойти поискать вагон-ресторан.
Амелия положила в свою сумочку ручку и дневник. И вдруг вспомнила, что достала его из бокового кармана своего чемодана. Как он там оказался?
Наверное, она машинально сунула его туда, когда собирала вещи. Дома ее дневник давно пылился заброшенный на полке в шкафу. А в день отъезда он попался ей на глаза, и совершенно случайно отправился в чемодан вслед за бульварным романом, купленным накануне.
Амелия тогда удивлялась сама себе, когда стояла перед продавщицей книжного магазина и неуверенно перекладывала из одной руки в другую эту маленькую книжицу в глянцевой обложке оранжевого цвета. Наверное это ее цвет привлек ее внимание — цвет спелого апельсина…
Амелия никогда не читала подобных книг. Они казались ей слишком легкомысленными, предназначенными только лишь для того, чтобы занять время, отвлечься от самой себя, подергать за струны свои эмоции. Но она все же купила ее. А потом сама себе удивлялась: зачем?
Может так она хотела скоротать время в дороге. Занять свой ум, чтобы не думать о своих неудавшихся отношениях. Или о том, как бы ей хотелось путешествовать вместе с ним. И неважно куда. Хоть на северный полюс, хоть в глухую забытую Богом и людьми деревушку. Главное, чтобы рядом был он, ее мужчина, ее возлюбленный…
Вспомнился тот день, когда она впервые сказала ему о своей любви.
«Я люблю тебя!» — сказала она и покраснела. Она все еще не потеряла эту свою детскую способность смущаться и краснеть. А он…
