Кормится с рук бургомистра Йоры?

Умна, что тут скажешь, но осталась ли в ней хоть капелька прежней магии?

— Но сходство! — проблеял Александэр, ломая руки. — Оно поразительное! Девка старше, но именно так могла бы сейчас выглядеть моя дочь, если бы пережила своё совершеннолетие!

Дочь? Сердце Ханны заколотилось, как сумасшедшее, лицо покраснело.

Она была готова к допросам и даже пыткам, но только не к тому, что дочка, её кровиночка, могла остаться жива!

Но нет же! Александэр просто сошёл с ума! Свихнулся от крови, запёкшейся на руках! Легко ли зарезать кровь от своей крови?

— Побойтесь Сатану, господин бургомистр! — Ханна закусила губу, чтобы не рассмеяться. Ну не плакать же ей перед ненавистным мужем? Терять ей было нечего: раз Александэру везде мерещится дочь, он, верно, свихнулся и теперь точно убьёт её. — Да как я, плебейка, могу быть с вами сродни?

— Зачем ты пришла в Йору, ведьма! — выкрикнул Александэр, наставив на неё длинный трясущийся палец.

Он только что не рыдал, слабак.

— Продать травы и купить хлеба. — Ханна прижала ладони к груди, пытаясь унять биение сердца. Александэр сошёл с ума, помешался от страшного убийства… Он продал Софию! Убил! Но в ушах так и стучало: дочь, дочь… — Я не знаю вас, господин бургомистр. И не могу быть вашей дочерью. Вы можете послать стражников в мою деревню, проверить…

Ханна отчаянно врала. А что ей ещё оставалось? Раскрыться, сбросить маску? Обвинить мужа в смерти дочери прямо здесь, в тюрьме?

Но тогда она точно отсюда не выйдет. Здесь же и закопают. Или вытянут ночью в мешке и зароют рядом с кладбищем, как бродяжку.

А она должна! Должна отомстить!

Хотя бы разоблачить его на площади, перед народом! Пусть он казнит её, но она успеет прокричать в толпу всё!

Александэр грозно зыркнул на Ханну.

— Послать в деревню? — переспросил он.

Лицо его постепенно приобретало естественные краски. Он вспомнил, что в жизни бывают и не такие совпадения.

Если у Ханны есть дом, если она не поднялась за ним из глубин ада…

Александэр оглянулся на стражников, столпившихся у решётки, приободрился. Глянул на пленницу коршуном.

Ханна понимала: теперь он хочет поквитаться с пленницей за пережитый страх. Но почему он боится не жену, а дочь?

Значит, он и вправду не уверен в смерти Софии?

Будь дочка мертва, он не бледнел бы так, завидев белые волосы. Неужели остался хоть какой-то шанс?

Наверное, душа дочери была продана Сатане, но… не пожрана? Ведь вскоре Сатана бежал из Серединного мира!

Но если он не успел погубить невинную душу Софии, то ГДЕ она?

Ханне захотелось броситься на Александэра, вцепиться пальцами ему в горло, рвануть за надушенный платок, обёрнутый вокруг шеи, и душить, душить его этим платком, пока он не признается или не сдохнет!

Однако она понимала — рано! Стражники не дадут ей убить бургомистра, и она умрёт, не сумев отомстить.

Нет! Никогда! Она стерпит всё, дождётся, пока Сатана даст ей возможность вернуть земные долги перед смертью.

Ведь он же милостив?

Пусть он и оставил людей, но ведь надо кому-то молиться? На кого-то надеяться?

Ханна сжала кулаки, отвечая взглядом на взгляд Александэра — такой же злой и бешеный. Но губы её шептали молитву: «Отец мой, вспомни обо мне! Дай мне возможность расквитаться с убийцей!»

И Александэр не выдержал её взгляда.

— Повесить девку завтра, на площади! — бросил он страже и попятился.

Он не узнал Ханну.

Муж вышел из камеры. Оглянулся ещё раз, словно и в самом деле что-то подозревая. Ушёл окончательно.

Ведьма поспешила за ним, для неё Ханна не представляла вообще никакого интереса. Блондинок она не боялась.

Стражники заперли двери, забрали факелы, глухо затопали по коридору.

Ханна опустилась прямо на грязный земляной пол.

София, солнышко, да неужели же ты жива?

Шаги стражников стихли, но потом что-то вдруг снова забухало. Уже тише.

Один возвращался.

Ханна не нашла в себе сил подняться, она молча ждала своей судьбы.

Неужели Александэр всё-таки решил не дожидаться утра, а велел придушить её прямо сейчас?

Заскрипел замок. Стражник вернулся без факела, и Ханна не сразу смогла разглядеть его лицо.

Лишь потом увидала — длинное. И поняла — это начальник стражи.

Он вошёл и встал над Ханной. Наклонился. Схватил за плечо.

— Бургомистр велел тебя завтра повесить, девка, — напомнил он, грубо встряхнув Ханну. — А ну, посмотри на меня? Сомлела от страха?

— А чего мне глядеть на убийцу? — выдавила женщина.

Она совсем обессилела. Быстрей бы уже, если так.

Только сердце почему-то опять зачастило: тук-тук, тук-тук…

— Дура, — буркнул начальник стражи. — Не по чину мне тебя вешать. На то утром будет палач.

— Так ты мучить меня пришёл? — Тяжёлая рука мужчины так больно впилась в плечо Ханны, словно была в латной перчатке.

Женщина со стоном подняла голову, и они встретились глазами: голубые и мутно-зелёные, как плохое стекло.

— Мать просила тебя пожалеть, — оскалился начальник стражи. — Вот, держи. — Он сунул Ханне под нос кинжал без ножен. Маленький, тонкий, как шило. — Вешать тебя будут, как солнце встанет. На площади перед ратушей. Ночью подвал запирают, и тогда никто не сумеет тебе помешать. Ты дождись, пока заберут факелы. А потом сможешь себя убить.

Кинжал скользнул в подол платья. Ханна не посмела его подхватить.

Начальник стражи шагнул к двери, загремел ключами. Это и была его помощь. Так он её понимал.

— Спасибо, — тихо сказала Ханна, поднимая кинжал и пряча его на груди.

***

— Это не дочь, но очень похожа! — свирепствовал бургомистр мэтр Сорен в своём кабинете. — Кто-то следит за мной! Присылает сюда этих блондинок! Она уже третья!

— Да успокойся ты! — Ведьма сидела рядом, перебирая янтарные окатыши на браслете-чётках. — Зачем кому-то тебя искать? Ну, продал ты душу дочери ради своих колдовских опытов? И что? Что в этом особенного? Зачем кому-то сводить тебя с ума, подсылая блондинок?

— Ты не знаешь всего, Иссият! — Александэр воздел руки в жесте отчаяния.

— Так расскажи мне, прежде чем так орать? — поморщилась ведьма. — Да налей нам вина под разговор. Я озябла в этом проклятом подвале.

Бургомистр подошёл к буфету, пошуровал там и вынул бутылку домашней анисовой водки.

— Вина тут не хватит, — сказал он. — Это слишком дурная история.

Ведьма кивнула — от водки она тоже никогда не отказывалась. Мало что так помогало согреть старые кости.

Бургомистр разлил водку всё по тем же винным чашам, а Иссият сделала вид, что не замечает некуртуазности неподходящей посуды, и отхлебнула сразу едва не треть.

Не морщась и не закусывая, хотя в вазе, что стояла на столике между её и бургомистерским креслом, обильно лежали фрукты.

Мэтр Сорен тоже сделал глоток и взял яблоко. Разрезал его ножом, протянул половинку ведьме.

— Меня зовут Александэр, урождённый Сорен, принц Виренский. Я одной крови с бывшим правителем Вирны. Он — мой двоюродный дед. Но наша семья была бедной, а наследование, как ты знаешь, велось совсем не по линиям узаконенного родства. Маги сами выбирали правителей. И я особенно не сетовал на судьбу, пока не узнал, что правитель чахнет, а магистры никак не могут найти ему замену. Тогда я и написал совету магистров, совсем не надеясь на хоть какой-то ответ. Мол, может быть, пригожусь… Я уповал на кровь…

Ведьма хмыкнула.

Она видела, что бургомистр лукавит. Письмо он написал не одно и совсем не случайно. Он с юности рвался к власти и ждал только удобного случая. Вот только страх ужасного трона умеривал его пыл.

Чёрный трон правителя людей был связан невидимыми магическими нитями с самим адом. Неугодный Сатане смертный не смог бы на него сесть.

Нужен был избранник, одобренный на самом низком, глубинном уровне. Потому и грызня за трон при всей болезненности прошлого правителя велась так вяло.