Как только дверь за чёртом закрылась, сыщики, пригнувшись, и, не разбирая дороги, кинулись к окну горницы. Прямо по грядкам: аж захрустела под сапогами свежая зелень.

Дом у повитухи был основательный, крепкий, с высоким крыльцом. Могла она себе позволить и стёкла, однако в окне по началу лета уже стояла редянка — рама, затянутая реденькой тканью, чтобы комары да мухи не лезли. Просто подарок для тех, кто решился подслушивать!

Пока бежали, сердце заколотилось даже у Дианы. Может, от страха, а может, от предвкушения. Оно и заглушило первые слова.

А потом донеслось:

— …Сдурела баба!

И вся троица обратилась в слух.

***

— Зачем звала? — строго спросил господин Зибигус — плотный, приземистый чёрт, глава здешней нечисти.

Он хмурясь осмотрел богатую горницу, уставленную сундуками.

Повитуха своё дело знала крепко. Бабы из окрестных деревень и даже из самого Лимса частенько звали её не только перерезать пуповину, но и поправить новорожденного. И за услуги свои она получала достаточно.

Однако, обычно уверенная и бойкая, сейчас повитуха затравленно улыбалась, а глаза её бегали.

Она всё сделала правильно. Если уж у кого защиты просить, так у главы местных чертей. Но, воззвав к Зибигусу, враз растеряла от страха все наготовленные слова.

— Что у тебя есть такого, чтобы обращаться ко мне? — спросил чёрт, видя, что на бабу напал ступор. Вот же придумала! Будто дел у главы чертей других нет — таскаться по глупым бабам! Чем тебе не довольно для твоих бабьих дел Кастора? Или обидел?

— Только тебе могу, господин, — выдавила повитуха, размазывая по лицу разом побежавшие слёзы. И вдруг рухнула чёрту в ноги: — Защити, не знаю, что делать! Боюсь Кастора! Убьёт он меня теперь!

Бин Бен Зибигус поморщился, высвобождая ноги, схваченные повитухой.

— За что, дурная? Ты ли не отдавала нам то, что было обещано? Да что с тобой! — Повитуха всё хватала позднего гостя за ноги, целуя его грязные сапоги, и чёрт занервничал. — Да ты сдурела баба! А ну, успокойся! Сядь! Сядь, говорю! — прикрикнул он. — Есть у тебя вино? Выпей и расскажи мне всё толком!

Зибигус огляделся и без труда отыскал нарядный ларец для вина, стоящий на сундуке для платьев и прочей рухляди. Вытащил бутыль, налил вино в кружку, сунул повитухе.

— Пей! — приказал он.

Повитуха хлебнула, закашлялась. Из глаз её пуще прежнего полились слёзы.

— Я ж не знала, что такое бывает, — запричитала она, всхлипывая. — Я не хотела, а он — дай да дай! А потом пухнуть стала как на дрожжах. Думала — дурная какая болезнь, ведь не так всё было, как бывает у бабы. Я потом уже поняла. Уже когда постучался. Я его гнать, травить, а никак! И всё пухну! А потом воды отошли, а потуг-то нету! Не идёт он сюда, не тот ему мир! И не разродиться ника-ак! — Тут она и вовсе завыла. — Я волосы в рот, чтобы потуги вызвать…

— Да что ты несёшь!.. — сорвался на крик Зибигус. — Кто у тебя разродился? Чего с тобою стряслось? Чего испугалась? Греха? Ты стольких младенцев отдала Кастору, что пора уже не бояться!

— Я б и его отдала, да бою-юсь! — Повитуха снова сползла на пол, пытаясь поймать сапоги чёрта.

— Кого? — Зибигус непонимающе уставился на женщину: спятила она, что ли?

Потом оттолкнул, вышел в сени, принёс ковшик холодной воды из кадки да и опрокинул ей на голову.

Вода помогла. Мокрая повитуха слегка опомнилась, высморкалась в подол, встала.

— Ну? — спросил Зибигус. — Кого ты боишься? Скажи? Коли Кастор напугал тебя чем, так я накажу его! Ты — баба полезная, работящая. Не бойся и расскажи мне, как есть.

— Я… покажу лучше, — выдохнула повитуха и поклонилась, прижав руки к пухлым грудям.

Потом одёрнула мокрую юбку, просеменила в соседнюю комнату. Вернулась со свёртком из одеяла, в котором что-то слегка шевелилось.

Зибигус нахмурился, разглядывая свёрток. Страшное подозрение зародилось в нём: «Кастор? Но как? Неужели?..»

— Вот, — сказала повитуха, разворачивая одеяло, а потом и пелёнку. — Его не могло быть, но он есть. И он… Он… — Она зашмыгала носом.

В пелёнке шевелился крепкий упитанный мальчик нескольких дней от роду.

Спинка и плечи его были покрыты тёмным пушком, густые чёрные волосы почти скрывали лицо. Он улыбался и скалил совсем не беззубый рот.

— Это как же? — удивился поражённый чёрт, разглядывая младенца.

— Я не знала, что так будет, — лепетала повитуха, сглатывая набегающие слёзы. — Я не хотела. Это Кастор. Он сказал, что их не бывает. Куда же его теперь, а?

— Я заберу младенца! — решился чёрт. — Ты не виновата. Такого действительно не могло бы случиться в нашем прежнем мире. — Он склонился к младенцу: — Я вижу, что у него есть душа…

Повитуха закивала. Она запеленала мальчика и нерешительно протянула чёрту.

Зибигус взял младенца на руки и кивнул, прощаясь.

И тут же дверь в горницу распахнулась, а на пороге появилась высокая темноволосая девушка с коротким мечом в руке. За её спиной маячили два парня с охотничьими луками и дрекольем.

— А ну, отдайте младенца! — закричала девушка. — Он наш!

Повитуха взвизгнула, выхватывая дитя у чёрта, и прижала к груди.

— Он мой! Мой! — заорала она. — Я не отдам! И тебе не отдам! — вызверилась она вдруг на Зибигуса.

— Младенец наш! — провозгласила девица. — Отдай, ведьма!

Диана, а это была она, бросилась к повитухе, но чёрт вырос у неё на пути, вскидывая руки в магическом жесте:

— А ну, стоять, смертная!

И тут же стрела ударилась перед его лицом как в стену и рассыпалась в щепки.

— Не смей трогать Диану! — зарычал Малко, отбрасывая бесполезный лук и бросаясь на чёрта с кулаками.

Тот с усмешкой очертил запылавшей ладонью круг.

Малко замер — жар был невыносимый!

Второй парень, Петря, попятился и кинулся назад, к дверям.

— Стоять! — прошептал Зибигус, протягивая пылающую руку так, словно намеревался схватить наглеца.

Петря оступился и грохнулся, ударившись о порог, но Диана отбросила меч и бесстрашно схватила чёрта за руку, не обращая внимания на магическое пламя.

Прицел магической руки сбился. Петря где ползком, а где и на четвереньках всё-таки выбрался из горницы и бросился бежать.

На улице послышались его истошные крики:

— Помогите! Там чёрт! Чёрт!

На улице что-то грохнуло, словно рассыпалась поленница, а потом дробью ударили конские копыта!

Повитуха, прижав к грудям ребёнка, забилась в угол. Малко скакал вокруг огненного круга, заслоняя лицо от жара и пытаясь достать Зибигуса палкой.

Чёрт махал огненной рукой, чтобы спалить наглого мальчишку, но на его руке, как терьер, повисла Диана.

— Да я из вас суп сварю! — орал разъярённый Зибигус. — В свиней превращу! Век мне служить будете!

— На-ка, выкуси! — визжала Диана, летая по комнате и сбивая стулья.

Она ни капельки не боялась ни огненной руки чёрта, ни пылающего вокруг неё магического круга.

Зибигус пытался сотворить заклятье, чтобы отцепиться от девушки, но слова почему-то скользили, скатываясь.

— Ты у меня век будешь по лесу бегать! — шипел он, раз за разом промахиваясь.

— Это ты кому? — в горницу шагнул Фабиус. Рука его лежала на груди — на медальоне, заряженном Борном. — А ну, отпусти детей! — тихо сказал он.

И дом от его слов застонал от подпола до самой крыши.

Повитуха вскрикнула. Зибигус замер, выпучил глаза, узнав магистра. Его пылающая ладонь погасла, а следом опал и огненный круг.

— Ты не имеешь права! — закричал он. — Это наш ребёнок!

— С каких это пор человеческие дети стали чертячьими? — уточнил Фабиус, оглядывая поле боя. — Признавайтесь, куда вы дели Алиссу!

Часть III. Вибрация

Третий принцип герметизма гласит — ничто не покоится, все движется, всё вибрирует.