– Да, уж дитятко, – только вздохнула женщина, – сила в тебе небывалая. Спина-то как твоя? – с удивлением смотрела она на девушку.
– Всё хорошо.. Пошли ополоснемся, да пойдем в дом? – спросила девушка наставницу.
– Пошли, – согласилась она, – если б кто сказал, что можно такую тяжесть держать, ни за что бы не поверила.
Потом они быстро расчесали гребнями волосы, Дигна помогла уложить косу Ильде, закрепила её пепельную косу бронзовыми накосниками, и сама закрепила свои волосы. Посвежевшие, они подошли к сидящей на скамье Мике.
– Ильда, Дигна, пошли в дом, – громко сказала Мика, открывая дверь на лестницу.
– Сейчас, иду я, – ответила Ильда.
Дигна же не сказала ни слова. Поднялись втроем в горницу, впереди шла хозяйка дома, а за ней Дигна с Ильдой, но девушка шла последней. Ключница взялась накрывать на стол, подумав, разлила и мёд по ковшам.
– Садитесь, рыба тёплая ещё, – приговаривала женщина, ставя горшок на стол.
– Мне не надо, бабушка, – глухим голосом сказала девушка.
– Не ест она больше, Дигна, – с горечью в голосе сказала мать взглянув на ослепительно белое лицо дочери.
– Ну нет, значит нет, – сказала женщина накладывая еду в миску Мике, а потом и себе, – Мёд- то пьёт, – сказала она улыбаясь, и поцеловала свою девочку, какой она всегда считала Ильду. Именно своей. – Холодная какая… Озябла? – обеспокоенно спросила Дигна, доставая покрывало.
– Да ты ешь, не холодно мне, – ответила девушка ровным голосом.
– И не улыбаешься, Несмеяна ты наша, – заметила Мика.
– Не могу мама, и плакать не могу, – сказала она, ставя ковш на стол, – такой, как сейчас, – и она коснулась своего лица, – не смогу я пойти к родным Пирги.
– Да, ничего, – успокаивала ключница девушку, – утро вечера мудренее. Поели, теперь спать пойдём.
Дигна собрала со стола, все легли спать по своим лавкам. Ильда разделась, легла тоже, накрылась одеялом. Было так непривычно- не чувствовала ни жары, ни холода. Как в бане, вспоминала девушка. Дигна раскраснелась, а она как была белее снега, так и осталась. Да и сил таких в себе не помнила, что бы чан с водой удержать, такой горячий притом. Руки как руки, – она смотрела на свои пальцы, ладони, – странно как, непривычно. Ильда видела всю комнату во тьме, всё было серо- чёрное, но и стол, и сиденья видела очень хорошо. Закрыла глаза, когда увидела, что Дигна встала, и крадучись идёт к ней, с ночным светильником в левой руке.
– Чего не спишь? – зашептала женщина, – отдохни, день был плохой, да утро вечера мудренее.
– Хорошо, бабушка, – сказала Ильда, и закрыла лицо одеялом.
Но заснуть не могла. Под одеялом она и тепла не чувствовала, стало и не жаро, ни холодно- непонятно всё. Плохо что и запахи не чувствует больше, подумалось целительнице. Да и лицо теперь- другим не покажешь… Попыталась сосредоточиться, да попасть опять к Древу- но не могла, перед глазами вставал словно густой туман, и не разорвать такой было ничем. Про себя раздумывала и вспоминала язык мудр при танце, как не забыть правильно сгибать пальцы, верно, в едином ритме ткать пространство, ставя на пол руки и ноги, не забывая про движения рук и головы. Потом вспоминала сложные составы трав от болезней, да как лучше их силу трав беречь, какие парить, какие настаивать..
Так незаметно и ночь прошла, солнце поднялось на небосклоне, но оно было закрыто тучами. Дом тоже пробудился, ключница накормила живность, пока хозяйка растопила печь. Завтрак был немудрящий, кислое молоко, творог, немного хлеба. Ильде дали медового напитка, другого она не выносила. После еды Дигна и Мика стали собираться, не забыв и вещи Пирги. Все уложили в два вьюка, положив их на спину лося юноши. Мика вздохнула, взяла дочь под руку и подвела к поставцу с лежащим рядом бронзовым зеркалом.
– Попробуем, доченька, тебе лицо нарисовать, – улыбнулась она дочери, и подмигнула ключнице.
Дигна широко улыбнулась, как молодая девушка, и быстро пошла в другую комнату.
– Губы- свёклой раскрасим, румянец, – и она задумалась, сжав губы.
– Мика, я сделаю состав, – рассмеялась ключница, взбалтывая кармин с гусиным жиром, – кисточки беличьи есть.
Ильда села прямо, и держала зеркало перед собой, глядела на свое отражение в полированной бронзе. И она преображалась на глазах. Губы из синих стали красными, кожа лица стала розовой, нарисованный румянец вернулся на щеки. Но- глаза так и остались чёрными, Ильда собралась встать. Дигна посмотрела на потолок, схватила девушку за ладонь, и пробормотала:
– Не торопись… – и принялась красить ей ногти, – вот, и готово…
Ключница любовалась работой. Ну просто прекрасно, нахваливала она сама себя.
– Отлично, Дигна. Спасибо. – благодарила Мика.
– Спасибо… – с трудом вымолвила еле живая от радости Ильда, – так куда лучше… Почти как раньше. Но улыбаться я всё равно не смогу, – жалела себя девушка.
– Все, пора идти. Ты дитятко молчи больше, за тебя буду говорить, – напомнила женщина, – глаза опусти, и молчи. Пойдем.
Они спустились вниз, накинув в подклети темные горестные плащи, Мика взяла за за узду лося Пирги, а Дигна повела собаку.
Нескоро дошли до селения, прохожие только кивали головами, видя печальных путников.
– Пирга погиб! Пирга погиб! – разнеслось по улицам, ещё до того, как Дигна постучала в калитку дома Кнувы, отца юноши. Почти сразу отворили вход, на пороге стоял встревоженный хозяин дома.
– Привет тебе Мика, и тебе славница, и ты здравствуй Дигна. С чем пришли, и сын мой где? – оглянув гостей спросил мужчина.
– Погиб Пирга, – глухим голосом заговорила Ильда, – пошёл до рассвета на охоту, на Лесного хозяина. Проснулась- нет его, услышала вой Звонка. – рассказывала девушка, не отводя глаз от Кнувы, – Оседлала Карего, лося моего, двинулась в путь, по лесной тропе, пошла я на голос собачий. Звонко лежал весь в крови, подняла я его, и он повёл …Несколько волков встретились, их мой сохатый разогнал… А дальше…, – она говорила, водя перед собой рукой, словно всё было перед её глазами, – Кусты изломанные, кровь везде и на земле копье лежало, – она отдала его в руки отца юноши, – тела не было… Следы медвежьи, и волчьи, и от рубахи его, вышитой, – протянула кровавую ткань Кнуве, – наверное, медведь его убил, да ушёл, а тело волки съели.
– Спасибо… Спасибо, дочка, что сама всё рассказала, а не мать за тебя говорила, – сказал несчастный отец, начавши тереть висок бритой головы, – что ж я жене скажу… Проходите, помянем… И лося его привела, и собаку, – говорил он, принимая поводок собаки и поводья от лося.– пойду, отведу…
Мужчина старался идти твердо, но споткнулся раза три на кучке травы, так некстати выросшей на усадьбе, и неловко потянул собаку за поводок, так что та жалобно взвизгнула.
Гостьи стояли во дворе, ожидая хозяина. Он пришёл, и провел в горницу своих зловестников. В горнице, рядом со столом хозяйствовала женщина, в простом льняном платье, волосы были прикрыты платком, на шее разноцветные бусы. Как видно, это была жена Кнува.
– Садитесь, – сказал хозяин, – мать, погиб Пирга, медведь его заломал. Завтра по следу пойдем с родней, возьмём кровника.
– Сейчас, мёд принесу, помянем, – сказала побледневшая от этих слов женщина.
Вернулась с посудиной с медом, да с пятью ковшами. Разлила питье по ковшам, и поставила перед каждым, лишь удивилась, взглянув на лицо Ильды.
– Не из наших мест, что ли, девица? – спросила хозяйка.
– Отец не из наших, – поспешно ответила Мика, быстро взглянув на девушку, – она дочь моя.
– Если так… – вздохнув, сказала хозяйка, – то что губы подведены, да румянец на скулах, – посмотрела на Дигну тяжелым взглядом, – Не хочет что бы бледность её видели… Руки покажи, девица!
– Ты чего, мать, удумала! – крикнул Кнува.
– Я покажу, – тихо сказала Ильда, вытянув руки перед собой и показав ладони.
– Не убивала она его, – сказала женщина и отвернулась, уйдя в дальний угол.
– Не таи обиды на нас, целительница, – тихо, медленно подбирая слова, сказал хозяин дома, – Меня от смерти твоя дочь спасла, да сына, видать, не сумела. Еще раз спасибо, что сами горькую весть принесли.
