Несколько дней бирманцы лишь вяло обстреливали крепость из пушек, на что португальцы отвечали редкими выстрелами, экономя драгоценный порох. Шла четвертая неделя осады. Запасы продовольствия уменьшались, а подвоза никакого не было. Бирманские корабли заполнили рейд, да купцы и сами не отваживались приходить в осажденный город. Впереди был мрак неизвестности и угроза бесславного конца. Иезуиты назначили всеобщий молебен в соборе, и с утра туда потянулись солдаты и немногие оставшиеся при них семьи. Было и несколько недавно окрещенных бирманцев. Они просто боялись вызвать своим отсутствием гнев проклятых иезуитов. Молебен подходил к концу, когда со стороны ближайших к собору ворот донеслись шум и вопли, смешанные с выстрелами. В храм вбежал солдат и, не обращая внимания на то, что идет служба, закричал: - Все на площадь! К оружию! В городе бирманцы! Кто-то открыл ворота! Португальцы стали выбегать из собора, выхватывать пистолеты и шпаги. В воротах уже шла яростная резня. Редкие выстрелы не покрывали истошных воплей дерущихся. Горстка стражников отражала нападение целой толпы бирманцев. Они рвались в город, пытаясь захватить площадь и обеспечить проникновение остальных войск. - Оттесняй врагов к воротам! - Де Бриту подгонял солдат, махая шпагой. - Руби нещадно язычников! Закрывай ворота! Иезуиты тоже выскочили из собора, подобрали сутаны и со шпагами в руках ворвались в толпы бирманцев, круша их с неистовством фанатиков. Пьер с друзьями рубился у самых ворот. Фернан уже силился сдвинуть их тяжелую створку, зовя на помощь. Арман подбежал к нему, тоже навалился на ворота. Бирманцы отступали, оставляя на земле истекающие кровью трупы своих и чужих убитых воинов. - Закрывай, закрывай! Быстрее, пока не подоспела помощь к этим язычникам! Выстрелы затихали, последние бирманцы убегали под яростным натиском португальцев. Ворота медленно закрылись, и засовы со скрежетом вошли в петли. - Неужели отбились? - спросил Фернан, когда они с Пьером встретились. - Я чуть дар речи не потерял, когда услышал вопли у ворот. - Видишь, Фернан, уже нашлись предатели, - сказал Пьер. - Это уже конец. - Это не предатели, Пьер, - заметил капитан. Он сильно побледнел и дышал с трудом, весь был забрызган кровью, и Пьер испугался, что тот ранен. - Нет, мой Пьер, я не ранен, слава Богу. Просто устал, сердце чуть не выпрыгивает из груди. - Ложись, капитан, я постелю свой кафтан. Отдышись, а то будет хуже. - Так вот, я говорил, что это не предательство, Пьер. Они же открыли ворота своим, бирманцам. Но найти и покарать их надо. - Некоторые уже убежали к осаждающим, пока ворота были открыты, - заметил Арман. - Скоро в городе из местных мало кто останется, - сказал Пьер. - Доверие к властям полностью утрачено. - Да, теперь дела наши пойдут намного хуже, - сказал капитан. - Почему, капитан? - спросил Фернан, глядя на его бледное лицо. Эжен-старший с трудом приходил в себя. - А потому, что постоянно будем ожидать каких-либо неприятностей от местных жителей. Уследить за всеми невозможно. Мы постоянно будем испытывать страх и недоверие друг к другу. - Вон ведут двух пленных бирманцев, - обратил внимание друзей Пьер. - Сейчас их как следует помучают, а потом повесят. Зрелище не из приятных. - Капитан отвернулся и прикрыл рукой глаза. Тут же на площади де Бриту распорядился разжечь костер, и схваченных стали пытать раскаленным железом. Их вопли и стоны разнеслись по всему городу. Полчаса спустя пленники, не сказав ничего вразумительного, да скорее всего, они ничего важного и не знали, были повешены в воротах.

Потянулись нерадостные дни, голод становился все ощутимее, пороха оставалось все меньше. Осажденным удалось отбить еще один штурм, но он был более упорным и кровопролитным. Тринадцать португальцев сложили головы, было много раненых. Пьер тоже получил небольшую рану в бок, а Фернан поймал стрелу, но она лишь проткнула кожу на левой ладони. Зато был сильно ранен Юсуф. Он лежал на циновке в ближайшем доме сбежавшего купца, и глаза его горели лихорадочным блеском. Раненый с трудом дышал и все просил пить. Пьер находился рядом, лечил его травами и мазями, но здоровье татарина не улучшалось. Стрела засела глубоко в боку, и наконечник вытянуть не удалось. Юсуф кашлял, кровавая пена выступала на его губах. - Ну что, выживет? - спросил капитан у Пьера, когда они отошли умыться и выпить по глотку вина. - Скорее всего, нет, капитан. Слишком серьезное ранение. - Жаль, сильный был человек и отличный солдат. Плохо, что Гардана нет рядом. Кто закроет ему глаза и проводит в последний путь? Он же не христианин. - Что же можно сделать с этим, капитан. Такова, значит, воля Господня. Юсуф умер ночью. Утром друзья похоронили его в вырытой наскоро могиле. Сверху навалили большой камень без надписи и отметины. Времени и сил на все это уже не было.

С крепостных стен было видно, что бирманцы готовятся к чему-то. Они подтягивали ближе к стенам пушки, их отряды перемещались по пригороду и концентрировались большими колоннами. - Чего ждет де Бриту? - восклицал Пьер, глядя на все эти приготовления бирманцев. - Ведь и дураку ясно, что самое время ударить из всех имеющихся у нас пушек и разметать это сборище по кускам! А выйти из крепости и довершить начатое мушкетным огнем и шпагами нам уже не составит труда. - Скорее всего, ты прав, Пьер, - ответил Арман. - Но де Бриту, видимо, считает иначе. - У нас еще есть порох на пять-восемь выстрелов на каждую пушку. Этого вполне хватит для полного разгрома. Ладно, пусть не разгрома, но паники и неразберихи в войске будет предостаточно. А что нам нужно еще? Бирманцы не выдержат такого огня и в ужасе станут разбегаться. Вот тут бы их и прикончить, выйдя на вылазку. - Как хорошо было бы, Пьер, если бы тебя поставили во главе наших доблестных войск, - воскликнул Арман не то серьезно, не то с некоторой издевкой. Пьер поглядел на друга странным взглядом. В нем читалось неодобрение, возмущение и непонимание. Капитан Эжен успокаивающе поднял руку, призывая обоих прекратить бесполезный разговор. Он понимал, как тяжело друзьям сохранять хорошие отношения и не скатиться к перепалке. Невзгоды осады всем осточертели, накалили нервы, и теперь по всякому ничтожному поводу можно было ожидать вспышки гнева любого человека, даже самого спокойного.

Всеобщее уныние быстро распространилось в городе. Португальцы уже не верили в победу и помощь из Гоа. Все чаще и чаще они поглядывали на залив, где уже не виднелось ни одного судна. Рейд опустел, и лишь одинокий заброшенный бот покачивался у причала. В этих взглядах сквозила неприкрытая жажда улизнуть из ловушки, устроенной проклятым Анаутпетлуном. И де Бриту, этот авантюрист и искатель приключений, вызывал теперь лишь раздражение. Они кляли его за то, что тот отказался сдать город и поступить на службу к королю Бирмы. И теперь португальский гарнизон должен был терпеть голод, раны и испытывать страх за свою судьбу. - Да, не позавидуешь нашему досточтимому де Бриту, - говорил капитан. Он чувствовал себя неважно, поглядывал на друзей, и в глазах его светилась мольба о прощении. - От него скоро отвернутся все португальцы. - Капитан, а разве это так неожиданно? - Пьер стал несколько раздражителен и с трудом сдерживал гнев, часто охватывающий его в последнее время. - Мы ведь завоеватели, искатели приключений и богатств. Разве иначе мы можем себя вести в чужих странах? - Это так, мой друг. Но все же можно было бы что-то иметь и за душой. - Это если душа есть, - подал голос постоянно молчавший Арман. - Ну, душа у всех есть, мой Арман, - обиделся капитан. - Смотря какая, капитан. Во всяком случае, души бродяг и авантюристов не стоят очень дорого. А у наших португальцев они и того хуже. - Друзья, не стоит так резко говорить, - вмешался в разгоравшийся спор Пьер. - Не так хороши наши дела, чтобы еще и ссориться из-за пустяков. - Верно, Пьер, - заметил Фернан, который в последнее время был особенно хмур и неразговорчив. - Что толку болтать, если скоро нас всех вздернут. - Не надо так мрачно шутить, Фернан. - Капитан непроизвольно потрогал ладонью загорелую шею. - Однако поглядите, друзья, - обратил внимание компании на неприятельский лагерь Арман. - Уже третий день бирманцы что-то спешно готовят. Сколько суеты и приготовлений. Что бы это означало? - Готовят новый и последний штурм, мой Арман, - ответил Пьер, оглядывая лагерь противника. - Раньше этого не было, Пьер. Раньше бирманцы так не волновались. - Подождем малость, и все станет ясно, друг мой. Осталось недолго. - Между прочим, вчера скрылись трое португальцев. Они попросту сбежали, - в голосе Армана слышались нотки зависти и надежды, но никто не отозвался на его намек, и он замолчал. Над крепостью прозвучал звук рожка, призывавший защитников занять свои боевые места. И капитан заметил: - Видно, и начальство беспокоится по поводу суеты у бирманцев. - Ладно, друзья, - сказал Пьер, вставая, - пошли по местам. Видимо, скоро и штурм начнется. Они не успели попрощаться друг с другом, как в разных местах страшно загрохотало. Столбы дыма и пыли взметнулись над крепостью. Вопли и крики защитников покрыл общий боевой клич бирманцев. Они двинулись к крепости. - Это бирманцы все же заложили мины под стены, - в страхе сообщил свои соображения Арман. - Теперь они ворвутся в город, и тогда всему конец. - Не торопись, Арман, - ответил Пьер с улыбкой обреченного. - Может быть, и не судьба еще нам встретиться с Господом Богом. Редкая пальба мушкетов и одинокий выстрел пушки явно показывали, что защитники не спешат отбивать атаки противника. Португальцы отбегали подальше от проломов, куда устремились колонны бирманцев, а туземные друзья португальцев откровенно бросали оружие и разбегались в разные стороны. - Все, друзья, - сказал очень спокойно Арман, - театр закрывается. Пьеса окончилась, зрители могут покидать свои места. - Да, друзья, сопротивляться бесполезно, - ответил капитан с сожалением в голосе. - Арман прав, театр закрывается. Друзья переглянулись. Кругом суетились португальцы, хотя их осталось не более сотни. Они с опаской поглядывали, как толпы бирманцев заполняют крепость. Многие португальцы уже побросали оружие и ждали, когда их захватят в плен и отведут в место их сбора. Всех европейцев действительно тут же с криками и воплями окружили, наставив мушкеты и пики, опасаясь, что те начнут сопротивляться. Но дух защитников города был так подавлен, что об этом никто из них даже не задумывался. - Пошли, нас приглашают вниз, видимо, на площадь, - сказал капитан и осторожно положил отстегнутую шпагу на парапет. - Да, капитан, - ответил Фернан, - можно спускаться, нас приглашают. Всех пленных согнали на площадь, обыскали, отобрали оружие и ценности и приказали сесть на землю. Весь город уже заполнили воины-победители. В крепости осматривали пушки, складывали горы мушкетов и холодного оружия, стаскивали убитых к валам, где для них уже готовили братскую могилу. В такую жару трупы никак нельзя было оставлять без погребения. Пленные сидели, хмуро оглядывались по сторонам и ждали, что с ними будет. - Если мне предложат службу, я не откажусь, - слышался голос португальского солдата, сидящего недалеко от наших друзей. - Если предложат, - ответил его товарищ. - Я бы тоже хотел получить такое предложение, да можно ли надеяться? Это был бы хороший выход из нашего идиотского положения. - Да, большинству этих проходимцев нет разницы, кому и где служить, - сказал капитан, услышав разговор. - Это их профессия, капитан, она рассчитана именно на такое понимание жизни, - ответил Пьер. - Эти идальго, потерявшие у себя на родине все, более ничего и не умеют. - Это не мы виноваты, Пьер, - заметил Фернан, защищая своих соотечественников. - Просто нравы нашего народа, наверное, не соответствуют требованиям времени. Да и не только нашего. - Глядите, король бирманцев въезжает на площадь! - вскричал Арман. Огромная свита короля Анаутпетлуна на прекрасных лошадях, разукрашенных драгоценной сбруей, входила в ворота крепости. Впереди на белоснежном коне восседал сам король в тюрбане с огромным рубином на лбу. Следом за ним величественно вышагивал его белый слон, обвешанный золотыми цепями и украшениями. На спине слона красовалась затейливая башенка, полуголый погонщик помахивал позолоченным хлыстом. Пленных подняли, выстроили в ряд полукольцом. Де Бриту стоял вместе с У Теном. Бледное лицо его выдавало внутреннюю борьбу. Он был подавлен и старался выглядеть достойно. Его соратник и друг У Тен казался более спокойным. Он был одет в праздничные одежды с украшениями на голове и груди. У де Бриту было лишь одно украшение - золотая цепь с бляхой, на которой был изображен какой-то святой. Анаутпетлун остановил коня, раб овевал его огромным опахалом из разноцветных перьев павлина. Медленно он осматривал пленных и наконец остановил взгляд на де Бриту и У Тене, Недавние враги молча взирали друг на друга. Король был величествен, подчеркнуто спокоен и находился в радужном настроении. И не удивительно. Последний оплот сопротивления рухнул, и он теперь являлся полновластным правителем всей Бирмы. Было от чего радоваться. Советник приблизился к королю и что-то зашептал ему на ухо. Король кивнул, тронул коня серебряными шпорами и остановился в двух шагах от своих врагов. В напряженной тишине раздался его голос. Он говорил по-бирмански, и толмач тут же переводил его слова на португальский: - Поздравляю вас, господа, с окончанием столь многотрудной войны. Последняя провинция страны теперь в моих руках. Я очень рад этому и по случаю победы предлагаю вам просить у меня милости и прощения. В этот радостный и знаменательный день я готов все забыть и принять вас на свою службу. Воцарилась гробовая тишина. Никто не мог подумать, что король будет так щедр и благосклонен. Португальцы перешептывались, на их лицах появилось выражение надежды и даже радости. - Королю не следовало бы говорить де Бриту о службе, - наклонился к Пьеру капитан Эжен. - Это для него неприемлемо. Хотя как знать. - Однако де Бриту молчит. Он обдумывает услышанное, значит, колеблется. Затянувшееся молчание прервал голос У Тена: - Великодушие короля всем известно. Благодарю за столь лестное предложение. Но, король, мне нечего предложить тебе взамен. И я вынужден отказаться, уж прости меня, раба твоего. - И на губах У Тена заиграла ироническая усмешка. Король понял издевку, но не подал вида. А У Тен продолжал после короткой паузы: - Досточтимый король, я отказываюсь от твоего предложения, потому что мой давний друг де Бриту тоже не примет твоего предложения. Он сам король и не может опуститься ниже тебя. Я уверен, что он поддержит меня в столь трудное для нас время. Мы проиграли, так стоит ли цепляться за то, чего уясе никогда не будет? - Что мне ответит де Бриту, или, как его здесь зовут, Маун Зинга? Де Бриту гордо поднял голову, посмотрел в глаза своему лютому врагу, но ненависти в его взгляде не было. И он ответил: - Король, мне нечего добавить к словам моего друга У Тена. Я его полностью поддерживаю и благодарю за дружбу и верность, - с этими словами де Бриту обнял У Тена и поцеловал его в губы. - Что ж, - ответил король Анаутпетлун, не меняя выражения лица, - такой ответ меня удовлетворяет. Мне было приятно поговорить с благородными людьми. Прощайте, и пусть ваш Бог будет с вами в трудную минуту. Он тронул коня, и процессия медленно проследовала дальше, оставив португальцев стоять на площади под палящими лучами солнца. Неожиданный ответ де Бриту и У Тена заставил всех пленных португальцев иначе поглядеть на эту пару. Их решимость и благородство на время вселили в души этих пропащих людей некоторую растерянность и неуверенность. Однако продолжалось это недолго. Вскоре на де Бриту опять смотрели как на чудака и недоумка. Его поступок не укладывался в загрубевшие души бродяг. Это было не для них. - Интересно, что с нами будет? - воскликнул один из португальцев. - Думаю, что нам опасаться нечего, если даже нашим начальникам предложили помилование! - воскликнул другой солдат, радостно оглядывая своих товарищей. - Ты думаешь, что нас отпустят? - А на кой черт мы им нужны, если нас не наймут на службу. - Война прекратилась, и в нас уже не нуждаются. Всех пленных отправили на окраину города, где заперли в заброшенном доме, приставив внушительную охрану. Де Бриту и У Тена отделили и увели в неизвестном направлении. - Хоть отдохнем малость от всех этих страхов и войны! - вздохнул с облегчением Фернан. - Откровенно говоря, мне осточертело все это! Быстрее бы закончилась эта история, и я отправился бы домой. Жаль, конечно, что денег мало скопил. - Ты их еще сумей сохранить, Фернан, - заметил Арман. - Хорошо, что мы их на себе не таскали, а успели спрятать. Некоторые вообще всего лишились. - Как все же победители поступят с де Бриту? - спрашивал друзей капитан. - Думаю, что казнят. Они сами намекнули нашему королю об этом, и тот, судя по всему, согласен. Да и что ему остается? Одна морока с ними. - Фернан безнадежно махнул рукой. - Чего гадать раньше времени. Теперь у нас будет много времени для отдыха. Все рано или поздно узнаем, - это Пьер подал свой голос из угла, где он решил обосноваться на ночь. - Нам больше ничего и не остается делать, друзья, - ответил капитан. Казалось, он был доволен всем случившимся. Скорее всего, ему надоело быть советником, которого мало слушали и от которого ничего давно уже не зависело. На следующий день всех пленников еще до полудня вывели на площадь. Там уже стояли плотные ряды бирманских воинов, окружавших два громадных креста, сколоченных из обтесанных бревен. Они возвышались над толпой, которая собралась по призыву глашатаев и теперь шепталась в ожидании интересного представления. Всем стало ясно, для чего приготовлены эти кресты. - Не завидую я нашим несчастным приговоренным, - шепнул Пьер Арману, когда они разместились в первых рядах, сразу же перед цепью бирманских воинов. - Само собой, Пьер. Однако гляди, нас поставили так, чтобы мы хорошо видели казнь, Символично, не правда ли? - Может быть, оно и так, Арман. Во всяком случае мне не хотелось бы смотреть на их мучения, - ответил Пьер, старательно избегая называть имена тех, для кого приготовлены эти орудия смерти. - А почему кресты стоят уже в ямах, да еще в наклонном положении? - спросил кто-то из португальцев. - Видимо, для того, чтобы все мы видели, что здесь готовится, - ответил голос. - Несчастные! Над площадью стоял неумолчный тихий ропот голосов. Бирманцы поглядывали на португальцев равнодушными глазами, мечтая поскорее оказаться дома, у своих очагов, в кругу своих семей. После долгого томительного ожидания послышались звуки труб, цимбал и барабанов. Их дробь взбудоражила зрителей. Головы их повернулись в сторону дома, из которого выходила процессия буддистских монахов в оранжевых хламидах. За ними шли де Бриту и У Тен. Они были бледны, но головы держали высоко и сохраняли гордое и одновременно печальное выражение лиц. Дальше шествовали бирманские солдаты в пышных праздничных одеждах с секирами в руках. Толпа затихла. Все взоры устремились на осужденных. Португальцы тихо ругались и возносили молитвы, призывая в помощь всех святых и мучеников. Процессия остановилась на середине площади. Де Бриту бросил мимолетный взгляд на кресты и отвернулся. У Тен смотрел на орудия казни дольше, потом вздохнул и опустил голову. Но тут же снова поднял ее, прислушался и сделал попытку улыбнуться, так как голоса, привлекшие его внимание, принадлежали его родственникам. Они прощались с главой рода, не решаясь на отчаянные вопли и причитания. У Тен гордо вздернул свою массивную голову, вяло взмахнул рукой, но улыбка получилась вымученной и вялой. Глашатай прокричал толпе обо всех прегрешениях осужденных, об их личном желании покончить счеты с этим миром. Толпа гудела непонятно, буддийские монахи бормотали слова молитв. К осужденным подошел священник, облаченный по такому торжественному случаю в праздничные сутаны. Де Бриту опустился на колени, и священник стал что-то шептать ему на ухо. Де Бриту молитвенно сложил руки, слушал внимательно, потом истово перекрестился. Священник тоже перекрестил несчастного и отошел в сторону, к толпе португальцев. Палачи схватили осужденных, другие бирманцы повалили кресты на землю. Замелькали молотки, послышались стук и стоны недавних правителей города. Наконец кресты усилиями десятков бирманцев медленно поплыли вверх, встали вертикально, и все увидели привязанных и прибитых к ним осужденных. Их лица были белы, искажены гримасами боли и страдания, но казнимые и сейчас старались сохранить свое достоинство. Ропот прошелестел по толпе, усилился было, потом тут же смолк, и в наступившей тишине было слышно, как натужно и тяжело дышат люди, прибитые к крестам. Рабочие старательно и торопливо засыпали основания крестов землей, утрамбовывали ее ногами, мельком вскидывая головы вверх, глядя на мучеников. Четверть часа спустя португальцев погнали назад, окружив их плотным кольцом вооруженных бирманцев. - Почему король не пришел поглядеть на казнь своих врагов? - спросил Арман, низко опустив голову и шаркая ногами по дорожной пыли. - Для него это не ахти какое зрелище, - ответил капитан. - Он показал себя достаточно благородным человеком, чтобы опускаться до зрелища казни. Я его прекрасно понимаю. - Однако де Бриту и У Тен держались достойно, - заметил Фернан. - Мне очень жаль, что так все получилось. - А мне кажется, что де Бриту решил так поступить из соображений личного характера, - пояснил капитан. - Его мечты о собственном королевстве не осуществились. Все планы рухнули, и теперь у него за душой ничего не оставалось. Стоило ли в таком случае жить? Вот он и решил, что не стоит. - Я бы никогда на такое не решился! - воскликнул Арман. - Все же жизнь у нас одна, она дана Богом, так правомочно ли отнимать ее не по велению Божьему? - Кроме веления Божьего, Арман, - ответил Пьер, - существуют и веления души и сердца. Думаю, что он поступил благородно и правильно. Мне жаль его. - Как хорошо, что он успел отправить семью в Гоа, - сказал капитан. - Теперь его жена, несчастная донна Анна, стала вдовой, но находится в кругу своей семьи и родственников. Все же она дочь вице-короля, и он не оставит несчастную женщину без внимания. - Но что бы могло произойти, если бы помощь из Гоа пришла? - спросил Фернан, мечтательно поднимая глаза к небу. - Скорее всего, агония Сириама продолжалась бы еще какое-то время, - ответил капитан. - Месяц, может, два, но потом все же наступил бы теперешний момент. - Ты так думаешь, капитан? - спросил Пьер с любопытством. - Я уверен в этом, Пьер. Португалия с Испанией слишком ослабели, а бирманские силы сейчас на подъеме. Уверен, что бирманцы просто использовали свой шанс в полной мере. Время Португалии прошло, господа. Сейчас наступают другие времена. - Какого же черта ты позвал нас сюда?! - взорвался Фернан. - Но, дорогой Фернан, я это осознал лишь недавно, а тогда, будучи советником де Бриту, я был уверен в том, что удача будет на его стороне. Наступило молчание. Колонна пленников приблизилась к дому, где их содержали. Бирманцы пересчитали их, запустили в двери, закрыли их, выставили охрану. А вечером их оглушили новостью. Все пленники должны были утром отправляться на север на поселение в верховья Иравади. Никто не был приглашен на службу. Португальцы заволновались, разозлились, пытались протестовать, но их никто не слушал. - Однако выбраться оттуда можно будет? - спрашивал Арман, никак не могущий воспринять это пожизненное заключение. - Кто же это может точно сказать, мой ДРУГ» - ответил капитан печально. Пьер был оглушен известием и молча переживал эту новость. Его мысли полетели в Марсель и там закружились вокруг семьи, дел, друзей. Фернан погрузился в меланхолию. Он молчал, шагал по тесной комнате и что-то про себя бормотал. Пьер с опаской на него поглядел, вопросительно глянул на капитана, но тот пожал плечами. Ночь прошла в тревогах и тихих разговорах. Пленники обсуждали свою участь и предстоящую жизнь на поселении. Куда их загонят, никто не знал, но все были уверены, что близко это не будет, и страшились того, что это поселение окажется постоянным, до самой смерти. Рано утром всех вывели на улицу, построили и повели в порт. Проходя по площади, португальцы бросали прощальные взгляды на осужденных и с изумлением увидели, что де Бриту еще жив и смотрит на них глазами, затуманенными страданием и отчаянием. У Тен, казалось, был уже мертв. Капитан остановился перед крестом, где мучился де Бриту, поглядел на сириамского короля, понял, что тот почти ничего не понимает и не ощущает, кроме страданий, но сказал все же: - Прощай, король Сириама. Ты навеки останешься в истории, как Маун Зинга. Мы будем помнить тебя, де Бриту! Прощай! Де Бриту Что-то промычал страдальческим голосом, капитан отвернулся, незаметно смахнул слезу и поплелся дальше, подгоняемый стражником. - Как долго он мучается, - прошептал Пьер, бледнея лицом. - Сколько же ему приходится страдать. Бедный де Бриту! Господи, помоги ему в его тяжкую пору, дай сил вытерпеть все это! И еще долго португальцы оборачивались на крест де Бриту, пока он не исчез за одним из поворотов улицы. Довольно большой корабль местной постройки стоял у причала. Матросы с любопытством смотрели, как португальцы грузились на него под усиленной охраной бирманских и монских воинов. Им приказали сесть на палубу в два ряда друг против друга. Быстро обмотали всем талии длинной веревкой, концы которой накрепко привязали к мачтам. Теперь они не могли передвигаться и можно было лишь вставать, но и то, когда это делали несколько человек сразу. Якоря подняли, прозвучала команда капитана отдать швартовы, гребцы ударили веслами, и судно медленно тронулось к устью реки. Ветер был неблагоприятный, и приходилось долго и утомительно грести, пока не вошли в реку. Залив остался позади. Потянулись низкие берега реки Рангун. Она несколькими протоками соединялась с Иравади, и потому считалось, что дельта у них одна. Сидеть было неудобно, солнце уже палило нещадно, а тени от парусов не было. Даже пить давали редко. Покормили только после полудня, когда разнесли в плотно связанной корзине рассыпчатый рис без всякой подливы. Каждый получил один банан на закуску и кружку теплой воды прямо из реки. В Дагоне перешли в протоку и через два дня вошли в основное русло Иравади. Эта большая река была переполнена лодками и судами различной величины. Низменные берега зеленели рисовыми посадками и редкими полями бананов и пальм. Буйволы неторопливо трудились в грязи, а маленькие погонщики зычными голосами понукали их. Мутные воды катились к морю равнодушно и бесстрастно. Так же равнодушно относились к пленникам и бирманцы на корабле. Их просто почти не замечали, иногда с любопытством рассматривали, но никогда не заговаривали. Возможно, никто не понимал португальский, а может быть, им просто запрещали это. Мимо проплывали города, селения, но корабль нигде не останавливался. Ветер переменился, и матросы поставили паруса. Пленники воспрянули духом. Теперь в тени парусов можно было несколько передохнуть от одуряющего солнечного зноя. Они придумали возможность всем насладиться недолгой тенью. Передвигаясь по кругу, все рано или поздно попадали в тень, независимо от местонахождения. Бирманцы посмеивались, глядя на такую игру. Кормили пленных два раза в день, и голод терзал их отощавшие тела и жадные желудки, вечно требующие все новой и новой пищи. А она состояла в основном из риса, бананов, иногда куска рыбы. Хлеба бирманцы не употребляли, а печь его специально для пленников не считали нужным. Так прошли большой город Хензаду с его многочисленными ступами и толпами оранжевых буддистских монахов, обилием лодок, снующих по реке. Город Пром увидели издали на закате и опять же не остановились. Португальцы стали ворчать, жаловаться, но их никто не слушал. - Как тоскливо вот так тащиться по этой проклятой реке! - не раз восклицал Арман. Он сильно страдал от потери свободы, над ним часто и зло подсмеивались, он злился, грозился, но ничего поделать не мог. - Я слыхал, что почти половину пути мы уже прошли, - заметил капитан Эжен. Его слова как-то оживили пленников. Стало быть, конец пути близко, скоро они будут у того места, что отведено им для жительства, - Все же я никак не могу привыкнуть, что нас везут на вечное поселение! - Пьер горестно скорчил лицо, обросшее седеющей бородой. - Как же моя семья, как Эжен, что он подумает и что будет делать? Все так горестно и печально! - Он в отчаянии покачал головой. - Судьба, Пьер! - Арман похлопал друга по плечам. - Вот и получается, что без семьи намного проще и лучше. Нет забот об этом, нет и печали. Всюду можно раздобыть себе дом. Правда, временный, но и все мы на этой земле временные, не так ли? - Он обвел сидящих взглядом, но его никто не поддержал, и Арман замолчал, как бы обидевшись. Неожиданно стал прихварывать Эжен-старший. Слабость и потеря аппетита, постоянные недомогания заставляли его почти все время лежать в тени. Он похудел, глаза запали. Друзья ничего не могли с этим поделать. Бирманцам он тоже был не нужен. Пьер волновался, требовал помощи, но его или не понимали, или не обращали на него внимания. Те полсотни слов, что знал Пьер, мало ему помогали. - Друзья, не стоит так волноваться, - не раз говорил капитан. - Что с того, что я приболел? Это так естественно в моем возрасте. - Капитан говорил с передышками. - Последнее время я слишком переволновался и многое пережил, это не могло не оставить следа на моем здоровье. Успокойтесь, прошу вас. - Как мы можем успокоиться, капитан? - Пьер с недоумением смотрел на него. - Мы столько лет тебя знаем, ты должен напрячь волю и выздороветь. Ты же можешь это сделать, сам не раз учил нас. - Пьер, дорогой, откровенно говоря, мне уже надоело жить. Я все чаще вспоминаю нашего короля де Бриту. Он правильно поступил, что позволил отнять у него его жизнь. Зачем она ему теперь была бы нужна? Он слишком много потерял, чтобы жить с тем, что осталось. - Но что ты, капитан, потерял? Ты еще не так стар, чтобы готовиться отправляться к праотцам. Возьми себя в руки. - Ты прав, Пьер. Но воля моя сломлена, хотя я и не жалуюсь. Мне почти хорошо. И та слабость, что наваливается временами, мне совсем не мешает. Боюсь лишь быть обузой вам, друзья. Прошу вас, не допустите этого. - О чем ты говоришь! - Пьер даже разозлился, но капитан стал успокаивать его, говоря: - Не надо горячиться, мой друг. Вот ты-то как раз обязательно должен вырваться из этого ужасного места. Тебе здесь никак нельзя оставаться. У тебя семья и дети, ты им необходим, а что я? Я один, и мне на все уже наплевать. Наконец корабль остановился. Пленников высадили на берег, и все почувствовали, как ослабели их мускулы за время сидения на палубе. Под усиленным конвоем их отвели в обширный сарай, где и заперли, выставив большую охрану. Они находились в селении, расположенном в устье реки Пху. Впереди находились большие города и бывшая столица Бирмы город Мандалай. Как видно, мимо этих городов решено было пленников не везти. Всех пленников с утра гоняли на работы по выгрузке и загрузке товаров на суда, останавливавшиеся у небольшого причала. Лишь трое португальцев были освобождены от работ и в том числе капитан. Они были больны и с трудом передвигались. Неделю спустя часть португальцев была поса-экена на большую лодку и отправлена куда-то вверх по реке Пху. - Неужели мы уже на месте, и теперь нас просто рассовывают по разным обиталищам? - интересовался Пьер, провожая лодку глазами. - Скорее всего, это так и есть, - отозвался Фернан. - Быстрее бы оказаться хоть где-нибудь. Осточертело все это! Через день вторая группа пленников числом в двадцать человек была отправлена в том же направлении, что и первая. - Скоро и наша очередь, видимо, настанет, - тоскливо произнес Пьер. Так и случилось. Одиннадцать человек были посажены в лодку, связаны по парам и посажены на скамьи. Гребцы ударили веслами. Пху была намного меньше Иравади и не поражала многоводностью. По пути попадались редкие селения в десяток и меньше хижин. Жители с любопытством и страхом провожали диковинных в этих местах людей, громко переговаривались на незнакомом наречии. Извилистая река не позволяла быстро добраться до места. Лишь на следующий день их высадили на берег, покрытый пальмами и банановыми плантациями. В отдалении просматривались редкие прозрачные строения из бамбука, покрытые листьями пальм и бананов. Толпа местных жителей собралась, все молча смотрели на выгрузку, боясь подойти ближе. Они впервые видели белых людей, которые вызывали в них страх. Толмач подозвал старосту селения, поговорил с ним, указывая на португальцев. На лице старосты явно читался страх, но он согласно кивал, кланялся, и вслед за ним кланялись и кивали еще несколько жителей. Потом толмач подошел к группе пленников и сказал на ломаном португальском: - Вам жизнь тут, феринджи. Слушать староста, бег - смерть! Работа, жить, дети, жена, дом. - После чего повернулся и направился к лодке. Португальцы переглянулись, оглянулись на жителей, стоящих в нерешительности невдалеке. - Что теперь нам делать? - спросил Жоан, один из португальцев. - Ты же слышал, что сказал толмач. Работать, жениться, нарожать детей и жить, как нам в голову взбредет. - Кривой, как звали второго португальца, оглянулся по сторонам и добавил: - Бежать, как я понял, некуда, а если поймают, то убьют. Смерть нам будет избавлением от всех бед. - Ну, старина, - обратился Арман к старосте, - говори, куда и как нам устраиваться? Нам надоело это путешествие, и мы хотим побыстрее устроиться на новом месте. Староста понял, что обращаются именно к нему, но перепуганное лицо говорило о том, что слов Армана он не понял. Он что-то пробормотал нечленораздельное, указал куда-то вдаль, поманил боязливо рукой и неторопливо пошел от реки, поминутно оглядываясь на португальцев. - Пошли за ним, - махнул рукой Кривой. Они прошли шагов двести и вышли на заросшую бурьяном и кустарником небольшую площадку, когда-то застроенную хижинами. Староста обвел рукой место, показал жестами, что надо строить хижины, и торопливо удалился. - Все, друзья, - сплюнул Жоан, грязно выругавшись. - Пришли на место! А как тут жить? Чем питаться? - Наверное, - заметил Пьер, - сперва надо построить жилища для себя. Потом пойдем к старосте и потребуем пищи. Началась обычная в таком деле кутерьма. Выбирали место для строительства, спорили, ругались, но в конце концов пришли к выводу, что надо вначале построить три большие хижины, а потом видно будет. Надо сперва освоиться и оглядеться. Появились несколько крестьян и бросили невдалеке инструменты для работ. - О нас даже заботятся! - воскликнул Арман, выбирая себе большой широкий тесак, служивший, видимо, не одному поколению крестьян. - Я уже вооружен, ребята! Можно приступать. И работа началась. Вялая, с неохотой, но жить и как-то обустраиваться все-таки надо.