– Мися почему-то позвонила мне сегодня утром и пожаловалась, что было повалено много деревьев. – Тадахиро произнес это намеренно безразличным тоном, но в его голосе чувствовалось недовольство.
– Значит, Ясуко приехала на одном поезде с Сакураи?
– Да. Сестре пришлось звонить извиняться перед госпожой Фуэкодзи.
– Это еще почему?
– Ясуко-сама и Тэцуо ехали в одном поезде, но он был настолько переполнен, что Тэцуо ее не заметил. Когда они сошли с поезда на станции Наганохара, такси уже все разобрали, Фуэкодзи не знала, как ей быть. Тэцуо оказался более дальновидным, сестра заказала ему такси из Каруидзавы.
– А почему Тэцуо не поехал на своей машине?
– Эта дорога ему незнакома, и он, наверное, решил, что на машине будет добираться дольше.
– Да, в такое время ехать поездом более надежно, – подтвердил Хидэмото Матоба.
– Когда Тэцуо садился в такси, госпожа Фуэкодзи окликнула его, и они приехали вместе. Из-за какой-то крупной автомобильной аварии дорога была на некоторое время перекрыта, поэтому они и задержались. Вилла Сакураи первая по дороге, поэтому госпожа Фуэкодзи хотела зайти и поздороваться с сестрой, но та в это время принимала ванну. – Кадзухико рассказывал спокойным голосом, улыбаясь. Слушать его было приятно: у него был красивый глубокий баритон.
– Отлично! И о бабушке, и о внучке все позаботились. А мне-то что, собственно говоря, остается делать? – спросила Тиёко.
Тадахиро неожиданно разразился беззаботным смехом:
– Продолжать изводить помощника инспектора. Ты помнишь, как он негодовал по поводу твоего поведения?
– Действительно. С точки зрения этого молодого человека, я очень плохая женщина.
Произнеся эту фразу, Тиёко дала понять, как мало ее интересует, что о ней думают другие.
– Дядя, а как дела там? – Не сводя глаз с Тиёко, Кадзухико обратился к Тадахиро с вопросом, который его больше всего интересовал.
Все поняли, что под словом «там» он подразумевал виллу Кего Маки.
– В этом деле так и нет ясности.
– Кадзухико-кун, что ты об этом думаешь? – Хидэмото Матоба указал на стол, на котором рядом с книгами по археологии в странном порядке лежали спички. Кадзухико уже обратил на них внимание, когда вошел в комнату.
– Сэнсей, что это?
– На столе, за которым сидел погибший, спички были разложены в таком порядке.
– Вы имеете в виду Маки-сэнсея?
– Да, Маки-кун был отравлен цианистым калием, – спокойно, но с некоторым напряжением в лице пояснил Тадахиро.
– Короче говоря, вчера вечером Маки-кун в своей студии с кем-то разговаривал. Его собеседник (или собеседница, пока неизвестно) отравил его цианистым калием. Такова версия полиции. Маки-кун, предположительно, что-то объяснял своему визави с помощью спичек. Если разгадать смысл, заложенный в расположении спичек, то есть вероятность вычислить его собеседника.
– Асука-сан тщательно зарисовал, как были разложены спички, он считает, что это может быть клинопись.
– А Маки-сан был знаком с клинописью? – Спрашивая, Кадзухико не отрывал глаз от спичек на столе.
– Нет, но два-три дня назад Маки приходил ко мне и взял несколько книг о древней цивилизации Месопотамии.
– Говорят, что Маки-кун в последнее время страдал депрессией и не мог рисовать, поэтому он искал что-то, что могло стать для него стимулом к работе, подстегнуть вдохновение. Вряд ли, конечно, он изучал клинопись с этой целью. Киндаити-сэнсей скопировал расположение спичек, и я на всякий случай тоже. А вдруг пригодится.
– Кадзухико-сан, у вас есть какие-нибудь предположения?
– Абсолютно никаких.
Перестав разглядывать спички на столе, Кадзухико взглянул на Тиёко, потом обернулся к Хидэмото Матоба.
– Может, сэнсей догадывается…
– Мне непонятно… Во-первых, я не уверен, что это клинопись. Но если даже предположить, что Маки-сан разбирался в клинописи, то для того, чтобы что-то объяснить с ее помощью, он должен был беседовать со знатоком. А я не думаю, что в Японии много таких людей.
Тадахиро рассмеялся, но Кадзухико его не поддержал. Он внимательно наблюдал за выражением лица Тадахиро.
– А что Киндаити-сэнсей сказал по этому поводу? – обратился он к дяде.
– Да ничего особенного. Он даже если что-нибудь и заподозрит, то никогда не скажет. По крайней мере пока не добудет неопровержимых доказательств.
– Киндаити-сэнсей все еще в коттедже Маки?
– Нет, сейчас они вроде бы поехали в «Хосино-онсэн» для встречи с Синдзи Цумура.
– Точно, Цумура-сэнсей же сейчас в Каруидзаве.
– Откуда ты знаешь, Кадзухико? Видел афиши?
– Нет, я знал об этом еще до отъезда из Токио.
– Кадзухико-сан знаком с Синдзи Цумура?
– Нет, я никогда не встречался с Цумура-сэнсеем. У меня есть друг еще со школьных времен, Сигэки Татибана. Он изучает композицию в Токийском университете искусств и каждый год участвует в фестивале музыки в Каруидзаве, он один из организаторов. В этом году должны были впервые исполнять произведения Цумура-сэнсея.
Около пяти часов пришли Тэцуо и Хироко, и разговор перешел на другие темы.
Хироко выглядела очаровательно. На платье с ярким узором был небрежно накинут сочно-красный кардиган, но все было подобрано с таким вкусом, что, несмотря на интенсивные цвета, ее одежда выглядела в высшей степени элегантно. Хироко обладала аристократической внешностью, но в ее облике было что-то диковатое – результат смешения кровей отца и матери. Немного выдающийся вперед подбородок говорил о сильной воле и непокорности. Супруга Сакураи и Тиёко, видимо, были знакомы, но взаимные приветствия прозвучали довольно сдержанно.
Когда Тиёко поблагодарила за помощь, оказанную свекрови, Тэцуо вежливо ответил:
– Не стоит благодарности. Это госпожа Фуэкодзи заметила меня. К тому же она была не одна.
– И кто был с нею?
– Попутчик. Она с ним познакомилась в поезде. Он был готов проводить ее домой, но все такси были разобраны, и они не знали, что делать.
– И вы ехали с ним до Сакура-но-дзава?
– Нет, этот человек вроде бы направлялся к своему знакомому в Минамихара.
– К кому же? – вмешался Кадзухико.
– Понятия не имею, но бабушка, наверное, знает. Вел себя как джентльмен…