Не дал, и более того: Славия нищала куда быстрее, чем во времена империи. Поскольку руководство новоявленной республики воровало все, до чего дотягивались руки. Оно-то и затеяло борьбу за отделение, чтоб получить возможность красть. Народу объясняли: зато мы независимы. Свой флаг, свой президент и свой язык. Последний спешно сочинили немецкие филологи. Работали по принципу, чтобы как можно больше отличался от варяжского. Певучий и красивый южноваряжский говор, прежде распространенный в землях Славии, заменило нечто трудно выговариваемое. Язык провозгласили государственным, а варяжский запретили. Тут возмутилось население восточных областей и объявило независимость от Славии. Причиной был, конечно, не язык – верней, не только он. В восточных областях сосредоточена промышленность и залежи сырья республики. Металлические руды, уголь, газ… В империи жители восточных областей жили богаче остальных, а тут разом обеднели, потому что руководство Славии выкачивало из провинции все соки. Короче, Славскую республику послали на хер и создали свою, Нововаряжскую. В Борисфене, столице Славии, обиделись – терять такие деньги! – и двинули войска. Но поскольку армейское начальство, от прапорщика и до генерала, тоже воровало, армия Славии представляла собой сброд из кое-как вооруженных и плохо обмундированных солдат и вечно пьяных офицеров. Спешно собранные ополченцы Нововарягии их разгромили. А помогли им в этом добровольцы, в большом количестве приехавшие из империи.

К началу тех событий царь Петр десять лет как умер, и ему на смену пришел избранный Земским собором (наследников Петр не оставил) один из многочисленных Рюриковичей, занимавший небольшую должность в Главном управлении разведки. Его провозгласили Александром Третьим. Тихий, неприметный новый царь не впечатлял ни внешностью, ни речью. Западным кураторам, которые считали империю своей колонией, он показался подходящим для продолжения политики Петра. Они ошиблись. Прошло немного лет, и новый император выгнал иностранцев из страны. Сместил с постов всех западных ставленников и заменил своими. По его указу пересмотрели договоры о передаче иностранцам сырьевых компаний, после чего расторгли их. Доходы от продажи ископаемых ресурсов пошли в казну империи, и население это ощутило сразу. Навели порядок в СМИ, разобрались с оборзевшими деятелями культуры и искусства, которые на государственные деньги продвигали западные ценности.

На Западе заволновались и стали думать, как вернуть утраченное. И гражданская война, случившаяся в Славии, им показалась тем, что нужно – ведь она кипела у границ империи. В республику пошли составы с танками и бронетранспортерами. Прибывшие из Европы инструкторы учили славов воевать. Аппетиты руководства Славии урезали. Нет, воровать им разрешали: поводок-то нужен, но в армии – шалишь! Иначе денег не дадим и руки отобьем. Для примера с помпой арестовали нескольких чиновников из Славии, которые, набив мошну, уехали на Запад и думали, что жить там будут счастливо. А вот хрен вам: сели на большие сроки и с конфискацией имущества. До остальных дошло. У границ Нововарягии начались столкновения, и появился постоянный фронт. Семь лет бывшие шахтеры и сталевары отбивались, как могли. Империя им помогала, но негласно. Александр Третий тогда еще рассчитывал наладить с Западом добрососедские отношения. Не получилось. И когда к границам молодой республики открыто стали прибывать наемники из Западной Европы (у славов воевать не получалось), Александр Третий объявил, что на помощь соотечественникам направляет экспедиционный корпус…

Несвицкий этому не удивился – походило на события, происходившие в покинутом им мире. История любых цивилизаций – это история непрекращающихся войн. Человечество без них не может…

Приведя себя в порядок, он отправился в столовую, где они с напарником сложили вещи, и взял сумку, принадлежавшую бывшему хозяину доставшегося Николаю тела. В том, что тот исчез бесследно, Николай не сомневался – сигналов о себе пацан не подавал. Возможно, просто умер – он пролежал довольно долго засыпанным землей. Вселение души Несвицкого и оживило тело…

Расстегнув на сумке молнию, он перебрал лежавшие в ней вещи. Брюки, тонкий свитер, поношенная куртка, рыжие от старости ботинки. Небогато. В кармане куртки обнаружился сложенный листок. Несвицкий развернул его. Похоже, документ. Сверху надпись: «Справка об освобождении». Выдана Юрию Леонидовичу Бойко, 1986 года рождения. С приклеенной на справку фотографии на Николая смотрело уже знакомое ему лицо. Вот, значит, как – сидел парнишка. За что? Статья, указанная в справке, Николаю ни о чем не говорила – Уголовный Кодекс здесь другой. Вряд ли что-нибудь серьезное – иначе парня не выпустили бы скоро. Но все же неприятно…

Некоторое время он размышлял. Этот документ, скорей всего, никто не видел. Ну, может быть, Семеныч, командовавший взводом. Но Семеныч мертв и никому не скажет. Сомнительно, что командование рангом выше в курсе, – паренек прибился к взводу в последний миг. Едва обмундировать успели, как сообщил напарник. В армии такое не прокатило бы, но это ополчение, а в нем анархии хватает. Гулый говорил, что бывшие отряды ополченцев в Нововарягии переформировали в воинские части, но это сделали недавно, и окончательное становление подразделений займет немало времени. А когда в стране бардак, законы соблюдаются не слишком строго, если вообще соблюдаются.

Несвицкий встал, прошел на кухню, открыл дверь топки печки. На колоснике рдели жаркие угли. Как он успел заметить, ее топили каменным углем – лесов здесь нет, одни посадки. Несвицкий бросил в топку документ. Бумага тут же вспыхнула, и через несколько секунд от нее остался только черный пепел. Николай измельчил его стоявшей здесь кочергой и затворил дверь печки.

– Покойся с миром, раб Божий Юрий, – произнес вполголоса. – Надеюсь, что твоя душа пребудет с Господом. Я за это помолюсь.

– Спасибо, – прошелестело в голове. А, может быть, ему почудилось…

Вера Тимофеевна ошеломленно смотрела на раны мужа. Опытная медсестра, она сразу определила, что им не менее недели. Более того, они почти зажили. Рассеченные ткани покрылись корочкой, а кожа вокруг них не воспалена. Но муж сказал, что раны получил сегодня утром!

– Кто тебя лечил? – спросила Вера Тимофеевна.

– Коля, – ответил Владислав. – Ну, как лечил? Промыл водой из фляги и забинтовал. На этом все.

– И как ты себя чувствуешь?

– Слегка болит нога, бок ноет, если рану потревожить, а так почти нормально. Еще немного слабости.

– Потеря крови, – объяснила Вера Тимофеевна. Наложив на раны мужа пластырь (бинтовать резона не было), она присела рядом и задумалась.

– Где эта фляга? – спросила мужа.

– Где-то в рюкзаке. Сейчас схожу.

– Лежи! – супруга припечатала его к кровати. – Сама схожу. Скажи мне, этот Коля… Он кто?

– Ну, вроде, волхв. Он спас меня. Когда почти весь взвод погиб под минами, я и Петруха Худобяк спрятались в посадке. Но немцы нас нашли и притащили к чернокнижнику. Тот стал выпытывать про укрепления вокруг Царицыно – где там защитников поменьше и можно без труда прорваться в город. Петруха в него плюнул, немец разозлился и сжег его живого. Петруха так кричал… Такая же участь ждала меня. Я стал молиться, вдруг вижу: немец – брык и ножкой засучил. Потом услышал очередь из автомата. Выходит, немца кто-то срезал. Охранники его засуетились, попытались отвечать, но их мгновенно постреляли. Как выяснилось, Коля. Я очень удивился. На чернокнижнике – покров защитный, я даже видел, как он пыхнул, на немцах – кирасы зачарованные. Но пули их пробили. Зачаровал патроны Коля.

– И только их?

– Еще гранату для «Ослопа». Из него он сжег «Куницу». Так пыхнула! Взрыв пришиб маненько немцев, мы с Колей тем воспользовались и постреляли гадов. Остальных прибили вертолетчики имперцев – вовремя поблизости случились.

– А воду во фляге Николай не чаровал?

– Не знаю, – Владислав пожал плечами. – Мне не говорил.