Когда в Музее не было посетителей, а они тогда бывали очень редко, Жегин не требовал какой-нибудь определенной работы от «детей», и мы с Надеждой Ивановной Воскресенской много играли в 4 руки. Надежду Ивановну все тогда называли «Тургеневская барышня». Росла она в очень патриархальной и провинциальной семье, где глава семьи, отец, Иван Павлович, не признавал Советскую власть. Хотя он и работал в прокуратуре Клина то секретарем, то в канцелярии городского суда, но был постоянно ото всюду увольняем, как «бывший», и даже арестовывался. Семью кормила одна старшая дочь – Надя. Нас сближала музыка и лирическая, «тургеневская» атмосфера усадьбы Петра Ильича Чайковского.
Мы поженились в октябре 1932 года. Однако, вскоре оказалось, что одной музыки для счастливого брака мало. Разъединяло нас несходство характеров, разное воспитание, вкусы, отношение к жизни. Совместная жизнь стала затруднительна».
С этого времени род занятий отца несколько стабилизируется и более четко обозначится его путь как человека искусства, путь, которым он потом пройдет до конца своих дней, не изменяя выбранному направлению. С весны 1933 отец заведует школой танца в ЦПКиО им. Горького и одновременно ему удается закрепиться в Центральном театральном музее им. Бахрушииа, где он сначала работает временно, выполняя разовые задания, а уже через год – он старший научный сотрудник этого музея. Позже отец назовет работу в музее своим «университетом», который дал ему и настоящее понимание искусства и просто удовлетворение от общения с людьми иного склада и культуры, чем были до сих пор.
В 1934 г. на ул. Чехова 25 (Малая Дмитровка) в сырой холодной полуподвальной комнате с керосинкой и монстрами-соседями родился первенец, сын Дмитрий. В этом же полуподвале через два года умирает С.К. Голицына, наша бабушка, – так и не успела как следует попользоваться и порадоваться назначенной ей Ленинградским Союзом композиторов пенсией (80 руб.). И здесь, в 1937 году, появился на свет и автор этих строк.
В музее Бахрушина тем временем у отца много интересной и ответственной работы: организации театральных выставок, лекции, научные доклады, смотры. Тогда же отец начинает и свои первые мемуарные опыты – в 1939-40 годах он заканчивает «Записки петербургского зрителя». Начинает вместе с коллегами работу над книгой к юбилею Большого театра, собирает материал. Работа в Бахрушинском музее приносит стабильный заработок – 350 рублей. Нищенский, но для работника культуры нормальный по тем временам.
К концу 30-х годов близких родных у отца в Москве никого не осталось, и вакуум родственного общения частично заполняют родные жены, обитающие в «Соломенной Сторожке» – дачном месте Москвы, близ академии ТСХА. «Соломенная Сторожка» становится наиболее любимым местом пребывания нашей семьи. Здесь всегда уютно, родственно. Здесь множество цветов, солнца и воздуха. Возможно, все это и натолкнуло на мысль обменять наш подвал на Малой Дмитровке 25 на Подмосковье, где, как ему казалось, никакие карательные органы не могли бы достать. Подходящее место нашлось в 1939 г. в Малаховке, обмен состоялся.
В Малаховке действительно нашлось и много воздуха, и цветов, и солнца, но она лишила нашу семью московской прописки: в этом была ошибка отца, и ошибка роковая., так как уже в начале войны малаховский дом был разрушен немецкой бомбой – и в результате возвращение сюда после войны стало невозможным.
Война не дала времени как следует насладиться прелестями дачной жизни. И уже 22 июля 1941 эшелон с эвакуированными умчал нас на Восток.
Северный Казахстан, Петропавловск… Когда в 1941 г. война забрасывает нас за 2000 км от Москвы в Петропавловск, то с первых же дней эвакуации началась отчаянная борьба родителей за выживание, за существование в новом чужом городе без поддержки, без работы, без жилья, без имущества, без хлеба. «Вернуться домой, на родину!» – вот девиз, под которым протекали годы жизни отца в этом чужом городе. Здесь Георгий Алексеевич организует в Доме пионеров музыкальный кружок, который стал основой детского музыкального образования в городе. Затем, в разные годы, он возглавляет коллектив музыкальной школы военно-ослепших граждан, трудится в редакции районной газеты в Пресновке, главным редактором которой был писатель Иван Шухов.
Г.А. Римский-Корсаков все же вынужден был надолго связать свою судьбу с городом Петропавловском. В 1944 году он назначается директором городского краеведческого музея, затем – директором открытой в 1945 г. детской музыкальной школы № 1, а в 1957 г. переходит в открывшееся музыкальное училище, где преподает фортепиано, теорию и историю музыки, поражая своих студентов и коллег высокой культурой, интеллектом, отличной памятью и широтой знаний. За 25 лет педагогической деятельности им подготовлены сотни специалистов, многие из которых стали видными музыкантами, педагогами, руководителями кружков и музыкальных коллективов, работают в теле- и радиокомпаниях.
Кончилась война, и чем дальше уходила или упускалась возможность вернуться домой, в Россию, тем сильнее в глубинах души вскипало это отчаянное желание. Эту же цель преследует он и когда пишет объемную работу «Н.Ф. фон Мекк и ее семья», требующую громадных сил, времени, переписки, наконец, просто тишины и творческого состояния, чего нет и невозможно иметь, живя в очень стесненных жилищных условиях. Однако к этому времени для возвращения на родину возникает существенное препятствие – рождение двух дочерей в браке с М.М. Бычковой, местной уроженкой. И все же, мечтая о возвращении «на Родину», он думал не только о себе, но, пожалуй, прежде всего о своих детях, т.к. прекрасно понимал, что для становления и их развития предпочтительнее столица – центр культуры и большой полнокровной жизни, как ему представлялось, нежели мир убогого провинциального города Петропавловска.
В то время Северный Казахстан, как известно, был средоточием многих «бывших» людей, Здесь отбывали ссылку и праправнучка Пушкина Н.Е. Воронцова, и внучатая племянница Лермонтова К.А. Сабурова, и выпускница Смольного института княгиня Н. А. Козловская, жена генерала, руководителя Кронштадтского мятежа 1921 года. Здесь осели и «враг народа» пианист С.Н. Коншин, и выпускники Пажеского корпуса, а теперь актеры театра, «лишенцы» П.В. Кузьмин и князь Г.И. Кугушев, и многие другие, оказавшиеся не по своей воле на обочине советской жизни. Все они, хотя бы в силу своего воспитания, культуры, знаний создавали тот нравственно-культурный фон города, который так необходим для любого общества. Не оставался в стороне и Георгий Алексеевич Римский-Корсаков. Подводя итог своего пребывания на казахстанской земле, отец в одном из писем родным за границу писал: «Я немного горжусь тем, что внес и свою небольшую долю музыкального просвещения и культуры в этот богатейший край пшеницы и необозримых степей. Таким образом, я остался верен традиции старой русской интеллигенции – сею разумное, доброе, вечное. Это значит, что остался неисправимым романтиком – качество очень невыгодное во все времена».
Из Казахстана в Москву, к родным и близким, Георгий Алексеевич Римский-Корсаков вернулся только в 1968 году, за 3 года до смерти. Скончался он в 1971 году и похоронен на Долгопрудненском кладбище в Москве.
В последние годы жизни Георгий Алексеевич написал много мемуарных и искусствоведческих работ, среди которых статьи и очерки о мастерах русского балета, о П.И. Чайковском, о французском композиторе Клоде Дебюсси, корифеях театра начала XX века, о К.С. Станиславском, о службе в царской армии, об Училище Правоведения, о своей бабушке по матери Надежде Филаретовне фон Мекк и о многом другом, чему ему посчастливилось быть свидетелем или современником.
После кончины автора в 1971 г. появилось немало новых для читателя мемуаров, сообщений, публикаций, особенно за последние годы, в которых содержатся дополнительные сведения, касающиеся людей, о которых писал отец. Имей в руках эти публикации, он, конечно, внес бы соответствующие добавления и коррективы в характеристики и судьбы отдельных лиц.
