Итак, кроме пасхального канона общий порядок обыкновенный.
В подворско-академическом быту с утра это день (1 июня, среда) будничный. Следовательно – вечерня накануне в 6 часов вечера (со стихирами Пасхи «на стиховне»), а в среду утром в 7¼ часов утреня Отдания, и в 9½ обедня.
––
Хорошо, что «интеллигентский» фельетонист (С. Яблоновский), вопреки интеллигентскому шаблону, пред Вами преклонился. Хоть на старости лет признал, что «народничество» не исчерпывается редакционной кружковщиной. Это симптом Вашей победы и по всему фронту вообще.
––
Вы жалуетесь на отсутствие сейчас энергии. Мне кажется, Вы привыкли с Вашими диетами слишком мало есть. Я помню под немцами по нужде я тоже, на диво себе, довольно терпеливо привык мало есть. В результате – три обморока, неожиданных и безболезненных.
Больше ешьте! – вот мой вывод. И энергии прибудет. Худы вы чрезмерно.
А редкие древнеславянские слова выписывайте. Потом справимся.
––
На 26 июня – воскресенье «Всех святых русских» – Епархиальное управление устраивает у нас на Подворье днем от 4 часов преимущественно для юношеских организаций молебен (соединенные хоры – около 100 человек!) и две речи (недолгие, по полчаса): одна «О русской святости». Оратор пока еще не установлен или мне не известен. А вторая речь – моя «Св. Русь и Великая Россия». Ни писать, ни шлифовать ничего не буду, некогда, а так вольно «поговорю», как на митинге. Если день будет вёдренный, то, вероятно, будем под открытым небом, как бывало до войны.
Будьте здоровы.
Кланяемся. А. и П. Карташевы
20. 7. 49.
Милые мои, Павла Полиевктовна и Антон Владимирович!
Известите, когда отбываете: хотел бы повидаться. По téléphone’у вызывать хлопотно, да и непривычен.
7.VII. воротился из Женевы, завален корреспонденцией, и надо воплотить статью о Достоевском: в уме готова. Надо заработать. Может быть, поеду в Голландию (лень идти в консульство за визой). Ольга Александровна обещала заехать и забрать меня. Может быть, окажусь в Basses-Pyrénées*, у Cambo**, почти в Landʹах.
Найдется, о чем поговорить с Вами. Привет от Ив. Шмелева, любящего Вас.
[Приписка:] В Женеве прошло мое «Слово о Пушкине» – знатно, кажется. И покормили, и чуть деньжонок дали, за всеми расходами. Пробыл с 28.VI. по 6.VII. вечер. Забыл рукопись (!!!) – и пришлось валять голым, но… и не заметили: Пушкин у меня в кармане.
11/24. VII. 1949 г. Ольгин день.
Дорогой Иван Сергеевич!
Ваша открытка от 20/7. VII. дошла до нас здесь. От С.М. Серова узнал в свое время, что Вы выехали в Швейцарию, и потому не черкнул Вам до отъезда, вообразив, что в Швейцарии Вы поживете долго.
В этом году усилились уехать раньше, чтобы использовать жилище при церкви, ибо с сентября оно навсегда занимается церковником. Наше устройство тут кончилось. В этом году уже восстановлен газ, и для нас это верх комфорта. В остальном – жизнь «кемпинга».
Если начнете путешествовать, дайте весть о Ваших передвижениях.
Сегодня Ольгин день – память Ольги Александровны. И день моего рождения. «Стукнуло» 74.
С концом учебного года очень устал. Здесь целую неделю лежал пластом. И Павла Полиевктовна выехала из Парижа больная. Тоже едва отлежалась. Опухоль с лица сошла. Полегоньку купаемся. В церкви подпеваю на клиросе. В церкви поправлен пол. Понемногу украшается новыми иконами.
Митрополит Владимир на днях приедет сюда отдохнуть. Священник будет держать его на запоре от посетителей на своей Villa Innominata.
Стива здесь с нами. Он горит на солнышке безжалостно. Из эфиопа превратится в негра.
А над миром тяготеет туча. Не может не разразиться. Люди бессильны. Творись воля Божья.
Будьте здоровы. Сердечно Ваши А. и П. Карташевы
3. 9. 49.
Дорогой Антон Владимирович,
Пишу наобум, куда-то засунул Ваше письмо из Ментоны, да Вы не иголка, – найдут! Живете в Крезовых местах, – отлично. А я влачусь. Больше месяца писал, для цюрихского издательства Manesse, статью–«послесловие» к новому изданию «Идиота» – о романе и о Достоевском468. Трудности непомерные: «Идиот» и для автора был неясен. Я больше году читал и его, и о нем, думал – в неделю воплощу, ан глядь… чуть не одурел. 25 машинных страниц! – ибо мне на сей раз издательство предоставило право: сколько хочу. Успех Чехова469 так повлиял, где был мой «нахворт»*. И тут меня схватил недуг, бессонница, катар желудка со всеми «запорами», полное отсутствие аппетита. Совсем ослаб. Слава Богу, 22 августа отослал работу, – день-ги нужны! Так я и не отдыхал. Все в разъезде, один и один. Выпитый работой, я все же рекордно (никак не думал) написал для сентябрьского «Возрождения» большой рассказ «Приволье»470 (15 машинных страниц), в 1½ дня, и отослал. А как это случилось… себе не верю. Нервы? Как бы в юности писалось… а как написалось, это уж читательское дело, хотя Мельгунову я написал – довольно самохвально: «Пусть пишущие всякие пустяки у-чатся, как писать!» Прости меня, Господи… но так мне почему-то показалось, как отсылал.
Вышла «Няня из Москвы».471 Лежу в прострации, один, и за все про все – один я, для себя. И убираюсь, и по лавкам, и стряпаю – и почти не ем. Полные мощи, а иные, стуча по дереву, говорят: «А Вы хорошо вИглядите!» Поганое слово, не терплю.
И вот, надо отдыхать. А как? Не умею… Какие были планы – рассыпались (куда поехать). И бедность, и слабость (предельная). 3 места было намечено, и все как-то само трахнуло. 8–9 приезжает из Голландии Ольга Александровна472 и хочет меня куда-то повезти… И она не знает – куда, и я не знаю (см. Крылова «Филин и Осел») – «и бух Осел, и с Филином – в овраг». Что-то мне мреется насчет Ментоны, в Крезы хочу поступить. Я люблю Ментону, два раза по 2 месяца живал в 37 и 38 гг. Что присоветуете, если решусь. Один, думаю – Ольга Александровна на короткую побывку, недели на 2 сюда. Можно ли заполучить в Русском доме (и присоветуете ли?) комнату с солнцем, несырую? И могу ли быть ухожен? Конечно, я заплачу́, что следует. Очень я устал, а надо работать и лечиться. Режим мой очень узкий. Язвенных болей пока, слава Богу, нет… Но как я истомлен! Посоветуйте, как родной брат, прошу о том же Павлу Полиевктовну: пособите дураку (все выпито работой), со свежей головой. А мне теперь все кажется неосуществимым. Мария Тарасовна Волошина473, восстанавливавшая меня в Женеве, у опасно-тяжко больного сына, в Cambo (Нижние Пиренеи). В мокроте – кровь – эти дни, ходить уже не может (ему 42 года)… приговорен. Она думала приехать в Париж 5-го, и вот пишет: пока мокрота не станет светлой, не могу его оставить одного в санатории. Но это, конечно, всуе. А то она хотела обо мне заботиться. Ехать туда не могу: где же тут отдых, когда такое горе! Все время перед глазами – ее слезы или видение погибающего. Это не эгоизм, не черствость моя, а – естественная потребность отдыха. Ехать, чтобы видеть му́ку!?.. И вот растерян я… Посоветуйте. Если есть возможность, то сообщите условия и проспект жития. Мне на 1 бы месяц! Напишите о себе. Работаете ли? Скоро, Бог даст, прочту Вашу статью в сентябрьском «Возрождении»474. Люблю читать Ваше, все!
