Итак, попробуйте с этого самого нормально-методического конца. Конечно, люди различны и психика капризна, пути поэтому неодинаковы. Но все-таки надо знать метóду. Германия в науке и в дисциплине национальной вся стоит на метóде. «Без снасти и вши не убьешь», грубо говорит русский народ. Без методы, анархически ничему не выучишься и в духовной жизни. Нужна работа, труд, но нужно и знание, выучка. Странник-то ведь все ходил, искал научения, что значит «непрестанно молитеся» и как это сделать?
Словом, не своими силами и не своими выдумками, а только в церкви и через ее средства и пути можно уйти далеко: «утаил от премудрых и разумных и открыл младенцам» (Мф.)136.
В церкви не боятся и прозы и скуки будней, знают, что пройдет и вот-вот сейчас же падет росинка с неба, которая скрасит все утро, а другая вечер и ночь и т.д. – вся жизнь украсится этими жемчужными нитями. Не думайте, что надо сотворить из себя молитву, надо ее взять готовую в церкви, щедро предлагаемую, как хлеб в лавке: нá, бери и насыщайся.
Светские всё думают о творчестве, о «героическом» пути, а церковь дает силы всем «малым сим» – не героям, но их питает и дает им силы более героические, чем героям по профессии.
У апостола Павла наряду с «непрестанно молитеся» сказано тут же: «присно радуйтеся»137. Всегда радоваться – это еще труднее. Но это – прямое следствие молитвы. Если она непрестанна – непрестанна и радость.
Как только радость потеряна, через молитву ее найдешь.
Ну, вот наговорил до устали. Завтра воскресенье, а с февраля я всенощной не слыхал и обедни. Надо внутренно постараться вспомнить то и другое. Но этого мало. Нужна всенощная и обедня – физически, как чай и обед.
Не дивитесь моей сухости и доктринерству. Бог, Христос, Богородица, молитва – все это – реальное, как наше тело, пища, одежда. И нéчего особенно жеманиться – об этом не говорить, якобы из-за «несказанности». Посмотрите, простые верующие люди говорят об этом за едой, за чаем вперемежку с «делами», куплей и продажей. И это естественно. А интеллигентские «несказáнности» часто «кокетство» или словесность.
–
Вылечиваюсь понемножку. Большая забота по приезде найти квартиру и переехать. Ни о каких поездках больше нельзя думать.
Целую – А. Карташев
1/14 авг. 1930.
Полагаю, что Вы дома уже.
Дорогой, милый Антон Владимирович,
Всей семьей приветствуем Вас в день Ангела – Антония Римлянина (упо-мнил!), с сердечнейшими пожеланиями Вам полного восстановления здоровья, душевной крепости и благоденственного и мирного жития. По силе-слабости своей молюсь за Вас и за близких Вам, аз неумелый, несчастный «приготовишка» в великом делании – молитве.
Ваше вдохновенное письмо-послание о молитве обрадовало меня – не высказать. Читал и перечитывал его – и себе, и Н.К. Кульману с Натальей Ивановной, и – Бальмонту138. Всех растрогало и умилило, и – радостно осияло оно. Бальмонт даже захотел молиться, – а вчера заявил, – «как это верно, что надо, действительно, всегда молитву думать, не стыдясь, ибо все это – реальность». Удивительные есть места в письме. В целофан его надо обрамить и держать на глазах, на столе. Ивик удивительно чисто молится! Выучил я ряд молитв, – особенно мне чудесным кажется – «Иже на всякое время…» И насколько Пушкинское «Владыка дней моих» – слабее (и как бы парфюмеристо!) в сравнении с Ефремом Сириным – «Господи и Владыка»! Вдохновенное слово сказали – в душу мою (и не одну мою!). Спасибо, дорогой. Поцелуйте за нас Павлу Полиевктовну.
Погода – дожди и (после) холод. Осень непогожая. Удивительно! Помаленьку пишу, надо больше. Все еще не кончил «Богомолье». Бо-юсь. Должен кончить в августе. А печатать – где будешь! Получил ряд писем за «Царский золотой»! Уди‐ви‐тельное одно! Проф. И.А. Ильин прислал вдохновенное139. Это – укрепляет. Жить – живем. Ивик очень почернел, окреп, несмотря на погоду: все под небом. Кульманы заходят каждый вечер, – все рыбку удит. А мне трудновато ходить далёко. Как с квартирой Вы? Неужели это мешает Вам поехать куда – погреться? Верю, что сентябрь будет хорош здесь. Подумайте-ка. Думали мы обосноваться на годовой квартире, да видим – не выдержать, дорого Юля подыскала, – не взяли мы. Опять на старое, за 300 фр. – случай ведь! Опять переезды, таскание, утомление для Ольги Александровны. – Ну, будьте же, дорогой, здоровы, с милой кумушкой Павлой Полиевктовной и не забывайте нас. Обнимаем Вас. Ваши Ольга, Ив. Шмелев + Ивик.
3 сент. 1930. [Открытка]
Дорогой Иван Сергеевич!
Получил Ваше письмо. Но еще не мог ответить: расслабел от ванн, а затем начались сборы и переезд на новую квартиру (!!), хаос и утомление… И пока ни о чем не пишу, кроме нового адреса: 3, rue Manin, Paris–XIXe. Это в 10 минутах ходьбы от Сергиевского подворья. Наконец-то и близко от дела и от церкви! Целую – А. Карташев
Monsieur I.S. Chmélov Villa «Riant Sejour»
Capbreton (Landes)
19. Х/1 ноября 1930 г.
Дорогая наша кумушка, Павла Полиевктовна,
С песков перебрались на глину, – говорят, севрский фарфор, а на деле – живая грязь! – и так эти переезды утомили Ольгу Александровну, что еще никуда не выбирались. Для нее, главным образом, эти наши переезды, дважды в год – самоистребление! Не сможем попасть пока в Подворье и к Вам: всякие недочеты – и телесные, и хозяйственные. А так хочется к обедне и – беседы с Вами и дорогим болящим, милым душе Антоном Владимировичем! Эх, тянет меня за святые стены! Оплесневела душа от всего «европейского»-готтентотского и от всей грязи «дней сих». Мы пока ничего не установили, в какой день можем принимать друзей – добрых людей. И во мне усталость великая, хоть и мало работал. Ду-шевное недомогание. Ивик все время был с нами, – привезли, учится, часто ночует у нас: Юле не углядеть за ним.
Надо работать, зарабатывать на хлеб и угол, а так душевные косточки расслабли, что боюсь и к столу приближаться: оторопь. И не лень это, а какая-то – моркотня.
И терпеть не могу осенней слякоти, ладонности – гнили лесовой. Эх, снежку бы!..
Поцелуйте Антона Владимировича за нас. Будьте здоровы. Душевная дряблость помешала мне (с укладками) написать Вам на юг. Не взыщите.
Ваш Ив. Шмелев с супругой.
Летом (14.VII. ст. ст.) стукнуло нам 35-летие свадьбы и неразлучности. – И – сколько же было все-го!.. И где очутились!..
И – что́ – мы, сироты!.. Ну, да будет Господня Воля.
15/28. XII. 1930, вечер
Дорогой Антон Владимирович,
Как бы хотел знать все жития Святых! Ведь невежда я, а как тянет последнее время к познанию высокого в человеке! Когда-то была Павленковская библиотека – «Биографии великих людей»140. Где же специалистами составленные биографии – Святых людей? Простецы писали, но больше «сытинские и шарапово-манухинские и леухинские»141? За 2–3 копейки. Ах, и их бы почитал.
На «Богомолье» иду, а пока застрял в трактире Брехунова. Прочтете 3-й очерк, сдал на днях, а еще надо 3: «К Угоднику», «Лавру» и «У стен». И блинницы будут с карасиками, с блинками, с кашничками заварными – «ушки», и проч. И торг игрушками, и – житейско-грешное под стенами. Дал бы Господь мне написать еще 15 очерков! Ничто больше, кроме нашего, тихого, не идет в душу!
Да, дорогой, знаю, что добрый друг был в некотором роде виновником моего «литературного юбилея». Да простит ему Бог, а я, его слабости человеческой – низко кланяюсь. А «пресса»… – у прессы свои друзья и враги, своя грязь и пыль, свои звезды… и проч. Знаете, я уже, – чую, – перерастаю в душе – прессу, знаю ей цену. Мне дорог друг-читатель, а теперь он у меня по всему свету. 26 книг издано на 10 языках. Да еще до 8 рождаются. Универсальная библиотека Reclamʹа142 пишет, что ввиду «необычайно благоприятных» отзывов немецкой прессы, несмотря на кризис, видим, что будет материальный (так и воняет прямо) доход, и «мы подумываем о другой книжке». Это дураки так могут писать? Издатель?! Дескать, задирай нос и дери!? Ладно.
