— Почему не можешь? Не знаю, что до Сомали, но в Уганду виза не нужна.

Рустам молча освободил макушку от фуражки, вытер пот. Пятна раздражений алели на его шее, как отмечающие места бомбёжек маячки на карте военных действий.

— Сложно всё это. Видишь ли, люди так просто не срываются и не летят на другой континент. Ну, обычные люди.

— Ты же сорвался в свой Казахстан. — сказал Влад. — И тоже, кстати, не сказал тогда, что вернулся.

Влад поскрёб затылок. Ёжик, что втихомолку, прячась под кепкой, пробивался к солнцу во время мыканий по африканской земле, он обнаружил и на корню сбрил.

Влад понял, что отвык от людей, когда с трудом нашёл, куда усадить гостя. Он открыл окно, и застоявшиеся запахи почти что видимыми облаками уплывали прочь, чтобы присоединиться к мрачным весенним тучам. Со стороны Васильевского вздымались вдалеке, почти что на горизонте, сломанные зубочистки подъёмных кранов.

— Мне нужно, чтобы ты со своей командой начал работать вот над этим, — начал Влад.

Рустам извлёк из кармана очки, протёр их носовым платком, Влад не мог дождаться, когда же они наконец доплывут до носа. За прошедшее время, казалось, Рустам достиг апогея своей медлительности. Влад двумя движениями прикреплял листы к держателю, распрямлял их и ждал вердикта учителя, а тот оценивал их чередой междометий: «гхм», «умм», или «аа!», как будто нашёл давно потерянную вещь, покашливал и кивал — в общем, всё, как привык Влад. Махал рукой, давая Владу понять, что можно менять слайд в проекторе.

— Это гораздо лучше того, что ты показывал мне в прошлый раз, — сказал наконец он.

— Когда это было? — встрепенулся Влад.

— Перед отъездом, — пояснил Рустам. — Ты приносил какую-то ерунду, из которой мы с трудом набрали вторую коллекцию. Там были телевизионные люди, а ещё отжим из твоих мозгов. Ничего особенного. Впрочем, эту вторую коллекцию тоже раскупили. — он покачал головой, — Всё-таки телелюди были отличной идеей. Они попали прямо в точку. Ты стал невероятно популярен, мальчик. Особенно у других мальчиков. У всяких там рок-звёзд. Не слишком их уважаю, но того факта, что их уважает множество других людей, это не отменяет. В твоей одёжде сейчас выступает этот… как бишь там его имя, нужно спросить у Юли… — он пожевал губами, а потом спросил: — Ты слышал когда-нибудь о Вивьен Вествуд?

Влад в нетерпении прохаживался возле мольберта. Пыль, которую он так и не удосужился вымести по приезду, клубилась в лучах полуденного солнца.

— Ничего. Или нет. Слышал имя. Это какой-то модельер, да? Про него не очень много писали… на страницах тех журналов, которые я читал… — неловко закончил Влад.

— Про неё, — поправил Рустам. — Она из тех, кто попал в струю своего времени. Знаешь, все эти металлические штуки, панк-рок на подъёме… Когда никто ещё даже не подозревал, что это за новое течение, и куда оно ведёт. Она была замужем за менеджером популярной панк-группы и успехом своих вещей обязана этим ребятам. Или они своей популярностью обязаны её вещам… мне кажется, всё взаимосвязано. Очень странно, но ты, похоже, идёшь похожим путём.

— Мне нужно подыскать панк-группу? — не понял Влад. Он так и застыл с рулоном ватмана в обнимку. — Я не очень-то умею общаться с людьми. Может, пусть их поищет Юля?..

— Нет-нет. Путём, которым раньше никто не пытался идти. Своим собственным. Все вокруг говорят про свой собственный путь, но на самом деле найти его — большая удача.

— Я, наверное, просто поймал свою идею, — сказал Влад.

— Без сомнения, — Рустам снова покачал головой. — Покажи мне, что ты ещё нарисовал. Я отберу то, чем мы займёмся в первую очередь. И да, свяжись с Юлей. Она ведь ни сном ни духом, что ты приехал.

— Я боюсь, что она на меня обиделась, — сказал Влад. — Я лучше не буду. Она ведь сама как-нибудь узнает, что я уже в Питере. Ты ей скажешь.

— Человеческие отношения — не твоя стезя, — изрёк Рустам.

— Я туда и не лезу, — пожал плечами Влад.

— Всё-таки придётся, сынок. Это не самое противное, во что тебе придётся влезть в жизни. Позвони ей, скажи, что вернулся. Попроси прощения за то, что раньше не позвонил. Если Юля обидится на тебя окончательно и бесповоротно, будет гораздо труднее. Ты, наверное, не знаешь, но вся организация — целиком! — на ней. Это всё равно, что перестать носить обувь потому, что ты ленишься или не хочешь научиться завязывать шнурки. Когда придётся выйти из дома и ступить на дорогу, твои шансы дойти до цели резко упадут.

Рустам был не слишком щедр на сравнения, но когда случалось, что они ему исключительно удавались.

— У меня и цели-то никакой нет, — пробормотал Влад.

— У тебя есть процесс. Процесс тоже своего рода цель. Стой-стой, вот эту положи отдельно. Мне она нравится. Ты уже рисовал её в планах?

— Да.

Влад порылся в стопках бумаги — бумага медленно но верно выдавливала наружу и его самого, и бесчисленные чашки с остатками кофе, и кровать, на которой он спал, заползая чуть ли не на стенку — потому что по этой кровати неумолимо взбирались те же самые листы ватмана, заползали под одеяло, кололись и резали острыми краями. Никакого будильника ему было не нужно. Почувствовав укол, Влад вскакивал и с красными глазами бежал работать. Только коробки с африканскими сувенирами могли с ней конкурировать. Если бы Влад курил, он бы давно и весело полыхал со всем чердаком впридачу.

Хорошо запомнив аллегорию с ботинками, Влад позвонил Юле и попытался передать ей слова Рустама. Она приехала в тот же день и привезла пару прекрасных весенних ботинок на высокой шнуровке и подошве, которая способна цепляться даже за горизонтальные стены.

— Ты меня, кажется, немножко не поняла, — сказал Влад, принимая подарок.

— Отчего же, прекрасно поняла, — сказала Юля, скидывая пальто. — Я тебе всё ещё нужна… ого, загорелый! Давно ты приехал?

— Несколь… постой-постой… неделю?

— Понятно. Когда ты всё это нарисовал? — она засмеялась пустым звенящим смехом. — Чувствую себя Алисой, попавшей в бумажное королевство. Моя любимая сказка. А ты как будто написал для меня продолжение. А чем здесь пахнет?

Владу пришлось снова открывать окно. После визита Рустама он истекал соплями; африканский климат пристрастил его к себе не хуже, чем если бы ему дали отведать каких-нибудь местных грибов. «Отведай африканских грибов — и наших лесных мухоморчиков ты больше есть не сможешь», — наверное, сказал бы Савелий.

Юля явно обижалась. Владовой затупленной, заржавевшей интуиции хватило, чтобы этого понять. Но она приехала и с удовольствием взялась за прежние обязанности. Прежде всего, рассортировала всё, что нарисовал Влад, сделала уборку и выкинула из холодильника всё, что посчитала несъедобным. И заставила Влада показать свой облезающий нос на улицу, вынести мусор.

— Никогда не видела столько пустых бутылок в одном месте, — качала она головой.

— Как Ямуна? — спрашивал Влад, но она корчевала его попытки быть вежливым:

— С каких пор тебя интересует, как мы живём? Ни одной весточки за месяц, ну надо же…

— Ну ладно, — вздыхал Влад. Он чувствовал себя как-то не так: до сих пор его поползновения к социальным контактам подхватывались и с удовольствием доносились до адресата. Он знал, что достаточно плох в этом деле — как и во многих-многих других вещах, которыми занимаются люди по всему миру. Хорошо соображает он, в сущности, только в своём узком ремесле, которое отчего-то вдруг пользуется у кого-то популярностью. Наверняка это всё Юлина заслуга. Интересно, ей нравится провожать по жизни всяких аутсайдеров по их узким, странным тропинкам, через болота, под вороньими гнёздами или совиными дуплами, или просто по какой-то причине импонирует он, Влад? — А Савелий? Всё ещё работает в своём театре?

Юлия грохнула об стол жестяным совком для мусора.

— Слушай, хочешь узнать — позвони ему, как позвонил мне. Если вдруг его встречу, не скажу о тебе ни слова.

Влад сделал ещё одну попытку.

— Рустам говорит, я нарисовал хорошие вещи.