Тем не менее, поесть не дали: только Влад распробовал треть лежащего на тарелке, как Моррис вскочил и замахал руками, собирая вокруг себя людей. Махнул он и Владу.

— Куда мы поедем? — спросил Влад, прислушиваясь к ощущениям на внутренней стороне бёдер. Кажется, днём он их немного перетрудил, а сейчас усугубит. Но болеть будет только завтра. Тем не менее, тяжесть мотоцикла начала ему нравится.

— Сначала к тётушке Абангу, — деловито ответил Моррис. — Она звонила вчера.

Взревели моторы. Влад со страхом понял, что эти африканские наездники городских джунглей сейчас растворятся в клубах пыли, оставив его сгибаться от кашля и пытаться побороть ворчливый характер чёрного скакуна. Но всё пошло более или менее успешно. Конечно, Влада пришлось ждать. На каждом углу Моррис или кто-то ещё из группы останавливался и поджидал, пока рычащий монстр до них доберётся. Мотоцикл больше не глох, когда ему вздумается: видно, Моррис выполнил обещание и хорошенько перебрал его внутренности. Влад чувствовал настоящее восхищение этим человеком: когда он всё успевает? И самое главное, как он всё успевает, когда надо тратить силы на подержание торжествующей улыбки на лице, а также уделять время привлечённым этой улыбкой.

Поездка по городу оказалась настоящим испытанием. Люди не торопились уходить с дороги, часто они дефилировали по проезжей части, словно манекенщицы по подиуму. Бельевые верёвки были растянуты слишком низко, велосипедисты на своём поскрипывающем транспорте не держались края дороги, как им, вроде бы, положено а предпочитали её середину. Позже пришлось познакомиться с настоящим транспортным потоком, где старые джипы с расхлябанными дверьми, вытянутые, похожие на плоских придонных рыбин седаны и грузовики стояли все вместе, как будто на митинге. Мотоциклисты, люди на мопедах и велосипедах объезжали по обочине, но Владов конь оказался слишком широкогрудым для узких, заставленных самодельной рекламой пешеходных зон. Спутники умчались вперёд, но Моррис вернулся, и, безмятежно улыбаясь, положив на колени шлем и выстукивая по бензобаку какой-то мотивчик, поджидал Влада на нужном повороте.

Когда они подъехали, один из волонтёров как раз приветствовал тётушку Абанду. Удивительное место! За исполинскими для этого города четырёхэтажными бараками приютился садик с сараем. Ничем не огороженный, будто бы ничейный, он порос вперемешку длинными светлыми колосьями и жухлыми зелёными кустистыми стеблями. Оставалось только гадать, что из этого сорняк. Золотистые колосья выглядели гораздо здоровее, чем зелёные. Возле сарая сложены садовые инструменты, там же — какая-то штуковина со шлангом и несколько баллонов: у Влада сложилось впечатление, что это опрыскиватель против насекомых.

— В чём здесь дело? — шёпотом спросил Влад, но Моррис уже пропал, оставив вместо себя только остывающий мотоцикл. Ответил ему один из волонтёров, ответил на ломаном русском, морща в затруднении лоб, но явно довольный, что ему представился шанс поболтать с новичком.

— Это тётушка Абанду. Она фермер. Она сеять. Мы говорить — Абанду, сеять пшено, но Абанду хотеть сеять теф.

— Теф? — переспросил Влад. — Что это?

— Злак, — коротко ответил собеседник. Это светлокожий человек с округлым, почти идеально повторяющим по форме яйцо, лицом и короткой стрижкой. Высокий, долговязый, с широкими ладонями. Звали его Винни. — Но пшено лучше. Больше урожайность, но нужен уход.

Влад присел на корточки, пропустил между пальцами длинные рыжие стебельки.

— Это теф?

— Это пшено. Тётушка Абанду говорит, мы заставить её растить пшено, мы теперь ухаживать и собирать, — Винни смешно сморщил нос. — И печь для неё хлеб. И продавать, вся выручка ей.

И правда, женщина выглядела грозно. С широким лицом, жилистая, но не худая, с длинными руками. Одеяние просторное и длинное, а вышито, почему-то, оленями и ёлками. Она пыталась навести страх на Морриса, который со своей всегдашней улыбкой, которая, как казалось Владу, стала немного заискивающей, выдвинулся на передовую.

— Она не хочет работать? — спросил Влад и неожиданно попал в точку.

Винни затараторил отрывистыми рубленными фразами:

— Теф не нужен уход. Сади-собирай. Урожай мало, люди голодают. С пшеницы много зерна. Пшено — это же хорошо! Вкуснее, чем теф. Дороже и больше урожай. Но Африка не хочет работать. Африка хочет греться на солнце и спать целыми днями. Кроме того, теф здесь расти не будет, ему нужно прохладнее, нужно возвышенности. Смотри, какой жухлый! Но этот женщина была у брата и говорит — теф хорошо, хотя это не так. Не для городской местности. Брат живёт где плоскогорья, там теф растёт.

Больше никого, казалось, отношение тётушки к агрокультурам не волновало. Всадники рассыпались по краю поля, отдыхали, повалив мотоциклы, уложив головы на сиденья и уставив вооружённые солнечными очками лица в небо. Кто-то делал пометки в блокноте, желтокожая девушка азиатской внешности — Влад заметил, что среди них была девушка, только теперь, когда все сняли шлемы, — игралась с какими-то малышами, возможно, детьми или внуками тётушки Абанду. Кое-кто, расположив на коленях книгу и морща лоб, читал.

Затаив дыхание, Влад наблюдал за развитием диалога между тётушкой Абанду и Моррисом. Что-то там определённо менялось. Винни, казалось, ничего не замечал. «Этот глупая женщина», повторял он и тряс головой. А потом, повернувшись к Владу, сказал:

— Она не соберёт урожая пшеницы даже на мешок муки. Ей следовало посадить здесь овощи. Или фруктовые деревья.

Тётушка Абанду, с которой, очевидно, Моррис и компания были знакомы очень хорошо, разговаривала на повышенных тонах, но грубость её была нарочитой и какой-то не злой. В распахнутом окошке на первом этаже засвистел чайник, и хозяйка двинулась туда. Из окна кто-то подал ей огромный заварник и глиняные чашки без ручек. Всё ещё распекая Морриса, а вместе с ним, казалось, весь белый свет, она расставила всё это на низком подоконнике, наполнила чашки светлой жидкостью. По зову негритянки волонтёры поднимались с земли, отряхивая со штанов сор, тянулись к импровизированной стойке. В огромном плоском блюде оказались свёрнутые в трубочку лепёшки, похожие на лаваш, и два-три вида густых соусов. Лепёшек совершенно чудесным образом хватило на всех.

Моррис повернулся к ним.

— Она хорошая, добрая. Просто упрямая и любит поговорить. Я только что отказался играть с ней в домино и в следующий раз мне достанется самая маленькая лепёшка.

С этими словами он урвал с подноса самую большую.

Влад скосил глаза и смотрел, как на мощной шее играют жилы, а сварливое выражение не торопится оставлять подвижное лицо. Кушанье было сухим на ощупь, но в сочетании с соусом, в котором совершенно точно превалировал чеснок и карри, просто восхитительно. Две чаши с отваром трав ходили по рукам.

Винни тоже принял лепёшку, хотя и несколько неохотно, но потом повернулся к Моррису и спросил:

— Тебе удалось что-то сделать с этой упрямой женщиной?

Моррис вскинул брови.

— Она настоящая упрямица! Разве не достоин упрямый человек уважения, особенно, если он видит, что его упрямство ведёт прямиком к углу улиц, к бедности и семи демонам? Она просто любит теф и не любит пшеницу. Но пшеница — хорошо. Лепёшку ынджера сложно переплюнуть, но хлеб тоже очень вкусен.

Винни покачал головой.

— Она потратила столько нашего времени.

— Мы должны помогать каждому, кто просит нашей помощи, — строго сказал Моррис. Он больше не улыбался, и эта перемена произвела разительное впечатление — во всяком случае, на Влада. Стало заметно, что губы у него в мелких алых трещинках.

Винни упрямо покачал головой.

— Приятель, я знать цену времени.

Он посмотрел на Влада: весь разговор они вели на русском словно специально для него.

— Я венгр. Служил в… как это по-вашему называется… отряд пожарный команда. Там время самое важное. Ты меня понимаешь? Если ты где-то задержишься, кто-то может пострадать.

— Мы не пожарные. У нас motivation squad. А чтобы motivation, we need time and many words.