— Такого не бывает. Он приходил, когда ты спал, и клал тебе под ёлку. Или — она на секунду задумалась, а потом продолжила: — или клал их в руки твоим маме с папой. А они, как просыпались, сразу бежали к тебе.
Улыбнувшись, Влад хотел заметить, что в новогоднюю ночь вкусный ёлочный запах был в его доме таким же редким, как и, собственно, улыбки, и хорошее настроение, а бегали за ним только с ремнём и вышибая плечом двери, которые он пытался за собой закрыть, но натолкнулся на взгляд Юли, и промолчал. Залил в рот вкуснейший кофе, вспомнил, что забыл почистить зубы, выплюнул кофе обратно в чашку и побежал отчищать их от многодневной коросты.
Юля встала из-за стола, и, прислонившись к двери с другой стороны, громко сказала:
— И тем не менее. Там нет ничего сложного. Ты просто встанешь и скажешь пару слов. Всё остальное за тебя скажут твои модели.
Влад громко фыркнул — не то в ответ на её замечание, не то просто так. Слушая, как булькает и переливается во рту у него вода, Юля улыбнулась: сразу видно, у этого человека с водой нежные и трепетные отношения. Она мурлычет в его руках, словно дворовая кошка. Ясно теперь, каким образом он прожил в подвале больше года. Юлия представляет, как, расположившись у себя в маленьких туманных казематах, Влад слушает, как падает или медленно карабкается наверх вода, как, проходя сквозь огромное горячее на ощупь сердце из жести, она щедро делится теплом с металлом труб, и с ним, невольным свидетелем этого превращения жидкости. Ясно, как день, что город, в котором их угораздило родиться (и в который Савелия угораздило понаехать), мокрый город, липкий, как земляная жаба или большая аквариумная улитка, мог только благоволить такому человеку.
— Сав едет, — сказала она. — Я ему уже позвонила. Мне нужно отвести дочку в кружок, но потом я сразу же вернусь.
Спустя почти час Влад говорит, что теперь он готов услышать все новости, которые у них для него подготовлены, и Сав выпаливает так, будто хранил под это в лёгких воздух, а в гортани все нужные слова — может, так оно и было:
— Твоя коллекция полностью готова.
В руках Сава телефон, и на экране мелькают знакомые Владу костюмы. С того времени, как в альбоме под его рукой появлялись эти самые контуры, они обрели реальность и краски. Сав приближает каждую фотографию, чтобы друг мог рассмотреть детали.
— Всё пошито очень грамотными людьми и в точности по твоим эскизам. Мы с Юлькой всё контролировали. У тебя будет собственный бутик, пресс-релизы уже разосланы по печатным изданиям. Юля третий день подряд принимает журналистов. Одни называют твою одежду чем-то ужасным, другие — чем-то невероятным. Если честно, первых куда больше, но когда столько людей тебя как-то называют…
Он обезоруживающе улыбается, разводит руками, мол, «сам понимаешь».
Сав не изменился. Только, кажется, стал стремительнее, как будто разобрал своё личное маленькое безумие на части и хорошенько смазал все шестерёнки. Он влетел в прихожую, едва не выбив дверь головой, а до этого барабанил в дверь квартиры, игнорируя звонок. А ещё до этого — в дверь парадной, до тех пор, пока кто-то его не впустил. Влад слышал протяжные звуки: «бом», «бом…», но не мог соотнести их с визитом друга. Влад, который с детства не любил резких звуков, а за время своих странствий подутратил к Савелию иммунитет, только и мог, что ёжится от такого напора.
— Вы не можете представить, как я вам благодарен, — осторожно говорит Влад, разглядывая очередное фото. По сравнению с этими экземплярами аналоги, которые он кроил и шил своими руками, можно назвать только топорными. А он ещё называл это коллекцией… коллекцией калечных, безобразных буратин — вот чем они были. Телефон Сава, который Влада тянуло обозвать космическим аппаратом, позволял разглядеть неплохие, изящные решения, додуматься до которых у него никогда бы не хватило опыта.
Телефон в руках Савелия дрожит от негодования.
— «Не можем представить»?! — вскричал он. — И это всё? Мог бы хотя бы обрадоваться!
— Я рад. Просто не очень понимаю… откуда у вас деньги, ребят? Ладно там бутик, но грамотно пошить все костюмы…
Савелий помялся.
— Ну, в основном это Юлькины вложения. Она считает, что ты станешь новым Джеффом Айстером, но добьёшься куда большего. Что тебе нельзя терять ни секунды.
— А что думаешь ты?
Они не ушли дальше прихожей. Стояли и разговаривали, не зажигая свет, среди полок с мебелью и баллончиков со средствами по уходу за ней, будто два солдата одного войска, остановившегося на ночлег в степи. Прислоненная к стене старая метла, висящая на гвозде ложка — как оружие, ворчащий где-то за стеной телевизор что привязанная поблизости к кусту орешника лошадь.
— Я-то? — Сав опустил голову, будто приготовился встретить удар, при этом ухмылка с его лица никуда не делась. — Чувак, мы знакомы достаточно давно, но всё равно ты для меня — такое всё из себя чёрное пятно. Терра инкогнита! Но я понимаю, что всё это для тебя не совсем в кайф. Если хочешь, мы с Юлей постараемся сделать так, чтобы эта суета никак не касалась ни тебя, ни твоего творческого процесса.
Он внезапно понизил голос.
— А если наша инициатива в корне противоречит каким-то твоим дремучим убеждениям… постарайся, пожалуйста, быть как-нибудь помягче с Юлькой. Скажи ей — но будь помягче. Она просто одержима тобой и твоими работами.
Влад помотал головой.
— Да нет. Это всё немного неожиданно, но… пусть всё идёт так, как идёт. Просто я не люблю доставлять беспокойство людям.
Сав засиял ещё сильнее — будто боялся услышать другой ответ.
— Беспокойство! Подумать только… Нет, приятель, ты не беспокойство. Ты такой, какой есть, и мы тебя за это любим.
Тем же вечером Владу пришлось, по настоянию Юли и Сава, съесть таблетку, которая призвана была заглушить горечь от утраты подвала. И несмотря на то, что никакой особенной горечи Влад по этому поводу не испытывал, Юля упёрла руки в бока и рявкнула, сорвав его с дивана в гостиной, будто голубя с жердины: — «Подъём! Едем смотреть твою новую квартиру».
Это одна из новостроек на север от станции метро «Чкаловская». Казалось, всё здание можно было сдать как концептуальный арт-объект в музей годов этак 80-х — в современный его уже не примут; о Голландии оно напоминало кажущейся хрупкостью и обилием стекла, о Китае — изяществом и совершенством форм. Вокруг пустыри и ещё одно подобное здание, пока ещё не запущенное в эксплуатацию. Здесь же на стёклах сохранились ярлычки от стекольщиков.
Свой пикап Юля оставила на подземной стоянке, на лифте они втроём поднялись на последний этаж, но женщина потянула Влада ещё выше, по неприметной, словно бы сделанной под хозяйственные нужды, лестнице.
— Мы решили, что хватит тебе ютится в подвале, — насмешливо сказал Сав. — И придумали сделать всё наоборот.
Даже парадные здесь похожи на закутки какой-нибудь картинной галереи; не хватало, собственно, картин, но торжественное их вывешивание, должно быть, оставили на совести жильцов. Страшно тихо, только гудит где-то электричество. Может, и жильцов-то сюда ещё не завезли. Вечер, но на стороне, с которой они заезжали на парковку, Влад не разглядел ни одного светлого окна, исключая ряда небольших, образующих очень правильные созвездия: они принадлежали парадным.
На ступеньках остаётся снег, он выпал только сегодня, первый, самый чистый. Влад рассеяно думал, что хорошо бы вновь, как в том году, посидеть и просто поглядеть на него. Но вот они наверху, отпирается рукой Зарубина дверь, Юля щёлкает выключателем.
Это отличная мансарда с окном во всю стену и даже частично захватывающим потолок. Ноги приятно пружинят по мягкому полу, словно большой кусок льда на дне стакана с кока-колой, красуется чёрный кожаный диван. Стол — в точности такой по высоте, как был у Влада в подвале, только целиком из стекла. Влад вспоминает стол в кабинете Большого Босса в сливочном офисе на Невском, ходит вокруг, борясь с желанием послюнявить палец и попробовать стол на ощупь… Но в конце концов, его можно чем-то застелить. Гораздо важнее, что есть ещё один стол, для разделки кожи, со всеми необходимыми хитрыми приспособлениями; шкафы и полки, и специальные крючки для материалов — всего этого вдоволь. Книжная полка, пока ещё пустая, полочка под телевизор без намёка на этот самый телевизор. Напротив обширного окна — дверь в крошечную кухоньку.
