Сав расхохотался, и хохотал так, что, должно быть, перебудил жильцов на добрых два этажа вверх.

— Именно за это я тебя и люблю, приятель. В тебе копятся слова… в каком-то резервуаре… из тебя ведь и слова не вытянешь! А потом, когда он переполняется, открывается кран, — Сав тычет в торчащий из стены носик, с которого Влад сцеживал себе в чайник воду. — И они начинают из тебя извергаться.

Владу уже расхотелось говорить. «Видно, — подумал он, — резервуар опустел». Захотелось вновь почувствовать между пальцами карандаш. Нужно доделать пару эскизов.

Когда Влад наконец-таки вспомнил о номере, который ему прислали из редакции, нашёл то письмо и выскочил под дождь к телефону-автомату, миновало уже четыре недели. Февраль сошёл на нет, снег исчез за какую-то пару дней, как будто по ночам на питерские улицы высыпали ушастые звери с большими плоскими зубами, которые этим снегом питались.

После четвёртого гудка ответила девушка. Влад представился и сказал, в каком номере публиковался. Рассказал о письме. В джинсовой куртке было холодно и мокро, зонтика у него не водилось. Кажется, все те унылые мысли с проблесками восторженной мании, которые не покидали его голову все эти дни, подзамёрзли и ползали между ушами, словно только-только очухавшиеся после зимней спячки бабочки.

Тем временем, его соединили (через ещё один голос, механический, словно голос робота; и тоже женский) с громогласной валькирией, слушая «алло!» которой Влад ощутил себя букашкой, беспокоящей по какой-то малости Господа Бога. Все люди работают на серьёзных должностях, делают общественно-полезную работу, как его отец, — Влад на секунду забыл, что он звонит в редакцию журнала мод, где благами для общества даже не пахнет — а он сам так, мелкий несчастный паразит.

— Да, да, — оживилась валькирия, когда он представился уже в третий раз (второй раз Влад ляпнул своё имя голосу робота). - мы давно ждём от вас звонка! Мне хотелось бы посмотреть на ваши костюмы поближе. Где и когда вас можно поймать?

Влад объяснил и отключился. Хищное «поймать» валькирии звучало в голове всю дорогу обратно.

* * *

То, что именно она пришла посмотреть на его работы, Влад узнал много позже. По телефону казалось, что такая брунгильда (а по совместительству — наверняка главный редактор) не будет сама ходить за эскизами, а отправит служивых.

Прошедшее время для него исчислялось списанными манекенами, которых удавалось добыть через Виктора и коллег Рустама — с ними со всеми Влад старался поддерживать связь. Эти люди находили его странным, но чрезвычайно талантливым; Влад не стремился развенчать это мнение. Откровенно говоря, ему было всё равно.

Манекены давно уже не помещались в его каморке, так что он расставил их по тёмным углам подвала, не слишком-то заботясь о визитёрах вроде бездомных или коммунальной службы. Ни те ни другие не появлялись — во всяком случае, когда Влад был дома. Манекенов было уже шестнадцать, для последнего одежда была почти готова, и когда он вышел в подвал, чтобы втащить бедолагу в каморку и примерить платье, то обнаружил тело.

Нет, не очередной бродяга, и даже не жертва маньяка, которую подкинули сюда в надежде хоть ненадолго, но спрятать тело — Влад всегда готовился к самому худшему. Это женщина средних лет, миниатюрная и ухоженная — разве что волосы и одна скула испачкалась при падении в тяжёлой влажной пыли. И, что самое главное, живая.

Влад приподнял её, проверил, не ударилась ли при падении головой, но не нашёл ни шишек, ни каких либо видимых отметин. Пошарил в округе, обнаружив сумочку и крошечный брелок-фонарик, который выключился при ударе об пол. Сам он давно уже прекрасно обходился здесь без света. Вот оно что… она решила себе подсветить, и увидела один из его манекенов. Должно быть, вон тот, в сарафанчике с саранчой и старом противогазе… И грохнулась в обморок. А кто бы из нормальных людей не грохнулся? При входе же не висит табличка, предупреждающая, что здесь самоорганизовался музей авангардного искусства и андерграундной — во всех смыслах — моды.

Влад никогда не занимался спортом, но в генах было что-то от отцовской великанской стати. Руки к двадцати двум у него были с негнущимися суставами, но железобетонные, и вызывали ассоциации со стрелами подъёмного крана, а грудная клетка широкая, как у пловца. У всех, кто его видел, складывалось впечатление, что этот человек не менее шести часов в неделю проводит в тренажёрном зале. Впечатление немного портила горбатая спина, прямой дорогой к которой вёл сидячий образ жизни, но Влада не заботило, какие впечатления он оставляет у людей.

Кроме того, занятия кожевным делом способствовали развитию кистей рук и пальцев.

Он без труда поднял женщину и внёс к себе в коморку. Сколько времени пройдёт, пока она не очнётся?.. Десять минут, двадцать? Влад положил её на кушетку; пальцы завозились с пуговицами куртки. Водолазка и лосины, всё облегающее. Отлично!

Он выскочил в подвал; огляделся. Что бы попробовать? То самое платье с саранчой? Заляпанный кровью сарафан? Нет, всё это и без того будет сидеть отлично — крой там стандартный. А вот штуку, над которой он возился последний месяц в театральной мастерской, да незаметно от Виктора увёл домой, просто необходимо примерить на живом человеке.

Это узкое в талии платье с колоколообразной юбкой, которую Влад безжалостно оборвал, так, что даже колени оказались открыты. Рукава он надорвал в районе плеч так, чтобы в эти отверстия можно было просунуть руки: можно ходить и так, закинув рукава за спину. Кроме того, он пришил капюшон и оторвал все декоративные рюшки, блестящие пуговицы, оставив пару на самых видных местах, вытянул шнурки, пропустив вместо них обыкновенную бечёвку. Девиз этого костюма был: «от любой непрактичной вещи мы оставим только то, что нам на самом деле необходимо», но смотрелось оно громоздко, словно уродливая старая телебашня в окружении блестящих небоскрёбов.

Влад осторожно усадил женщину, спустив ей ноги на пол, измерил пульс. Размеренный, как часы. Тыльной стороной ладони попытался стереть с лица грязь, но только её размазал. Что это, она приходит в себя?.. Нужно торопиться. Платье наделось прямо через голову, модельер затянул в нужных местах шнуровку, оправил юбку и отступил, чтобы оценить результат. Мало что понятно… может, привести её в чувство? Да нет, вряд ли тогда она будет позировать.

Решение пришло неожиданно. Влад отыскал моток крепкой верёвки, поставил девушку на ноги и привязал к батарее труб, тянущихся вдоль одной из стен, предварительно проверив, чтобы там не было слишком горячих или холодных.

Вот, другое дело. Теперь можно оценить результат работы — и, нужно сказать, платье сидит вполне прилично. Конечно, поверх остальной одежды оно идёт неприятными на вид складками, но тут уж ничего не поделаешь. Не раздевать же её полностью…

Зашевелилась, распахнулись глаза. Громко всхлипнула. Влад уже успел отойти к столу приготовить чай; наблюдал оттуда, как она вертит головой и пытается понять, где оказалась.

— В горле не жмёт? — озабочено спросил он.

Женщина увидела его и дёрнулась, пытаясь освободиться. Влад, отхлебнув из чашки, протянул было руку, чтобы помочь, но увидел, как побелело лицо гостьи. Подбородок мелко дрожал, она хотела закричать, но не могла выдавить ни звука.

— Я всего лишь хочу вас развязать, — сказал Влад. Сделав шаг, в несколько движений освободил женщине руки. С узлами на ногах она справилась сама.

— Простите, — Влад отошёл к столу, пытаясь справиться с волнением. Он будто бы только сейчас осознал, что натворил, и какие это может иметь последствия. — Я хотел посмотреть, как это дерьмо будет смотреться на живом человеке. Может чаю? Точно нигде не жмёт? Не бойтесь, это не змеи — всего лишь рукава. Да, они так и должны болтаться за плечами.

Женщина осмотрела себя. Увидев наряд, побелела ещё больше. Скосила глаза на Влада, который по прежнему стоял возле стола и пытался вспомнить, клал ли он в чай сахар, или нет. Попробовать — вдруг она сочтёт кружку в руках за угрозу, подумает, к примеру, что он собирается облить её кипятком?.. А вот от человека, который крошечной ложечкой кладёт в чай сахар, ожидать дурного никому и в голову не придёт! Вот только — что, если сахар он уже клал? Не хотелось бы испортить напиток.