А потом она услышала еще кое-что, отчего кровь застыла у нее в жилах. То был лай собак, он слышался сразу со всех сторон. А в следующий миг показались и сами собаки, и с ними всадники; они пытались выследить беглецов. Но собаки, в отличие от рабов, почему-то ее учуяли. Они метнулись с одного берега реки на другой, прямо по воде, и помчались туда, где она стояла, хотя все, что она видела перед собой, происходило лет за семьдесят пять до той ночи. Всадники бросились следом за псами. Бабушка побежала к дому, стала звать деда, и вдруг…

Гас замолчал и вытер со лба блестящие капельки пота.

– Вдруг она поняла, что не видит дома. Его больше не было. Она чувствовала, что собаки все ближе, слышала, как что-то выкрикнул всадник, и поняла, что он тоже ее заметил.

Айрин вдруг крепко ухватила Мэгги за руку. Глаза у нее расширились и стали круглыми, словно блюдца.

– На моей бабушке была длинная белая ночная рубашка, на плечах шаль. Наверное, шаль свисала до самой земли, потому что она почувствовала, как одна из собак ухватилась за край шали и та сползла с ее плеч. Бабушка чуть замешкалась, и один из псов сразу ее нагнал. Еще один пес вонзил зубы ей в ногу, сзади, и она снова выкрикнула имя деда. Она говорила, что чувствовала, будто ей конец… и в этот миг увидела перед глазами лицо деда, ухватилась за этот образ, вцепилась в него, как никогда прежде желая, чтобы он был рядом. И он действительно оказался с ней рядом, подхватил ее на руки…

Мэгги и Айрин шумно выдохнули в унисон, не скрывая облегчения.

– Ни собак, ни всадников нигде не было. Но моя бабушка перебудила всех в доме. Дед перед всеми извинился и поскорее увел бабку в комнату, сочинив что-то насчет того, почему она вдруг оказалась на улице среди ночи и стала вопить как сумасшедшая.

– Значит, это было… лишь видение? – робко спросила Айрин.

– Вроде того… – кивнул Гас. – Вот только когда они вернулись к себе, то заметили, что подол бабушкиной рубашки насквозь промок.

– Значит, там правда была вода. И она правда видела беглых рабов, которые шли по полноводной реке, – прошептала Мэгги.

– Нет, мисс Маргарет, подол бабкиной рубашки промок не от воды, а от крови. На левой икре у нее виднелся глубокий след от укуса. Она показывала мне шрам спустя много лет, когда пересказывала эту историю. Она не просто видела призраков, но была среди них. Не просто наблюдала события прошлого, а в них участвовала. И вот еще что. Бабушка всегда носила на шее подвеску со святым Христофором, которую ей подарил дед. Она говорила мне, что святой Христофор покровительствует путешественникам. – Гас помедлил, взглянул на Мэгги. – Думается мне, она была путешественницей иного рода. Она говорила, что некоторые места тянули ее к себе. Как будто бы слои времени там совсем истончились, и она могла по неосторожности провалиться сквозь них, навсегда застрять в другой эпохе.

– Но что она имела в виду, когда говорила о слоях времени? – Мэгги завораживал этот разговор.

– Бабка верила, что время – это не длинная череда событий. Она говорила, что время – что-то вроде слоев тонкой ткани, сложенной во много раз, слой к слою, как меха у аккордеона. Некоторые события просачиваются из слоя в слой, образуя пятно, которое проступает даже на верхних слоях этой ткани. Но, конечно, далеко не всякий видит такое пятно.

– То есть, если какое-то событие в прошлом было достаточно ярким или много раз повторялось, оно оставляет след, который проступает… до настоящего времени? – подытожила Мэгги.

– Так считала моя бабка. Ей такое объяснение казалось разумным. Прежде всего потому, что она постоянно видела людей и события прошлого. Она старалась держаться подальше от мест, как-то связанных с ее семейной историей. Ей представлялось, что место, где жили ее кровные предки, – это своего рода проход, в котором слои времени очень тонки. Людям с даром, подобным дару моей бабки, опасно бывать в подобных местах.

Гас поднялся и подошел к Мэгги. Он склонился к ней, заглянул ей прямо в глаза и проговорил медленно и очень отчетливо:

– У вас, мисс Маргарет, тот же дар, что и у моей бабушки. Такой же дар был у вашей бабушки. Ваша бабушка жила в этом доме, а теперь здесь живете вы. Значит, слои времени здесь очень тонки…

– И этот дом может быть… таким проходом? – Айрин всплеснула руками, прижала ладони к лицу, словно только что поняла, что в ее доме живут привидения. Казалось, она вот-вот упадет в обморок, и Гас с виноватым видом взял ее руки в свои. Он успокаивал и утешал Айрин, говорил, что ее дом ничем таким быть не может, но при этом глядел на Мэгги поверх склоненной головы ее тетушки. И хотя он больше ни словом не обмолвился на эту тему, его глаза сказали Мэгги очень и очень многое.

– Он хочет повидать тебя, Мэгги.

Джиллиан Бэйли стояла в дверях, сутулясь под натиском мартовского ветра, предвещавшего близкий конец зимы. Скоро наступит апрель, и Ханивилль захлестнет весна. Мэгги хотелось, чтобы весна поспешила. Она никак не могла согреться ни телом, ни душой. Весной она выпустится из школы – правда, Мэгги казалось, что до мая и выпускного еще целая вечность. Ей не хотелось уезжать от Айрин, но жизнь в Ханивилле стала для нее мучительным испытанием.

Мэгги подошла ближе. Было довольно раннее субботнее утро, и она не успела даже снять пижаму. Ей показалось, что Джиллиан Бэйли выглядит еще более усталой и похудевшей, чем при их последней встрече. Наверное, так бывает с каждым, чей брат восстает из мертвых. И если Лазарь воскрес всего через несколько дней после смерти… то у Джонни это заняло десятилетия.

– Он не сказал вам зачем? – тихо спросила Мэгги, глядя в изнуренное лицо женщины. В ее сердце уже готов был затеплиться огонек надежды.

– Нет. Просто спросил, знаю ли я, где тебя найти. – Она помолчала. – Он редко о чем-то просит… но, когда просит, я стараюсь ему помочь. Если могу.

Мэгги почувствовала, как ее затопило болезненное чувство вины. Так бывало всякий раз, когда она думала о Джонни.

– Если хочешь, бери куртку… и поедем вместе, прямо сейчас. – В голосе мисс Бэйли звучала надежда.

Но Мэгги не хотелось с ней ехать. Нет, она непременно увидится с Джонни, но будет готова уехать от него, если и как только захочет, не дожидаясь, пока ее подвезут.

– Мне нужно принять душ и переодеться… Я приеду к вам через час. Передайте ему, что я скоро.

Джиллиан взглянула на нее так, словно хотела возразить, но потом лишь коротко кивнула:

– Хорошо. Только… прошу, не задерживайся. Мне кажется, то, что он хочет тебя видеть, – хороший знак. Я не хочу, чтобы он передумал прежде, чем ты приедешь.

Мэгги кивнула и проводила до двери измученную заботами сестру Джонни. А потом бросилась вверх по лестнице, на ходу стягивая пижаму. Меньше чем за три четверти часа она приняла душ, оделась, высушила волосы, схватила с полки ключи от машины. Она выбрала те же синие джинсы и ту же фиолетовую футболку, в которых была в тот день в школьной мастерской, когда они с Джонни впервые поцеловались. Мэгги на миг замерла на бегу, обдумывая идею, которая только что пришла ей в голову. Хуже от этого точно не будет. Она снова взлетела вверх по лестнице, подняла подоконник у себя в комнате и вытащила из тайника старый альбом с вырезками, принадлежавший Роджеру Карлтону. Возможно, Джонни найдет в нем ответы… сложит воедино обрывки событий, произошедших за годы, которых он лишился.

Джиллиан Бэйли жила в том же доме, где появилась на свет. Это был опрятный одноэтажный дом с просторной террасой и гаражом, который пристроили позже. Газон был аккуратно пострижен, клумбы очищены от палой листвы и перекопаны в ожидании весенних цветов. Айрин говорила, что и сам Кларк Бэйли вырос в этом же доме. Он жил там холостяком, а потом привел туда мать Джонни, ставшую его женой. Там они вырастили дочь. Мэгги задумалась о том, найдет ли Джонни в этом доме следы своей матери и принесет ли это ему успокоение. Она так на это надеялась. Девушка свернула на подъездную дорожку. С тех пор как Джонни починил Королеву, мотор кадиллака работал без перебоев. Может, стоит ему об этом рассказать.