Глупа,

Кого однако ж обласкает,

Тот всё имеет, что желает.

Затей

Иметь желал детей

И средство их иметь находит,

Вдруг странна мысль ему приходит,

Чтоб уподобиться наседке

И из утиного яйца

Иметь птенца!

Мысль эту Марье объявляет,

Её целует, обнимает,

Короче: в радости такой,

В какой

Бывает секретарь

Иль всякий вообще подьячий,

Когда получит, будто в дар,

Как говорят, кусок горячий.

Дед с Марьей, после целований

И после долгих обниманий,

Яиц утиных принесли

Не пару – чуть ли не десяток,

Вот как они иметь ребяток

Желали! И потом снесли.

Снесли!

О, как легко сие мы слово,

О, как легко произнесли!

Как будто всё уже готово.

Хоть сказка скоро говорится,

Да в сказке скоро не вершится,

Как сел на яйца, потерпи,

Ночь, две и больше не поспи,

Претерпевай различну муку,

Досаду, голод, жар и скуку,

Сиди на месте, распотей

И шевельнуться не посмей.

Уж день сидят мои герои,

Сидят и ночь, и день другой,

Но нет надежды никакой,

Как словно грекам подле Трои.

Проходят девять уж ночей

И столько ж дней.

Но нет детей.

Десята наступила ночь,

Яйцо под Марьей разрешилось,

Её желанье совершилось,

И Марья получила дочь.

У женщин, видно, больше жару,

У женщин, видно, больше пару,

Чем в нашей братьи у мужчин.

И вот причина, что не сын,

А вышла дочь на свет скорее;

Вы, женщины, мужчин жарчее.

Прошло пар нисколько часов,

Прошли не наши, а такие

Часы огромные – какие

Находятся у должников,

А может быть, и этих шире.

Но нет! Я вам готов божиться,

Сии часы с часами их

Никак не могут уравниться,

Их час бывает дней в четыре,

В неделю, в месяц, в целый год…

Но лучше-ка зажать нам рот

И к сим часам не прикасаться,

Должник бывает лих,

Ещё он вздумает за них

Прицепку сделать и ругаться.

Читатели, прошу, простите,

Вперёд не стану отступать,

И, если слушать вы хотите,

Опять начну я продолжать.

Мы все имеем недостатки,

У всякого есть свой порок:

Подьячий брать охотник взятки,

Философ любит винный сок,

Певец Утая – отступленья,

Педант – без умолку кричать,

Иной – чужие сочиненья

На свой манер переставлять,

Льстец рад пред барином большим

Хоть в три погибели согнуться,

Когда ж учёных два столкнутся,

То в целых не остаться им:

Наверное, что подерутся…

Но нет! Довольно отступать,

Я слишком далеко отбился,

Уж может быть, – кто может знать –

И дед Затей наш разрешился.

Он, бедный, потерял терпенье,

Яйцо с досады раздавил,

И этим самым ускорѝл

Сынка любезного рожденье.*

________________

2

Учёные умы, позвольте мне узнать,

Доколь вы будете нам книги издавать?!

Доколе будете, запѐршись в кабинете,

Чернилом убелять тьму сущую на свете?

Уж и без вас давно все люди говорят:

Кто праведен, тот прав, кто грешен – виноват.

Вы ж, если смыслите, так покажите средство,

Как можно избежать, на свете живши, бедства?

А если и сего нельзя уж вам сказать,

То хоть скажите нам – кто злу всему есть мать?

«Законы слабые», – один нас уверяет,

«Примеры вредные», – другой предполагает,

Но третий, возразив, с досадой вопиет:

«От роскоши всё зло произошло на свет».

Поклон мой сим умам и мыслям их вернейшим,

Поклон всем авторам викариям первейшим.

Я твёрдо верую, и присягну сей час,

Что книги их нигде не учат худу нас,

Но кто, читая их, уж плохо ныне видит,

Тот неужель мужей великих тех обидит,

Что и свою им мысль приложит для суда?

Спроситься, кажется, не есть ещё беда;

Один лишь Аруэт* себя той спесью славил,

Что посторонние умы в умы не ставил,

А я так думаю, что тем не погрешу,

Когда умней себя о чём ни есть спрошу?

А именно, вот что мой ум не постигает:

Не интерес ли зло на свете всё рождает?*

Не он ли главная причина есть тому,

Что без греха прожить не можно никому?

Сам дьявол, где ко злу всё средство потеряет,

В пособие его всегда употребляет.