Шатер раскинули на опушке, и идти до царского дома было далеко: пришлось бы забираться в лес и проходить половину города. По направлению Арника поняла, что они движутся в сторону одного из пустых посольских домов, которые росли неподалеку. Так и оказалось. Стражницы, стоящие у широких дверей, молча склонили головы, приветствуя царицу, и спешно расступились, пропуская внутрь. В коридоре сначала было темно, но скоро тянущиеся по стенам голубые лианы кампсиса замерцали, реагируя на человеческое дыхание. Пока Арника с матерью поднимались по лестнице, бледное свечение лиан постепенно становилось все сильнее, а когда вошли в комнату для совещаний, там уже было совсем светло – как если бы сейчас был день, а не ночь, только вместо солнца сияла луна.

Мать прошла мимо круглого стола, стоявшего в центре, и начала по-хозяйски рыться в одном из высоких шкафов. Арника села, наблюдая за тем, как та перебирает сосуды с напитками. Наконец царица довольно хмыкнула и вытащила из шкафа широкую бутылку с длинным узким горлом. Зажав ее в одной руке, другой она изящно подхватила за ножки два серебряных кубка и присоединилась к дочери. Ловко избавившись от пробки, она щедро плеснула темную жидкость в один бокал, но над вторым ее рука зависла.

– Будешь? – Царица испытующе оглядела дочь, будто взглядом могла определить чужую трезвость. – Это крепче меда раза в два.

– Буду, – твердо ответила Арника, чувствуя, что чутье не зря обещало серьезный разговор.

– Ну, смотри. Сегодня твой день.

Приняв протянутый бокал, Арника пригубила напиток. Небольшой глоток тут же обжег глотку, но после него во рту осталось приятное травяное послевкусие. Мать тоже отпила, а затем отставила свой бокал в сторону и, подперев голову рукой, уставилась на Арнику задумчивым взглядом, как тогда, в шатре.

– Ты совсем взрослая стала. Сильная и красивая, – сказала она неожиданно мягким грудным голосом.

Арника не сразу нашлась с ответом.

– Не такая сильная и красивая, как ты.

Смех царицы был звонким.

– Я тоже так думала в твоем возрасте, глядя на мать. Это круг жизни. Младшая часто думает, что старшая сияет ярче. Как солнце, которое ничего не знает о своих лучах и просто светит. Только тот, кто видел рассвет и полдень со стороны, знает, кто из них по-настоящему красив.

Похвала матери была приятна, но душа Арники противилась ее словам, не позволяя с ними согласиться:

– Тогда и ты не видишь всю яркость своего света.

Царица снова рассмеялась, только тише и мягче.

– То, как ты ловко научилась обращаться со словами, только подтверждает мои мысли, – она сделала глоток из бокала, еще немного помолчала и добавила: – Ты стала женщиной, Арника. Признайся мне, кто-то уже тревожит твои тело и дух?

Этот вопрос заставил Арнику на мгновение задержать дыхание. Она ожидала, что разговор пойдет о будущем, о чем-то важном, серьезном… Чем старше она становилась, тем больше ответственности ложилось на ее плечи: многое приходилось узнавать, пробовать, решать. Участвовать в мелких спорах жителей, разбираясь, кто прав, а кто виноват. Считать, сколько поступило податей из ближайших селений. На какие нужды города можно пустить часть из них, а какие еще могут подождать. Справившись с малым делом, она бралась за большее и так становилась мудрее. Вот и сейчас Арника ждала, что царица предложит ей новую задачу. Но не того, что мать решит спросить… о таком. Последний раз она чувствовала похожую неловкость, когда мать объясняла ей, отчего женщины раз в месяц идут кровью.

– У меня слишком много забот, чтобы тревожиться по пустякам, – она постаралась, чтобы голос звучал ровно, и в нем не сквозило охватившее ее раздражение.

Царица сощурила глаза, пристально ее разглядывая.

– У тебя действительно талант находить нужные слова – вроде и ответила, но по существу ничего не сказала. А мне нужен четкий ответ. Не для себя спрашиваю, для тебя, чтобы вместе решить, как поступить.

– Ты хочешь сказать, что мне пришло время задуматься о муже? – спросить напрямик было так же страшно, как прыгнуть ранней весной в ледяную воду.

Взгляд матери снова стал теплым и мягким, только немного грустным.

– Да, именно об этом я и хочу с тобой поговорить. Если какой-то парень уже заставляет кипеть твою кровь, я не хочу отговаривать или заставлять разойтись с ним силой. Но если нет… Лучше будет найти тебе мужа не из наших лесов.

– Почему?

– Потому что мы сильны, но не настолько, насколько мне бы хотелось. Ты сама знаешь, что только при твоей бабке Имизонии наконец-то удалось зажить спокойно и забыть, что такое отправлять дочерей на войну. Эта земля слишком лакома для соседей, наши густые леса полны дичи, озера богаты рыбой, а горная гряда скрывает огромные залежи митрила.

– Кто же на них позарился?

– Пока никто, но царица должна думать о будущем. Наше время истекает. Пусть женщины Имизонии сильны и храбры духом, ни Каторию, ни Индьзянь это не остановит, если они захотят наши земли. А они скоро почувствуют в них нужду. Ты видела последние образцы ружей? Таких легких, что их можно держать в руках без треноги? Не мы одни ведем работу над огнестрельным оружием. Король Катории увлечен магией, которую ему открывают жрецы, но не забывает и о науке. В Иньдзяне же давно сделали на нее основную ставку. И пока взрывчатый порошок умеют делать только из митрила, я не могу не думать о том, что в наших землях его так много.

– Ты хочешь разыграть меня как кругляш в партии в камешки? – Арнике не пришлось гадать, к чему клонит мать.

– Я обязана сделать это как царица. Но ты моя дочь, и я не хочу посадить в твоем сердце семена горя и ненависти ко мне. Поэтому ответь мне, готова ли ты сама встать на игральную ладью? Даже если твоему камешку придется прыгнуть в чужой дом, оставив позади свой?

Речь шла не только о том, чтобы найти мужа. Но и о царском венце, который Арника столько раз в воображении примеряла на свою голову, думая, не будет ли слишком тяжел? Если она согласится, грезить об этом станет Береника, ее младшая сестра. Когда подрастет. Арнике очень хотелось ответить сейчас «нет». Это короткое слово почти сорвалось с ее губ, но что-то ему помешало. Может быть, чувство, что, если она откажется, венец действительно станет слишком тяжел для ее головы. И поэтому она только упрямо сжала губы и кивнула, глядя в серьезные глаза матери.

Некоторое время они молчали, допивая травяной напиток и размышляя каждая о своем. Пока Арника не вспомнила о том, что беспокоило ее весь день, но вылетело из головы во время разговора.

– Я хотела тебя кое о чем спросить, – обратилась она к матери.

– О чем? – переспросила та, и ее голос снова стал мягким и теплым, а на губах заиграла улыбка.

– Об этом, – сказала Арника, расстегивая ворот, чтобы стянуть рубашку с плеча и показать рисунок. – Он появился, когда я была на охоте, но не было возможности показать тебе раньше.

Когда царица разглядела пион, улыбка исчезла с ее лица, а во взгляд вернулась серьезность.

– Что же. Кажется, Вечная мать сама решила, куда поставить твой кругляш.

На городской площади в центре Катории

– Королевский отбор! Объявлен королевский отбор! Любая девушка с божественным знаком на плече может явиться в замок и стать невестой короля!

Рыжий парень, почти мальчишка, мерил площадь шагами, выкрикивая на ходу одни и те же фразы. При этом его удивительно низкий и слишком громкий для юного возраста голос разносился далеко по округе. Белое перо на шляпе паренька слегка подрагивало, вызывая жгучее желание подпрыгнуть и подцепить его когтем. Гердия еле удержалась, когда он прошел рядом, только сердито фыркнула и ударила пару раз по брусчатке хвостом. Весь день она провела на ногах, точнее, на четырех лапах, изучая все закоулки столицы. Богиня не ожидала от города ничего особенного, но тому удалось ее удивить. Приятно или нет, она сама еще не решила.

Обычно крупные города поражают провинциалов блеском, шумом и высотой зданий. Приезжие не замечают то, что успешно прячется в тени: алчность, гнев и разврат. Именно их и ожидала обнаружить Гердия в подворотнях, но нашла там только пару ловких ограблений и драку, оказавшуюся на деле безобидной потасовкой двух перебравших в трактире друзей. Ей не встретилось ни одного нищего, ни одной шлюхи! Зато стражей в городе было в избытке, они носили черные ладные мундиры с железными пуговицами и блестящими серебром эполетами. Местные поглядывали на них скорее с уважением, чем страхом, и называли констеблями. Судя по всему, столица не просто выглядела благополучной, а действительно такой была.