– А вы знаете мои цели? – как-то уж чересчур дерзко выпалила она.

– Ну как же, цель нашего Ордена – борьба со злом. Твоя разве нет?

– Я ни с чем не борюсь. Мне просто любопытно.

– Не важно, каковы наши мотивы, главное – результат. Неисповедимы пути Господни, которыми Он ведет нас. Но если в итоге Свет торжествует над Тьмой – ты на верном пути.

– Я верю, что сама выбираю свою судьбу, – ответила она, глядя на отца Пейна с откровенным презрением. – Да и вообще, по мне, как-то глупо считать себя марионеткой, которой, дергая за ниточки, управляет какое-то существо, каким бы могущественным оно ни было. А в вашем случае – так еще и вымышленное.

Я напрягся: «Что она несет? Она вообще понимает, с кем разговаривает?! Одно дело со мной молоть всю эту еретическую чепуху. Но говорить так с самим магистром!.. Он и за меньшее спускает собак!» Однако, когда я взглянул на отца Пейна, увидел, что он смотрит на журналистку не строго, скорее с любопытством, как на диковинного зверька.

– Да, Михаэль говорил, что ты прохладно относишься к нашей вере, – со снисходительной улыбкой сказал он. – Можно полюбопытствовать почему?

– Нельзя! – И, заметив мой возмущенный взгляд, ответила – скорее мне: – Почему я должна обсуждать такие темы с незнакомым человеком?

– Так давай познакомимся! – воскликнул отец Пейн. – До отправления поезда ведь еще есть время. Не против, если мы присядем и поговорим?

Женя открыла было рот, но я опередил ее «Против»:

– Конечно же, у нас найдется время.

И едва ли не силой усадил журналистку на стоявшую рядом лавочку.

– У меня, кстати, для подобного случая кое-что припасено, – сказал магистр и пошел к микроавтобусу.

– Ты чего творишь? – шикнул я на Женю.

– А что такого? – Та пожала плечами, сердито поглядывая вслед отцу Пейну. – Он же твой, а не мой приятель.

– Можно хотя бы проявить уважение?

– Не знаю, как твое, но мое уважение надо еще заслужить.

– Он старше тебя раза в два!

– Тоже мне, аргумент, – усмехнулась она. – По-твоему, любой гнусный старикашка, отравляющий жизнь всем окружающим и не совершивший ничего полезного за всю свою поганую жизнь, достоин уважения лишь за то, что дотянул до седин? Нет уж! Уважать можно за хорошие дела, а твой магистр пока ничего хорошего лично мне не сделал.

– Это – самый светлый человек, которого я знаю! – пылко возразил я.

– Вот ты и уважай.

Я покачал головой: «Ну что за противная девчонка! Видать, мало ее в детстве пороли. Уважение к окружающим нужно вколачивать с пеленок».

Между тем вернулся магистр, держа в руке бутылку красного вина и пластиковые стаканчики. Присел на лавочку, наполнил три стаканчика.

– Так сказать, за знакомство.

– Не думаю, что это хорошая идея, – скривилась Женя. – Если вы, конечно, не хотите попасть под статью за спаивание несовершеннолетних.

– Я думал, что ты студентка, – удивился магистр.

– Ну да, студентка. Только первокурсница. Мне еще семнадцать.

– На первом курсе, конечно же, все студенты ведут трезвый образ жизни, – усмехнулся он. – Ну-ну. Сам я, конечно, студентом не был, учился в духовной семинарии. А вот брат мой был. Учился, кстати, в вашем же вузе. И праведным его поведение даже на первом курсе назвать было нельзя. Однажды его чуть не отчислили. Хорошо, пожалел ваш ректор. Он, кстати, до сих пор у вас главный? Этот, как его… Филиппов.

– Филимонов, – поправила Женя. – Павел Сергеевич.

– А, точно! – кивнул магистр.

Меня это, признаться, удивило. Ведь наш магистр лично знаком со всеми важными людьми Погорья, а со многими даже приятель. Но я сообразил, что он просто проверил Женю, действительно ли она там учится.

– Ладно, не хочешь – твое право, – согласился отец Пейн, насмешливо поглядывая на нее, и выплеснул содержимое одного стаканчика на землю.

– Простите, но я тоже откажусь, – сказал я. – Хочу иметь светлую голову на задании.

– Похвально, – кивнул магистр, выплеснув и второй стаканчик. – А я вот, пожалуй, выпью.

– Ничего, что вы за рулем? – напомнил я.

– И кто ж меня остановит?

И, словно в подтверждение его слов, проходящие мимо два патрульных милиционера с почтением склонили головы, а один даже сказал:

– Добрый вечер, отче!

– Да осветит Господь твой путь, сын мой, – ответил отец Пейн.

Тут не поспоришь: не найти в Погорске человека, который бы не знал нашего магистра, а большинство его любят и уважают. За последние годы авторитет отца Пейна, как и нашего Братства Света, возрос до небес.

– А вообще, ты прав, – вдруг кивнул отец Пейн. – Я лучше пешком прогуляюсь, отсюда до храма недалеко.

И он бросил мне ключи от микроавтобуса:

– Вам ведь машина нужнее. К тому же ты, в отличие от меня, не пил. Выходит, теперь вы можете не торопиться на поезд.

Женя с досадой закусила губу. Магистр же откинулся на спинку лавочки и снова поднес стаканчик ко рту.

– Мы называем вино кровью Христовой, – сказал он, с наслаждением пригубив.

– И вы еще удивляетесь, почему я так отношусь к вашей религии, – хмыкнула журналистка.

Я зыркнул на нее, но отец Пейн сделал знак – мол, пусть продолжает:

– Объясни, дитя.

– Я хотела бы задать встречный вопрос: чем лично вам не угодили другие религиозные течения? – как-то неожиданно осмелев, парировала Женя. – За что вы на них так взъелись?

– Кто тебе сказал, что мы на них, как ты выражаешься, взъелись? – прищурившись, глянул на нее отец Пейн. – Суть нашей веры – нести мир и добро.

– Ой, вот только не надо мне этого вкручивать, – усмехнулась она. – Я ведь журналистка и прекрасно знаю, что происходит в городе; в курсе всех новостей. Много наслышана о методах и поступках вашего так называемого Ордена. Честно сказать, мне наплевать. Почти у каждого человека есть те, кого он презирает. Один бьет морду за то, что она ему не понравилась; другой пырнет ножом чужака, появившегося в его деревне; а иной стреляет в людей по приказу. Найдется множество причин для проявления агрессии. В вашем случае это иная вера. Вот я и спрашиваю: почему? Чем вам другие религии так не угодили? Ответите вы – отвечу и я.

– Ты ошибаешься, дитя мое, – покачал головой отец Пейн. – Да, порой мы поступаем весьма жестко. Но вовсе не из ненависти. Наоборот, мы желаем лишь добра. Мы помогаем заблудившимся обрести верную дорогу.

– Кулаками?

– Иногда и кулаками, если иные средства не помогают. Когда родитель наказывает ребенка за скверные поступки, разве он делает это из ненависти? Наоборот – из любви к своему чаду, чтобы в будущем оградить его от ошибок. Вот и мы несем свет истины, призываем людей жить по законам Божьим.

– Так они и живут, – ответила журналистка. – Мы же сейчас говорим о религиях? А значит, все эти люди, которым ваш Орден, как вы только что выразились, несет свет истины, и без того верят в бога. Ведь практически в каждой религии есть некое высшее существо – демиург, который создал мир и управляет им. Просто различные верования называют его по-своему. Вы же пытаетесь навязать им свои понятия.

– Бог есть один! – с жаром воскликнул я.

– Уверена, вам это скажет представитель любой веры. Причем под этим одним он будет подразумевать своего.

– Их боги суть Сатана! – сказал отец Пейн. – Стоит только взглянуть на этих божков и на то, как им молятся люди. Все эти язычники, поклоняющиеся жутким деревянным истуканам; буддисты с их женоподобными Буддами; индуисты с многорукими чудовищами. Даже иудеи и мусульмане, которые ближе остальных стоят к пониманию истинного бога, искажают нашу веру до уродства. Не говоря уже о том, какую ересь все они несут, и об их еретических атрибутах и обрядах. Это же мерзость!

Магистра аж передернуло от отвращения.

– У вас в каком-то из Писаний есть отличная метафора о том, что некоторые соринку в чужом глазу видят, а у себя бревна не замечают, – возразила Женя. – Так вот, вас послушать, у вас в глазах – целый лесовоз. Вы когда-нибудь пробовали взглянуть на свою церковь со стороны? Понимаю, что вы ко всему этому привыкли и для вас это не выглядит странным. Но я – человек посторонний, меня воспитывал отец-атеист, который верит лишь в науку. Потому для меня ваши атрибуты тоже выглядят весьма странно, более того – мрачно. Судите сами: все у вас «на крови», сплошь страдания, самоистязания, какие-то жестокие обеты вроде таскания власяниц и целибата. – Говоря это, она покосилась на меня. – В почете у вас мученики, блаженные-сумасшедшие, асоциальные отшельники – то есть люди, по которым плачут психоаналитики, если не психиатры. На картинах вы изображаете какие-то отрубленные головы, окровавленные тела, прибитых гвоздями или истыканных стрелами людей. Ваши священные писания наполнены карами Господними – да частенько такими, что не каждому маньяку или тирану придут на ум. Пьете вы «кровь Христову», вкушаете «плоть его». Храните и возите повсюду трупы, да еще и поклоняетесь им…