- Нет, Константин Георгиевич, я просто знаю ваш домашний адрес, - сказал мужчина, выделяя последние три слова.

- Мы знакомы? – Нахмурился я, пытаясь вспомнить лицо собеседника.

- Лично – нет, - на его худощавом лице промелькнула улыбка.

- Чем тогда обязан ночному визиту? Что за вопросы о городе? Какие еще люди? – Я уже не пытался скрывать свое раздражение.

- Да мало ли вам запомнился кто-то, Константин Георгиевич. В том ателье было столько интересных людей, - после этих слов мужчина замолчал, очевидно ожидая реакции.

Сердце у меня болезненно екнуло, но виду я не подал. Незнакомцам незачем показывать слабость. Он точно хочет заставить меня чувствовать себя некомфортно.

- Или, быть может, вы вспомните свое знакомство с Егором Тимофеевичем из жандармерии. Знаете, что с ним стало после ужина?

- Мне как-то плевать было, - ответил спокойно я, хоть неприятные предчувствиями клубками змей шевелились внутри меня.

- Умер он, - с грустью в голосе сказал гость, - самая ирония в том, что не от яда и не от заражения крови. Сердце не выдержало шока. Вроде бы абсурд, но увы.

- Жаль этого добряка, - ответ мой был наполнен сарказмом.

- Он вам никакую работу не предлагал?

- Нет.

- Тогда работу предложу вам я, - сказал мужчина, туша сигарету в лужице растопленного воска свечи.

Один из дружков того лысого жандарма пожаловал. Он мне напоминал то ли полицейского из оперотдела, то ли обычного бандита. Не знаю, какой из двух вариантов был для меня сейчас хуже.

- С кем имею честь говорить? – Осторожно спросил я. Не хотелось бы делать поспешные выводы.

- Зубатов Макар Борисович. Вступил в должность почившего Егора Тимофеевича.

- В какую должность?

- А вот, - ответил он и хитро улыбнулся, - теперь поддерживаю порядок и законность в городе. Для этого процесса нужно много сочувствующих жандармскому управлению. Вам, Константин Георгиевич, известно, что город этот страдает от пресыщения некой дрянью?

- Слышал об этом.

- Все слышали. Абсурдное название у этого наркотика – черный сахар. Не пробовали?

- Не доводилось.

- Правильно. И не стоит.

- Вы меня простите, - со вздохом сказал я и посмотрел в густую темноту за окном, - но на дворе ночь. Я бы послушал все предложения, выразил заинтересованность, пообещал бы подумать, а потом вернулся бы ко сну. Вы, Зубатов Макар Борисович, не против так поступить?

- Извините, Константин Георгиевич, мне просто доктор прописал ночные прогулки от бессоницы. Тем более днем вас трудно здесь застать.

- Могли бы мне записочку оставить. Того портье бы попросили занести мне на тумбочку. В крайнем случае одной из горничных дали бы.

- Не люблю письма, - поморщился Зубатов, - лишние бумаги – лишние свидетельства, лишние свидетельства - лишние доказательства.

- Хорошо, можно уже к делу?

Желание вернуться ко сну давило на меня со страшной силой. Спина начинала затекать от сидячего положения. Но меня весь разговор так утомил, что я боялся уснуть прямо посреди нашей с гостем беседы.

- У меня есть маленькая просьба: присмотритесь к происходящему в городе и конкретно в ателье. Если узнаете что-то интересное, увидите что-то необычное, услышите что-то преступное – смело сообщите мне.

Меня собираются сделать полицейским информатором. Буду вынюхивать слухи и сдавать их в отчетах.

- Почему вы решили обратиться с этим именно ко мне? – Я чувствовал подвох в словах Зубатова.

Ответ был очевиден. Не нужно быть матерым знатоком детективных романов и работы полицейских, чтобы понимать опасность дел наркобизнеса. Новых информаторов вербуют тогда, когда старые уже не могут исполнять обязанности. Судьба тех людей должна быть незавидна, особенно если за наркотиками стоят серьезная преступность. Не знаю, насколько в этом мире развит бандитизм, но Боратовск должно быть недаром заслужил славу паршивого места.

- Вы человек пришлый. Вам никто не обязан, а сами вы ни с кем не связаны, Константин Георгиевич. Или вам будет в тягость сообщать нам мелкие слухи о жизни этого города? – Он говорил с улыбкой, но взгляд у него был отнюдь не дружелюбным.

- Боюсь по шапке получить, если кто-то узнает о том, что я слухи всем рассказываю, - мой взгляд упал на лежащий на одеяле револьвер. Ничего не вселяет в моем сердце такую уверенность, как верный Кольт Иствуд. Но даже с ним может быть тяжко в этом деле.

- На такой случай я вам бы посоветовал не приходить в жандармерию. Письма писать тоже не стоит. Зато можете прийти в субботу в поместье к графу Тетереву. В этот день я всегда прихожу к нему в гости.

- Был бы рад, но граф не обрадуется моему визиту, - покачал головой я.

- Почему? Вы с ним успели повраждовать?

- Он недолюбливает весь род Любомирских.

- Абсурд! – Махнул рукой Зубатов, - Август Христофорович - рассудительный человек. Тем более вы не с праздным визитом, а по делу.

- Я подумаю над вашим предложением, - от предвкушения скорого возвращения ко сну мои слова были сказаны с зевотой.

- Подумайте, я вас не могу заставить, - сказал он с улыбкой, от которой у меня кулаки непроизвольно сжались.

Зубатов подошел с горящей свечой ко столу. В свете свечи он напоминал одетое в костюм с шляпой-котелком пугало. Костюм был пошит совершенно не по нему. Сомневаюсь в его бедственном положении по части денег. Скорее всего он не так давно сильно похудел.

- Еще кое-что хотелось бы оставить вам, Константин Георгиевич, - с этими словами Зубатов переложил из кармана на стол небольшой предмет.

- Что это? – Я сразу напрягся.

- В морг привезли труп одного человека с воровскими наколками. Среди его барахла была одна вещица. Вам будет занятно взглянуть на нее. За сим я откланяюсь. Спокойной ночи, Константин Георгиевич.

Ночной гость приподнял на прощание шляпу.

- Спокойной, - буркнул я, провожая его взглядом.

Я дождался стука входной двери. С невиданной для меня гибкостью я дотянулся до небольшой вещицы на столе. Меня прошиб пот, когда я узнал в ней знакомую мне дощечку.

- Стоянка корабль Кирсновский Любомирский утро, - прочитал вслух надпись.

Вряд ли это приказ для меня и химеролога. Если бы дощечка предназначалась мне, то что мешало той сущности просто передать ее, как она сделала в ту ночь. Ее передали кому-то другому, но кому? Стоянка и корабль – это скорее всего порт. А вот причем здесь Кирсновский с Любомирским, так еще и утром? Что бы это могло значить?

Со смехом я швырнул табличку на стол. Мне в голову приходил единственный вариант, кому предназначено то послание. Все указывало на того самурая в солдатской шинели. Не только от меня что-то нужно той сущности. Этот факт немного утешал.

Как бы поступил тот человек со мной? С Кирсновским он определенно как-то связан, как я понял, после экспериментов с химерами. Вряд ли ему известна внешность второго человека с этой таблички. Иначе бы он узнал меня в порту. С каждым днем Константин Любомирский открывается мне с новой стороны. Мне только ассасина с катаной не хватало для полного счастья.

Разбираться со всеми проблемами буду утром. Сейчас я хочу только спать. Есть только две проблемы: горящая свеча и дверь, которую Зубатов не прикрыл. Вставать с кровати мне совершенно не хотелось.

- Как хорошо быть магом, - вздохнул радостно я.

Обе проблемы были решены в одну секунду. Мне даже не пришлось вылезать из-под одеяла. С чувством выполненного долга я упал обессиленно на подушку.

Дверь открылась.

- Да вы издеваетесь! – Я подскочил полный желания высадить целый барабан револьвера.

- Костя, чего кричишь? – Послышался невнятный от выпитого алкоголя голос Самуила.

- А тебе уже чего? – Спросил я более спокойным тоном.

- В карты на катану сыграем?

Пиджак у него был расстегнут полностью, рубашка – наполовину. Мертвой хваткой его рука сжимала полупустую бутылку с коричневой жидкостью.

- Иди отсюда, Сэм, - беззлобно сказал я.