– Кто вы? – выкрикнула Рыжая. – Зачем вы это делаете? Отпустите меня!

Старуха не отвечала. Вывернув руки из пут, Рыжая пыталась нащупать нож, хотя уже понимала, что вряд ли он на месте. Наверняка старуха забрала после того, как оглушила ее. Сквозь переплетения мешковины проникал солнечный свет. Голову ломило. Существо продолжало клекотать с деревьев, но эти звуки становились все тише по мере того, как они углублялись дальше в лес.

Когда Рыжая немного оправилась от удара, она стала делать попытки высвободиться. Впрочем, старуха не обращала на это внимания. Рыжая закричала – тоже ничего, только заболело горло. Она замолчала: раз крики оставили старуху совершенно равнодушной – значит, никто не мог их услышать.

Старуха остановилась, и Рыжей удалось повернуться. Тесный мешок ужасно вонял и был измазан чем-то темным. Прижавшись лицом к грубой дерюге, она попробовала хоть что-нибудь разглядеть сквозь нее и увидела стоящую рядом небольшую деревянную тележку. Старуха открыла заднюю створку тележки, крякнув от усилия, подняла мешок с Рыжей и бросила на плоское деревянное дно. Затем шваркнула что-то на мешок сверху – тощее тельце лисенка скатилось и приземлилось рядом. Стук и щелчок: задняя створка снова была захлопнута и заперта – теперь отсюда не выкатиться и не выпрыгнуть. Над головой что-то заскрипело и загремело, и, попытавшись сесть, Рыжая наткнулась на сетку, которой был затянут верх тележки. Пришлось снова лечь.

– Куда вы меня везете? – закричала она. – Пожалуйста, отпустите! Вы должны меня отпустить!

Ее мольбы остались без внимания. Если старуха их и услышала, то никак не дала знать. Рыжая уловила, что она пошла к передней части тележки. Колеса загрохотали по неровной земле.

Сбоку от Рыжей еле дышал и дрожал от ужаса лисенок. Когда вскоре тележка остановилась, зверек совсем перестал двигаться. Сетка откинулась, и опустилась задняя створка. Что-то заскрипело, кажется, дверь. Мешок с Рыжей вытащили и поволокли через порог по твердому холодному полу. Каменный – догадалась она. Секундой позже мешок открыли – догадка была верной.

Она находилась в старом покосившемся доме. Грубо сложенный из камня, деревянная дверь, маленькие кривые окошки. В дальнем углу на огне булькал огромный черный котел, из него валил густой пар. На ум сразу пришли истории о злых старых ведьмах, живущих в лесу. В доме стоял ужасный запах. Рыжая подняла глаза к низкой соломенной крыше, и ей открылось жуткое зрелище. Стало ясно, откуда исходит вонь.

С балок свисали шкуры животных. Самые разные – большие и маленькие, старые, уже высохшие, и недавно ободранные, с которых еще капало. Шкуры барсуков, кроликов, лис, оленей, белок, еще многих зверей, которых она не распознала. Это было не просто зловоние. Пахло смертью. Деревянные клетки, стоявшие вдоль стен, были набиты животными. Еще живыми. Но их глаза не оставляли сомнений: они понимали, какая судьба их ждет. Они все видели и все знали.

Рыжая изворачивалась, отчаянно пытаясь ослабить свои путы. Старухи в доме не было – она разгружала тележку. Через минуту вернулась, швырнула мешок поменьше и снова исчезла. Мешок упал на Рыжую, и она поняла, что там лисенок. Изогнувшись, она нащупала сквозь мешок жалкое тельце, все еще теплое, но совершенно неподвижное. Зверек был мертв, как Рыжая и предполагала, но это даже обрадовало – по крайней мере, теперь он не узнает, что должно произойти… в отличие от несчастных, запертых в клетках. В дверном проеме снова показался женский силуэт, Рыжая лежала не шевелясь. Старуха прищурилась, поставила корзину с травами у двери и вышла в третий раз. Рыжая искала глазами то, что могло бы послужить оружием. У очага, рядом с кучкой овощей, она приметила маленький нож. Извиваясь как гусеница, поползла туда по каменному полу, злясь, что очаг от нее в самом дальнем углу. Ей удалось преодолеть лишь полпути, когда позади раздался хриплый смех. Старуха вернулась.

Рыжая напряглась и тяжело сглотнула. Сделав над собой усилие, перекатилась вперед. Старуха наблюдала за ней с недоумением на перекошенном лице. Изгибаясь, изворачиваясь изо всей мочи, Рыжая пыталась приблизиться к ножу. Но двигалась слишком медленно, слишком неуклюже – старуха преградила ей дорогу, схватила за лодыжки и оттащила на середину дома. Затем неспешно откинула капюшон, запустила руку в свои спутанные волосы и отцепила толстый седой клок, позволив ему упасть на пол. Рыжая разглядела в нем маленькие лоскутки, перевязывавшие отдельные прядки, и прикрепленный к крошечной косичке потускневший медальон. Он был раскрыт, внутри помещались два изображения – мужчины и женщины.

В полном ошеломлении Рыжая посмотрела на старую мегеру – и ахнула. Та менялась на глазах. Волосы разглаживались и светлели, пока не приобрели медовый оттенок. Глаза стали янтарными, руки и ноги – более длинными и стройными. В считаные мгновения сморщенная старуха исчезла – перед Рыжей стояла женщина, которую нельзя было назвать старой. Худое лицо, жесткие черты, резкая линия рта.

Совершенно другой человек.

Теперь, сбросив прежнее обличье, женщина двигалась гораздо быстрее. Опустившись на колени, одной рукой она ухватила Рыжую за волосы и запрокинула ей голову назад. Рыжая поморщилась, но сумела сдержать крик. Другой рукой женщина медленно приподняла ей подбородок, будто любуясь, и мягко произнесла:

– Какая дерзкая… Я сразу пришла, как только о тебе услышала. В своем лучшем… наряде, не абы как. Впрочем, тебя не обманул даже вид беспомощной старушки. – Сделав паузу, она тихонько вздохнула, и Рыжая вновь ощутила исходящий от нее гнилостный дух разложения. – У меня уже давно не было таких молодых. Но я готова к переменам. Ты мне очень… пригодишься.

– О чем вы? – в ужасе воскликнула Рыжая. – Что вы хотите сказать?

Женщина не ответила. Встала, подошла к толстой шкуре, лежащей на полу вроде ковра, и откинула ее. Под шкурой оказался люк. Открыв его рывком, она подняла Рыжую на ноги. Маленькая темная лестница вела вниз, в подвал. Оттуда тянуло сыростью и холодом.

Рыжая покачнулась, ноги были так туго связаны, что косточки на внутренней стороне щиколоток давили друг на друга. Стоя она могла разглядеть дом гораздо лучше, хотя ничто из увиденного утешения не приносило.

К задней стене примыкала большая столешница, вся в темных пятнах. На ней несколько мертвых птиц, некоторые уже ощипаны. Их перья были собраны в стоящую тут же плетеную корзину. В другой корзине громоздилась горка черепов разных животных, рядом – ступка с пестиком, внутри ступки – измельченный в пыль белый порошок. Другие поверхности были беспорядочно заставлены склянками и бутылками с чем-то темным и склизким на вид. На спинке деревянного стула висело недошитое переливчатое платье с воткнутой в ожидании завершения работы иглой. Присмотревшись, Рыжая поняла: ткань платья – сотни и сотни крошечных крылышек бабочек, сшитых вместе. Она уже догадалась: женщина – не кто иная, как ведьма.

– Я не чувствую ног, – взмолилась Рыжая, повернувшись к ней.

Ведьма улыбнулась в ответ и достала из складок своего длинного одеяния что-то острое и блестящее: нож Рыжей. Наклонилась и, резко взмахнув ножом, рассекла путы на ее ногах. Затем, не дав ей времени почувствовать удивление или облегчение, столкнула в подвал, в кромешную тьму. Захлопнула люк и задвинула засов.

Со связанными за спиной руками Рыжая не смогла удержаться на ступеньках. К счастью, падать было невысоко, она тяжело рухнула на левый бок в небольшую кучу влажной вонючей соломы. И, скованная страхом и ошеломлением, была не в силах даже шевельнуться.

Секундой позже ее ждало новое потрясение. Из темноты раздался угрюмый голос:

– Ага… она и тебя заполучила, так?

Вздрогнув, Таня проснулась – поезд, громыхая, подъехал к платформе. Ей снова снились фейри. Не те милые и приветливые, которых изображают на картинках в книжках, а совсем другие. Те, что не просто подворовывают, щиплют, лгут и устраивают мелкие пакости. Ей снились фейри, которые похищают человеческих детей, и этих детей больше никто и никогда не находит. Настоящие фейри.