Мама Анюты встречает меня у стола. У неё уставший вид. От жары наверное.

– Добрый вечер, Алексей!

– Добрый вечер, Галина Владимировна!

– Ты как раз вовремя. Садись. Чай готов.

В крошечной гостиной душно. Вкусно пахнет деревом, кухней и сухими травами. Анюта чинно разливает чай. Мама рассеянно улыбается. Я пытаюсь ничего не уронить. Беседа не клеится, но никто и не настаивает. Всё разморены и погружены в свои мысли.

От чая и волнения меня бросает в жар. Рубашка начинает прилипать к телу. Хочется все сбросить и выскочить на улицу голышом. В слепой надежде проверяю верхнюю пуговицу рубашки, но и она, и последующая уже расстёгнуты, а дальше нельзя – этикет… Решаю, что если после всех этих мучения мы не сыграем в бильярд, я точно Анюту задушу.

Зло макаю печень в чашку и грызу его забыв про все приличия. Чёрт бы вас всех побрал с вашими дурацкими правилами! Слушаю, киваю головой, что-то говорю. Спина насквозь мокрая, аж передёргивает всего, но я заложник чайных условностей. Господи, когда же всё это кончится?! Анюта тоже не находит себе место и поминутно глядит на часы на стене. Иногда мы обмениваемся заговорщицкими взглядами и это придаёт мне сил.

К счастью, через 20 минут наше чаепитие неожиданно заканчивается. Мама вдруг внимательно смотрит в пространство за моей спиной, потом жалуется на головную боль, быстро встаёт и уходит на кухню. Это выглядит странно, но размышлять об этом мне некогда: Анюта уже тянет меня на второй этаж. Её глаза снова черны, но мне все равно. Я не верю своему счастью. Быстро поднимаемся по узкой лестнице и открываем люк. Он легче чем кажется. Ступаю на деревянный пол как на поверхность Луны. Я в святая святых! Как долго я об этом мечтал! Будет что завтра рассказать Кольке. Уж он обзавидуется…

Наверху тоже душно, но теперь я готов терпеть. Жадно оглядываюсь по сторонам. Интерьер подчёркнуто спартанский, как и везде в доме. Стены обшиты вагонкой, в центре большой бильярдный стол на толстых ножках, слева узкий диван, справа – журнальный столик с проигрывателем и кучей пластинок. По другую сторону высится громоздкое кресло-качалка покрытое толстым пледом, рядом с ним высокий торшер с большим ярко-красным абажуром. За каминной трубой кипа старых журналов и какие-то рыболовные снасти. Над ними, на толстой бельевой верёвке висят пучки мяты и зверобоя. Идеально!

Пока я таращусь по сторонам, Анюта закрывает люк, распахивает окно и без лишних слов протягивает мне кий.

– Разбивай!

– А правила?

Она сухо объясняет. Я сдержано киваю. На зелёном сукне уже все готово. Матово поблескивает треугольник шаров, в углу ютится кусочек мела. Беру его и неловко натираю кончик кия. Мне немного досадно, что Анюта сама уже всё расставила, но ничего, лиха беда начало. Неспешно примериваюсь, делая вид, что знаю, как бить. Рука предательски дрожит и Анюта нетерпеливо шипит мне через стол:

– Бей уже! Сильно бей!

Она опять сама не своя. Лицо перекошено, глаза лихорадочно блестят. Того и гляди укусит.

Разбиваю как могу. Шары звучно разлетаются по столу. Один влетает прямиком в лузу, а ещё один зависает над ней. Для первого раза неплохо. Примериваюсь для нового удара. Бах! Ещё один шар внизу. Неужели мне это не снится и я играю в бильярд у Анюты дома! Чудеса… Затаив дыхание обхожу стол в поисках новой позицию для удара. Вдруг слышу недовольное сопенье Анюты, звучный хлопок, а следом громкий шёпот:

– Помоги! Да помоги же!

Удивлённо поворачиваюсь. Анюта стоит на коленях за каминной трубой. Стопка журналов откинута в сторону. Она внимательно исследует пол, потом вцепляется пальцами в одну из досок доску и безуспешно пытается её поднять. В ярости она снова бьёт по ней ладонью и поворачивается ко мне.

– Ну чего смотришь?! Помоги! Только сначала бей.

– Но…

– Просто бей, чтоб мама думала, что мы играем. Бей и иди сюда!

Я ничего не понимаю, но послушно бью и подхожу к Анюте. Мне вдруг становится трудно дышать. Точно я заполз в узкий погреб и за мной закрыли дверь. Перед глазами бегут пятна. Мне кажется, что весь пол и часть стены вокруг Анюты залита черной краской. И сама Анюта тоже перепачкалась – её руки черны по самые плечи, а ещё одно большое пятно расплывается на её груди. Голос Анюты приводит меня в чувство. Пятна исчезают.

– Нужно вытащить эту доску, – говорит она с ноткой истерики. – Раньше она легко открывалась! Я помню!

Она снова пытается поднять злополучную доску ногтями. В её глазах блестят слёзы.

– Её нужно вытащить! Пока папа не вернулся! Понимаешь?

Понимаю лишь то, что вопросы стоит отложить на потом. Сажусь на корточки и внимательно осматриваю доску. Сантиметров 40 в длину и около 25 в ширину, с виду крепкая. Место тут неприметное, поэтому пол явно набирали из остатков, но сделано всё по-олеговски аккуратно. Только вот поднять эту доску просто так не получится – в неё аж целых четыре гвоздя забито. Намертво. Качаю головой:

– Руками её не поднять. Инструмент нужен…

– Сейчас! – Анюта судорожно шарит под диваном и протягивает мне огромный ржавый гвоздодёр с одним ушком. – Вот! Другого нет. Только, пожалуйста, поторопись, а то папа скоро вернуться должен…

– А как же бильярд?..

Мои вопрос повисает в воздухе при виде отчаянья на лице Анюты. Ясно… Вот и поиграли… Начинаю ковыряться с доской, а сам пытаюсь понять, что всё это значит и что со мной сделают родители, когда узнают, что меня застукали за выламыванием пола в гостях у Анны Олеговны… Никогда больше с ней никуда не пойду и делать ничего не буду! Никогда!

Доска никак не поддаётся. Анюта бьёт по шарам и поминутно заглядывает мне через плечо, спрашивая, как дела. Дела от этого быстрее не идут. Я начинаю злиться и отпихиваю её локтями. Она снова уходи к столу. Между ударами мы оба прислушиваемся, не скрипит ли внизу лестница, но её маме похоже нет до нас дела.

Пот заливает глаза и капает на пол, один палец уже в крови, но я никак не могу найти хоть малейшую щель, чтобы засунуть кончик гвоздодёра глубже чем на миллиметр. Наконец, догадываюсь взять со стола шар и использовать его как молоток, чтобы вогнать железо в дерево. Дело идёт на лад. От напряжения забываю про всё на свете и внезапно понимаю, что в комнате стало очень тихо. Резко оборачиваюсь. Анюта замерла спиной ко мне у стола как гигантская сломанная кукла. Голова наклонена в сторону, в руке позабытый кий. У меня бежит холодок по спине. Хочу её позвать, но во рту сухо. Встаю, не выпуская гвоздодёра из рук, и толкаю левой рукой шары на столе, чтобы привлечь её внимание. Это действует. Кукла оживает, поворачивается и смотрит на меня. Лицо как маска, кий сжат так, что пальцы посинели, но взгляд осмысленный.

– Поднял? – спрашивает она механическим голосом.

– Бей давай, – в тон ей отвечаю я. – Почти…

Снова набрасываюсь на доску. Один её край сдвинулся, но другой упорно сопротивляется. Жму всем весом. Доска упирается изо всех сил, но в конце концов издаёт протяжный скрип и приподнимается сразу на целый сантиметр. Торжествующе матерюсь вполголоса. Теперь не отвертишься, курва! Отстукиваю доску обратно, в так анютиных ударов и принимаюсь за гвозди. Почти всё!

Анюта отходит от стола и становится на колени рядом со мной. От неё веет страхом, но я разгорячен борьбой и не поддаюсь. Последний гвоздь ползёт наверх. Ещё немного и тайник откроется. Но что же там такое? Анюта хватает меня за плечо. Её пальцы как когти. Рывок и доска отлетает в сторону. С трепетом заглядываем в продолговатую выемку. Пусто! Только какой-то мелкий мусор на дне. Стоило так стараться… Отодвигаюсь и утираю пот со лба. Ну и денёк!

Но Анюта не сдаётся. Она запускает руки в дыру и шарит там на ощупь. Дело хозяйское, а с меня довольно. Может даже ничего мне не рассказывать. Просто пусть даст поиграть спокойно, без этих своих выкрутасов и всё. Время у нас ещё есть. Доску обратно вставить плёвое дело, а потом…

– НЕТ!

От неожиданности у меня ёкает в груди. Ну что ещё?!