— Да вот, лежал, думал о тебе и... наверно, мне просто захотелось поговорить с тобой.

— Ох.

Спроси у него причину. Спроси и увидишь, хватит ли у него смелости ответить.

Но, конечно же, я не спрашиваю. Нас устраивает происходящее между нами. Мы удовлетворяем друг друга, и никто не страдает. Такой вид отношений не требует ответа в стиле: «Я позвонил, потому что соскучился», или «Я скучаю, потому что люблю тебя».

То, что нас объединяет – это некая эмоциональная пустыня с оазисом секса, и нас обоих это устраивает.

— Ну... — говорит он в попытке преодолеть неловкость. — чем ты занималась?

— Хм... я устроилась на работу.

— Правда?

— В закусочную. Там отстойно, но мне нужны деньги. Что насчет тебя?

— Я подрабатываю в строительной компании, в которой работал до того, как поступил в Гроув. Смены длинные, но деньги платят приличные.

— Хммм.

Мы погружаемся в молчание. Я испытываю сильнейшее желание сказать ему, что соскучилась, но не могу.

— Ну, мне наверно пора.

Он тоже это чувствует. Это все слишком интимно. Мы не можем волшебным образом стать друзьями, болтающими по телефону. Переписываться легче. Мы можем притворяться равнодушными. Что-то большее – и мы угодим в мутные и опасные места.

— Ну, ладно. Спасибо за звонок.

Он смеется.

— Да. Нет проблем. Все прошло хорошо. В следующий раз, буду писать.

— Хорошо. Без проблем. Пока.

— Спокойной ночи, Кэсси.

Я нажимаю «отбой» и вздыхаю. Так лучше.

Проще.

Безопаснее.

После ужасно неловкого телефонного звонка, я думала, что Итан затихнет на несколько дней, но этого не случается. Если раньше он писал пару раз в неделю, то сейчас делает это каждый день. Иногда, даже несколько раз в день. Делится всякими мелочами. Вещами, которые вызывают во мне улыбку. Заставляют скучать по нему слишком уж сильно. И дело не в сексе. Дело в нем. Я всегда отвечаю. Наши переписки становятся до абсурда длинными. Наверняка, было бы легче просто созвониться, но, как и всегда в наших отношениях, мы не ищем легких путей.

По мере приближения конца лета, я отсчитываю дни до возвращения в Вестчестер. Я скучаю по всему: по своей квартире, одногруппникам, по Руби и даже по ее ужасной стряпне.

По всему.

И особенно, по нему.

Я снова ложусь спать под звуки очередной ссоры родителей, поэтому, когда следующим утром, я, спотыкаясь, спускаюсь вниз по лестнице и застаю их спокойно сидящими за кухонным столом, то сразу понимаю, что что-то случилось.

— Кэсси, милая, присядь.

Папа держит в руках чашку кофе. У мамы красные глаза. В комнате витает ощущение завершенности, отчего воздух кажется слишком плотным. Нервозность сковывает мой позвоночник и у меня перехватывает горло.

— Что происходит?

Я понимаю в чем дело еще до того, как они отвечают.

— Милая, мы с твоим папой хотим тебе кое-что сказать. Мы... ну, мы...

Мама замолкает. Папа кладет руку поверх маминой и опускает взгляд на стол.

— Вы разводитесь.

Мама прикладывает руку ко рту и кивает. Я тоже киваю. Папа, наконец, поднимает на меня взгляд.

— Это не имеет к тебе никакого отношения, малышка. Твоя мама и я... нам не очень хорошо вместе. Мы любим друг друга, но больше не можем жить вместе.

Я киваю и сжимаю челюсть. Я не буду плакать. Перевожу взгляд на центр стола. Сосредотачиваюсь на нем, пока они рассказывают мне, как все будет происходить.

Папа останется в этом доме. Мама переедет к своей сестре. В течение лета, я буду жить у них поочередно. Они спрашивают, в порядке ли я. Я говорю им, что в порядке.

Мама пытается заставить меня позавтракать. Я надкусывают тост и меня охватывает ощущение, что я вот-вот вырву. Я извиняюсь, чтобы пойти принять душ.

Когда брызги воды стекают по моему лицу, я притворяюсь, что не плачу.

Я вздыхаю и начинаю осуждать себя за хандру. Это так глупо чувствовать себя так. В конце концов, мне двадцать лет. Двадцать один – через месяц. Я не должна быть так подавлена разводом родителей, особенно, учитывая, что уже давно понимала, что им лучше быть врозь.

И все же, я подавлена.

Мысль о том, что я буду приезжать домой, а они не будут жить под одной крышей, вызывает во мне беспричинную грусть. Мысль о том, как мама переезжает из дома, где я родилась, и начинает новую жизнь без папы вызывает во мне грусть. То, что папа должен готовить себе сам впервые с тех пор, как он был в моем возрасте, вызывает во мне грусть.

Пока они везут меня аэропорт, я продолжаю делать вид, что все в порядке, но это совсем не так. Возможно, так будет через пару месяцев, но не сейчас.

Я обнимаю их на прощание и говорю им, что увижусь с ними на Рождество, а затем задаюсь вопросом: где мы вообще проведем его в этом году? Соберемся ли мы вместе? Или мне нужно будет мотаться туда-сюда?

Остальная часть пути проходит, как в тумане. Я сажусь в самолет. Засыпаю. Схожу с самолета. Сижу с остекленевшими глазами в ожидании пересадки. Сажусь в другой самолет.

Я чувствую себя брошенной.

Одинокой.

Я разговаривала с Руби прошлым вечером. Объяснила произошедшее. Старалась придать своему тону беззаботность, но она что-то уловила в моем голосе. Она предложила прервать свои выходные и встретить меня в аэропорту, но я не могла с ней так поступить. Она счастлива со своим новым парнем и заслуживает того, чтобы насладиться последними свободными деньками перед началом занятий. Последнее, что ей нужно – это утешать очередную жертву эпидемии разводов в Америке.

Когда самолет приземляется, я жду, пока все выйдут, прежде чем беру свой багаж и направляюсь к выходу. Стюардессы раздражающе бодры, когда машут мне на прощание и говорят о том, что будут ждать меня снова. В аэропорту все вокруг обнимаются и целуются, приветствуя своих близких. Я останавливаюсь и наблюдаю за ними, отчасти, потому что они загородили мне путь, но по большей части, потому что, когда я наблюдаю за ними, у меня возникает ощущение, что часть их радости передается мне.

В любом случае, я совсем не спешу брать такси, чтобы вернуться в свою пустую квартиру.

Когда семья передо мной наконец уходит, у меня перехватывает дыхание при виде знакомой фигуры на другой стороне зоны прибытия. Высокий. Взлохмаченные волосы. Темная одежда. Задумчивое лицо. Напряженный и встревоженный словно не уверен, разозлюсь ли я на его присутствие здесь.

Я не злюсь. Напротив, я настолько счастлива, что слезы наворачиваются.

Должно быть Итан считывает мое сентиментальное выражение лица, потому что в следующее мгновение вытаскивает руки из карманов и направляется ко мне.

Он выглядит хорошо. Даже очень хорошо.

Он двигается плавно, но в его походке чувствуется подавляемое нетерпение. Словно он сдерживается, чтобы не подбежать ко мне и не закрутить меня перед всеми этими людьми.

Я так много хочу сделать с ним. Так много хочу сказать.

Остановившись передо мной, он берет мой рюкзак и опускает его на пол. Затем обнимает меня и нежно притягивает к себе. Я обнимаю его за шею, когда он говорит:

— Мне жаль, что так вышло с твоими родителями. Это чертовски отстойно. — Я утыкаюсь лбом ему в плечо, чтобы подавить слезы.

Люди вокруг постепенно расходятся, а я просто стою на месте и позволяю ему утешить себя. Сегодня я особенно сильно нуждалась в утешении, но до этого момента не осознавала, что мне нужно было это именно от него.

Весь остальной мир меркнет, пока он обнимает меня и гладит мои волосы. Когда же он шепчет, что скучал по мне и я шепчу то же самое в ответ, иллюзия того, что мы просто секс-партнеры, сходит на нет.

К тому времени, когда мы приходим ко мне в квартиру, уже становится поздно и я валюсь от усталости. Итан открывает дверь и заносит чемодан в мою спальню. Затем оборачивается и обнимает меня. Он такой теплый и ощущается так приятно, что я прижимаюсь к нему и чуть ли не отключаюсь. Только толстый слой дорожной грязи, покрывающей меня с ног до головы, не позволяет мне полностью расслабиться.