– Привет.

– Сука, – с ходу начал он. – Я убью её! Найду и вырежу ей сердце! Пизда! Грязная, вонючая пизда!

– Постой, ты о ком? О Белоснежке?..

– Какая, нахуй, Белоснежка? – взвился Лёха. –  У меня трипак! Три-пак! Эта сука, Надежда, наградила меня гонореей!

Я безжалостно захохотал.

– Тебе, блять, легко, а я как будто колючей проволокой ссу! Полный аврал…

– Да ладно, не дуйся! Трипак – не сифилис, два укола – и вперёд! Можно снова трахать старушек по помойкам…

– Мразь, – неизвестно в чей адрес пробормотал Алексей и ухватил принесённую ему кружку.

– Э-э-э, постой!

– Чего ещё?

– Тебе нельзя сейчас.

– Как это, блять, нельзя? Да ты блядь в своём уме? Я подохну сейчас от жары и несчастий, а ты такое под руку говоришь!

Лёшка разинул пасть и приготовился пить.

– Натурально нельзя, а то ещё хуже будет. Там же воспаление. И после уколов тоже нельзя, недели три или месяц.

– Целый месяц! – Лёшка выпучил глаза и застонал, – О-о-о-о, да я же сдохну на этой треклятой жаре… Целый месяц, рехнуться можно!

– Ничего, потерпишь. Всё на пользу. Мозги прочистятся, печень подсохнет. Да и пися поостынет, а то стёр небось всю… Давай ка свою кружку, я выпью.

– Ну уж хрена лысого! – огрызнулся Алексей. – Эта…эта…  кляча старая,  будет значит где-то там пакостить, а я тут умирай от жажды?! Дудки! Сегодня напьюсь, а к врачу завтра. Или в среду…

С этими словами он молниеносно опустошил свою кружку и заказал ещё.

– Как в песок ушла, – сообщил он.

– Ты б ей того, позвонил бы что ли…

– Да у меня и номера нет. Выкинул.

– Ладно, бывает. Ничего страшного. Всё нормально будет.

– А-а-а, блять… – сокрушался Алексей и так же залпом выпил вторую порцию.

– Ты не части так, а то знаешь…

– Да хрен с ним, пусть отваливается… Только проблемы от него…

– Пробьемся, не дрейфь.

– А ты этой, своей, не звонил?

– Да я тоже её телефон выкинул!

– Правда?

– Ну да!

– Дураки мы с тобой, а?

– Полные! – согласился я. – И… алкаши!

– Точно, – Лёха отпил от третьей кружки. – А помнишь, как в походе были, на лодках?

– Ага. Как я тебя за водой послал к колодцу, а ты через 10 минут вернулся с ящиком водки…

– Там всего-то и было 16 бутылок…

– Да, но и нас-то было только трое, и плыть всего два дня оставалось! Да и без того у нас с собой было припасено порядочно…

– Эх… были времена! – Лёшка мечтательно зажмурился. – Вылезем утром из палатки, глазки в речке сполоснём… А как речка-то называлась, забыл…

– Нерль.

– О, Нерль! Так вот, глазки в Нерли протрём, сарделечек на костерке нажарим – и за самогон… Благодать! Только он гад, больно крепкий был, аж жуть!

– Сами покупали, я водку предлагал брать…

– Что водка, – поморщился Алексей. –  Водка – это так, пустяк, –  каннибализм и мракобесие. А вот самогон – это да, это я понимаю. Да на свежем воздухе, у костерка… Эх!

– А как за тобой дед с двустволкой гонялся, помнишь?

Лёшка загоготал.

– Тогда тебе смешно не было! Нёсся, только пятки сверкали.

– Ещё бы! Я у него дров хотел свистнуть, на растопку…

– Так мы и свистнули, пока он за тобой в потёмках гонялся.

– Да?! А я всё думал – откуда вы сухих достали, дождь же кругом…

– Не ты один такой умник!

– А если б он меня пристрелил!?

– Тогда бы ты, Алексей, стал  бы Новым Прометеем, даровавшим огонь людям ценой собственной жизни!

– Да-а-а…

– А как вы лодку свою надувную пропороли, помнишь?

– А то! – ухмыльнулся Лёха. – Топором её, родимую, хвать – и все дела! Чуть не потонули!

– Психи…

– Нормально… Сам-то ты, вспомни, по два пузыря в день закладывал, а то и поболе…

– Было дело…

– Ну вот, а ты говоришь… Одно слово – Романтика!

Мы выпили ещё немного и разошлись. Лёшка поехал домой, а я решил немного пройтись и углубился в густую сеть переулков между Маросейкой, Покровкой и Мясницкой. Эти старинные места всегда привлекали меня своим покоем и печальной ветхостью. Я довольно долго  кружил там пока, наконец, не вышел к Чистым прудам. Там было прохладно и оживлённо. На лавочках теснилась молодёжь, слышалась гитара и девичий смех. По дорожкам, в причудливом свете фонарей, прогуливались парочки, а над самой водой, в темноте, стремительно и ловко проносились почти невидимые крохотные летучие мыши. Я побрёл дальше, прошёл весь Покровский бульвар, затем – Яузский, в глубокой задумчивости перешёл через мост и влился в тихие зелёные проулки Замоскворечья. Ночь была тиха и пустынны, в домах гасли окна, последний трамвай тревожно прогромыхал в депо, а я всё бродил и бродил меж чужих домов, и сам не знаю почему, отчаянно, почти до слёз, грустил о чём-то несбыточном.

Глава 6

– Жигунов!

Вадим высунулся из кабинета и  грозно поманил меня пальцем.

– А ну зайди.

– Я спешу! – пробовал отвертеться я, но он вкрадчиво схватил меня за рукав:

– Живо!..

– Вадим Сергеевич, – изумлённо забормотал я, – ещё и двенадцати то нет…

– Цыц, – зашипел на меня Вадим и запер дверь. – Я о другом! Садись…

Я сел.

– Так, – стараясь говорить строго, начал Вадим, – на тебя поступают жалобы.

– Хм-м…

– От женщин!

– Мистика…

– Да-да, не прикидывайся девственником-паралитиком! Я тебя насквозь вижу, пакостник ты этакий, – зашипел Вадим. –  Ты к Юльке приставал? А?

Я замялся.

– Да ты отвечай, отвечай –  приставал или нет?

– А что такое-то? – не выдержал я. – Она что, жалуется?

Вадим нахмурился. Мы оба знали, что рыльце у меня в пушку.

– Она-то не жалуется, а вот другие…

– И кто же сей достойный человек?

– Неважно. Важно то…

– Что?

– А то, – захрипел Вадим, –  что вы с ней на второй этаж бегаете, на склад, и там…

Вадим выразительно постучал одной ладонью по другой. Я, кажется, покраснел.

– О, господи, да это не офис, это просто бордель какой-то! – продолжал он. –  Один пьёт, другой …. А-а!

Он махнул рукой.

– Знать ничего не знаю, ведать ничего не ведаю, – твёрдо ответил я. – Миф. Морок. Наговоры.

– А вот Ирина Михайловна…

– Ирина Михайловна – старая припизднутая сука, – отрезал я.

– А не её ли ты за задницу на прошлом корпоративе ущипнул, а?

– Это была чудовищная ошибка! Прицел сбился!

– Ни хуя себе сбился! Да у неё зад как у кобылы, захочешь не обойдешь!

Я устал от этой душной перепалки и пошёл напрямик.

– Короче, Вадим, эта она воду мутит?

– Да. Говорит, что Юля на рабочем месте не бывает, отлучается, опаздывает и т.д. Придирается, как может.

– Это ложь, – я вскочил.

– Да я знаю, – мягко сказал Вадим, – знаю… Просто я провожу воспитательную беседу… Ты не переживай…

– Да я её, гадину, носками задушу!

– Да бог с ней! Дело молодое… Только ты… в смысле вы… там это, не очень-то… Не увлекайтесь… А то я в прошлый вторник, заглянул на склад в обед –  хотел сумку забрать, –  и мне показалось…

– Тебе показалось, – я сделал пасы руками над его головой. – Это от жары всё, Вадим, от жары. Галлюцинации там, видения…

– И мне блять показалось, – совсем тихо и зло закончил Вадим, – что какой то мерзкий сатир, который прячет свои козлиные ноги под белыми льняными брюками, поставил нашу Юлечку раком и ….!

В кабинете повисло молчание. Мы оба, с красными, очень похожими рожами,  уставились друг на друга и с трудом сдерживали смех.

– Ты, Вадик, со здоровье, поаккуратнее будь, – заметил я.

– С чего это, – возмутился Вадим.

– А того, беречь себя надо… Постарайся спать побольше, телевизор смотри поменьше… И пожалуйста, очень тебя прошу, не читай ты на ночь «Легенды и мифы древней Греции». Тебе и так уже чертовщина всякая мерещиться! Сатиры, козлики… А если не спится – почитай лучше Толстого или Голсуорси…

Вадим не выдержал и прыснул:

– Вот язва, – громыхал он. – Вот сукин сын!..