Я прижал её к лавке и быстро, жадно вошёл. Она громко застонала, а потом и вовсе стала кричать. Зажимая ей одной рукой рот,  я трудился как бешенный и вскоре мы кончили.

– О-о-о, о-о-о, – стонала она, – о-о-о, нас по-очикаю-ю-ют, почикают… Ты маньяк… Ты изнасиловал меня, изнасиловал!.. О-о-о… Гадкий…

– Изнасиловал, изнасиловал, не сомневайся  … – воспалённо шептале я ей, снова возбуждаясь.  – И ещё раз изнасилую…

– О-о-о, о-о-о, Лёша,  нас по-чи-ка-ю-Ю-Ю-ЮТ!..

Я снова зажал ей рот и всё повторил. У неё было лёгкое, отзывчивое на ласку тело и очень нежная кожа. Она вертелась и царапалась вначале, а потом, сдавалась и отдавалась тихо, и до дрожи нежно. Она была изумительной любовницей.

После, едва отдышавшись, она вскочила, проворно оделась и убежала, забыв на полу свои крохотные белые босоножки. Я спрятал их с глаз долой в какой-то ларчик, оделся и удовлетворённо выдохнул:

– Приматы…

Выйдя на улицу, я застал глубочайшую звездную ночь. Приятная свежесть овевала меня. Я пошарил в районе не до конца прибранного стола и нащупал там почти полную бутыль шампанского. Выпив два полных стакана, я глянул на небо. Звёзды укоризненно смотрели на меня сверху вниз. Я отставил стакан в сторону и показал звездам два крепких земных кукиша:

– Во, кучерявые, видали! – крикнул я и для убедительности  повертел кукишами по- и против часовой стрелки.

Космос, не дрогнув, принимал мои угрожающие сигналы…

– Видали! То-то же… А вы… а вы… А  вы  так не можете! Я вот сдохну и к вам… – бормотал я. – А то разошлись там, вертятся как клопы, а проку ни на ноготь… У-у-х я вам!

Потом я показал звёздам ещё кое-что из своего хозяйства ипобрёл спать. Кровать, отведённая мне, была жесткою и волнообразною, я ворочался и подумывал встать и выпить ещё, но, обессилев, задремал и крепко уснул. И всю ночь, до самой розовой зари, сквозь открытые окна в мою комнату врывался раскатистый офицерский храп…

Глава 9

Утро  было мучительным для всех.  Дело осложнялось тем,  что этим жарким днём Оле с Мишей нужно было уезжать, их  вещи были не сложены, а мы все были в глубоком трауре по самим себе.  Миша мучился страшной головной болью (по-видимому,  у него росли рога), Сергей и Ольга вовсе не могли подняться, а Света ходила хмурая и неприветливая, как впрочем, и я.Только Славик, проспавшийся и свежий, с утра бодро облился холодной водой по пояс, покурил, тяпнул 100 грамм и теперь с аппетитом жарил себе огромную глазунью. Я взял себя в руки и подсел к нему.

– Плесни-ка…

– Правильно, – обрадовался он. – Вот и огурчик имеется замечательный…

Я взял рюмку, встал, выдохнул, зажмурился, быстро выпил, чуть помедлил и крепко захрустел огурцом. Славик налил ещё.

– Да погоди ты, – мычал я, с трудом переводя дух. – Дай на дно опуститься…

– Да чё тянуть, – беззаботно улыбался Слава, –  пей уж…

Я выпил ещё, и мне полегчало.

– Легче? – осведомился Слава.

– О, да…

– Яишенки?

– Ну, разве что, чуть-чуть…

– Ты, Алёша, не балуй, – назидательно произнёс Слава, накладывая мне порцию в которой было яиц 6-7. – День сегодня длинный будет,  заправиться надо под завязку.

Я поел, попил квасу и пошёл реанимировать остальных. Михаил был безнадёжен – его рвало даже от глотка воды, и я оставил его умирать в тишине и покое. А вот Сергея ещё можно было спасти. Он лежал на кровати, тревожно щупал пульс, держал под языком валидол, печально пил валокордин и стонал.

– Привет Сергунчик!..

– О-хо-хо-о-х… – было ответом мне.

– Я принёс тебе лекарство!

– Да ты что, Лёха, – с отвращением глядя на водку, встрепенулся Серёга. – У меня сейчас мотор встанет! Не-е-е….О-хо-хо-х…

– Ну, давай мой хороший, – уговаривал его я. –  Давай. За папу, за маму, за Второй фронт…

– Да ты убить меня хочешь!..

– Давай, полегчает же…

– Не-е-е… Не могу…

– Ну, немножко, рюмочку…

– Не, не, не…

– Так, ну-ка хватит! – сменил я тон. – Рота подъём! Быстро пей и приходи в себя! Дел по горло! Нам ещё Свету спасать надо! На раз-два!

Я добавил ещё много плохих слов и это подействовало. Серёга сел, свесил ноги с кровати, перекрестился и, кряхтя и матерясь,  выпил адского зелья, и спустя пять минут он ожил. Вместе нам удалось уговорить «подлечиться» Свету и Ольгу и жизнь в доме  стала налаживаться. Мы дружно прибрались и помогли упаковать чемоданы молодожёнам. Потом Света быстро накрыла стол, и мы сели обедать. Через час должно было приехать такси и отвезти всех нас на Курский вокзал. Мы произнесли несколько тостов и поели супа. К самому отъезду спустился  Михаил, в самом жалком виде. Мне было его искренне жаль и в то же время, что-то злое во мне нашёптывало, что он просто растяпа и клуша, и все его главные беды ещё впереди.

Оля не смотрела в мою сторону, а я не пытался как-то поговорить с ней. Прошедшая ночь казалась сном. Меня вновь охватило весёлое хмельное безумство;  я залихватски пил, острил и проказничал. Когда прибыло такси,  все опять были  навеселе.

– Всех не посажу, – хмуро пробурчал таксист, – слишком много вас, не влезете.

Об этом мы не подумали.

– За мной,  – скомандовал Слава.

Мы с Серёгой пошли за ним на шоссе и, поймав старенькую волгу, поехали к центру. По пути я уговорил их остановиться и купил коньяк. Передавая бутылку друг другу, мы пили прямо из горлышка, закусывали одним единственным взятым мной лимоном и приехали на вокзал расписные как тульские пряники. Света, Оля и Миша уже были там.

На платформе состоялось последнее трогательное прощание. Ольга плакала и горячо обнимала всех нас. Михаил жал нам руки и шаловливо помахивал рогами… Они зашли в вагон. Михаил исчез с вещами в купе, а Ольга, открыв в коридоре окно, держала сестру за руку и никак не могла успокоиться. Состав дёрнулся, Ольга в последний раз всхлипнула, отпустила Свету, порывисто протянула  руки ко мне, притянула  к себе и, ничего не таясь, долго поцеловала в губы.

– Прощай! Прощай!..

Провожающие  умилённо смотрели в нашу сторону. Я был растроган.

– Прощай.

Вагон поплыл, набирая ход,  Ольга отпустила меня, и мелко замахал нам маленькой белой ладошкой:

– До свидания, до сви-да-ни-я-а-аа… а-а-а, – донеслось до нас, и мы молча замахали  ей в ответ. Быстро тая в дорожной дымке, скорый поезд уходил на Кавказ.

Едва он скрылся, как на всех нас навалилась усталость. Мы распрощались тут же, на платформе, и поспешили по своим делам. Подождав пока все разойдутся, я присел в вокзальном кафе и взял большую кружку холодного пива. Было жарко.

Глава 10

– Как ты эту гадость пьёшь, а?  Это ж яд! У тебя ж язва!

Я сидел в офисе, похмельный и агрессивный, и пил из пивной кружки холодную кока-колу. Напротив меня сидел помятый Вадим, и точно из такой же кружки пил воду, в которой он только что растворил три таблетки аспирина. Было около 9 утра. Понедельник.

– Ага, как же, яд… А аспирин значит хлебать пиздец как полезно!

– А мне может, доктор прописал, – стал на ходу сочинять Вадим. –  Полезно это, если понемногу. Кровь разжижает…

– Мозг он разжижает, а не кровь, – злился я. –  А что бухать вредно, тебе твой доктор не говорил?

– Не-е-ет, – довольно тянул Вадим. – У меня хороший доктор. Добрый! Не то, что ты…

– Да я, – запел я привычную песню, – если хочешь знать, вообще не пью!  Так, иногда…

– Слава богу, – порадовался за меня Вадим. – А то знаешь как с ними с алкашами-то трудно… Не приведи господь!

– Да уж!..

Мы оба горестно вздохнули и припали к своим кружкам. Работать категорически не хотелось.

– Ты ведь в курсе, – сказал Вадим потирая виски. – Сегодня перестановка. Мебель собирать будем.

У меня всё похолодело.

– Ты, блять, шутишь что ли?!  Шутишь, да?! Ты так не надо, а то я, блять, окочурюсь от этого твоего юмора! Сегодня перестановка будет? Да?!

Вадим мрачно покачал головой – он не шутил.