Я смотрела в окно. Машины на перекрёстке сигналили и перестраивались, желая попасть в нужный ряд. В голове мелькали мысли, как кадры в быстрой съёмке: "Как я буду жить без какофонии большого города? Чем займу себя? Всё приедается, море и спокойствие тоже надоест… Что тогда?… Тогда я вернусь обратно и продолжу жить своей тихой, размеренной жизнью… Нет, я не пытаюсь отомстить… Нет же… Я просто хочу почувствовать себя свободной, избавиться от обиды и разочарования. Мне необходима перезагрузка, как глоток весеннего воздуха после долгой зимы".

Я начала злиться от того, что сомнения разъедали меня. Боль от обиды, до этих пор притихшая где-то внутри, усилилась, сжимая воздух в груди, плечи невольно опустились. Взгляд затуманила пелена слёз.

– Лариса Юрьевна, может всё-таки передумаете? Одна, в чужой стране. Здесь любимая работа, друзья, привычное окружение.

Заданный вопрос вывел из задумчивости, переключил внимание. Смахнув слёзы лёгким касанием, я выпрямилась и повернулась к собеседнику.

– Именно, привычное окружение. Я хочу сбежать от рутины и не передумаю, Аркадий Михайлович, подписывайте.

В моём ответе сквозила такая уверенность, что начальник быстро подписал заявление и больше не задавал вопросов…

Уже дома, проверяя в сотый раз чемодан, я устало села на край кровати. Сомнения в правильности моего решения не покидали меня даже сейчас, но какая-то внутренняя уверенность, что мне это действительно нужно, не давала отступить.

– Мамуль, ты дома? – послышалось из коридора.

– Да, – оживленно ответила я.

Дочь вошла в комнату и села рядом. Посмотрев на мои собранные вещи, она с раздражением выпалила:

– Не понимаю и не принимаю твоего решения. Я ждала и надеялась, что ты оставишь эту затею, но нет… Как ты можешь уехать в такой момент? Я скоро стану мамой, ты – бабушкой. Неужели тебе не хочется взять малышку на руки, прижать к себе?

Меня бесило непонимание дочери, и я постоянно задавала себе вопрос: "Почему дети в большинстве своём так эгоистичны?"

Чтобы не утратить самоконтроль, я мысленно досчитала до десяти и набрала в лёгкие побольше воздуха.

– Мария, мы уже тысячу раз это обсуждали. Я хочу жить своей жизнью, а не быть частью твоей. Я понимаю, что вам с Данилом было бы намного проще, останься я здесь. Но я не могу. Я и так откладывала поездку шесть лет. За это время постоянно возникали какие-то обстоятельства, не дающие мне воплотить мечту в реальность. То тебе надо было окончить институт, потом найти работу, потом ты познакомилась с Данилом, потом свадьба, теперь беременность. Нет, это никогда не кончится. Сдерживающие факторы будут всегда. Просто, если я послушаю тебя и не поеду, я буду корить себя всю оставшуюся жизнь. Постарайся понять, пожалуйста, – я громко выдохнула, закончив свой монолог.

Дочь картинно закатила глаза и поджала губы. Я молчала, мне больше не хотелось ничего говорить.

– Данила завтра работает и не сможет отвезти тебя в аэропорт, – чуть погодя выдавила из себя Мария, откинувшись на спину и раскинув руки.

– Я и не ждала, что это сделает он. Нина отвезет меня, не волнуйся.

– Надеюсь, что тебе там не понравится, и ты довольно быстро вернешься домой. Твоё решение ошибочно, вот увидишь, – с какой-то детской воинственностью произнесла дочь, разглядывая потолок.

– Не отрицаю, что может произойти и такое. Возможно, мне действительно не понравится в чужой стране, где я никого не знаю. Но с такой же вероятностью может случиться обратное и я не захочу возвращаться. На данный момент этого никто не знает.

Я прилегла рядом и погладила дочь по волосам, поцеловав в макушку.

В голове пронеслась мысль: "Какой же она всё-таки ещё ребёнок, хотя сама скоро станет матерью".

Но я быстро отмела её, так как отчётливо понимала – мне нельзя поддаваться.

– Если я решу остаться, вы прилетите ко мне в гости, когда малышка немного подрастет, – спокойно добавила я. – И потом, твой папа – молодой отец и с удовольствием поможет тебе делом и советом.

– Всё не можешь простить его? – пристально посмотрев на меня, спросила дочь.

– Мария, а разве можно простить предательство? – с горечью ответила я вопросом, поднявшись с кровати.

Дочь молчала, начав снова рассматривать потолок. Я подошла к окну и посмотрела на улицу. Мне хотелось запомнить вид из окна.

– Знаешь, я понимаю, что должна простить и двигаться дальше, – устало произнесла я, начав теребить заусенец на большом пальце, – но это сложно. Мне невыносимо думать, что он счастлив с другой женщиной, бросив меня после стольких лет, прожитых вместе… Я была уверена, что он мой тыл, моя опора. И вдруг: «Бац! Я у разбитого корыта». Может, я и простила, просто мне нужно смириться. Вот и всё… Мне нужна смена обстановки, понимаешь?

Дочь встала и подошла ко мне. Обняв меня, она взяла мою руку в свою, крепко обхватив большой палец.

– Мама, хватит теребить заусенец, опять кровь пойдет. Что за дурацкая привычка?

– Она с детства, милая, – я прижала Марию к себе, – ты же теребишь волосы.

– Сейчас ты добавишь свою любимую фразу, что все мы родом из детства. Лучше молчи, – сморщив нос, сказала дочь. – Так уж и быть, я отпускаю тебя. Лети, птичка, лети.

– Вот спасибо, – разжав объятия, я немного отстранилась. Улыбнувшись, я посмотрела на своего ребёнка и ласково произнесла. – Люблю тебя сильно и буду скучать. Если вдруг понадобится моя помощь, я мигом вернусь. Обещаю…

Наступил день отъезда.

Моя подруга, Нина, была крайне жизнерадостной и весёлой особой. С лёгкостью тренированного атлета она загрузила мои вещи в багажник и, громко простонав, приземлилась на водительское сиденье.

– Вроде для переезда у тебя немного вещей, но я выдохлась, – шмыгнув носом, произнесла она и повернула ключ в замке зажигания. – Как ты там без меня, Ларка, жить то будешь?

– Не знаю, Нинка. Самой боязно, – ответила я, силясь унять внутреннюю тревогу и страх. – Но мечту исполнить надо. Жизнь то одна.

– Слышали, знаем, – отмахнулась подруга. – Это я так для проформы спросила. Жизнь, Ларка, твоя и только тебе решать, что для тебя лучше и важнее. Хоть так насолишь бывшему, вы же вдвоём грезили этой поездкой.

– Знаешь, Нин, когда я думаю о том, что он мечтал со мной, одновременно имея любовницу, мне становится тошно и противно. Ведь с ней он тоже о чём-то, как ты выразилась, грезил.

– Двуличная скотина, что тут скажешь, – Нина развела руками. – Через пару месяцев навещу тебя, не парься. Будут проблемы, звони. Ты же меня знаешь, я решу любые, – присвистнув, Нина наконец-то тронулась с места. – Я твой вечный помогатор. Помни об этом.

– Разве ты дашь забыть, суматошная? – заулыбалась я. – Буду ждать тебя с нетерпением. Помни об этом, – я помахала перед лицом подруги указательным пальцем. – А сейчас доставь меня, пожалуйста, в целости и сохранности в аэропорт.

– Слушаюсь и повинуюсь, моя госпожа. Не извольте беспокоиться, – подруга приложила правую руку к груди. – Вдруг в гости не позовёшь, а я так хочу в Испанию.

– Нина, положи руку на руль и не убирай, – серьёзно сказала я. – Меня накроет паническая атака, если ты будешь отвлекаться.

– Хорошо-хорошо, не волнуйся, милая, – испуганная моей серьезностью, успокаивающе ответила подруга.

Остаток пути прошел в относительном спокойствии.

Аэропорт был похож на огромный улей, где самолеты постоянно взлетали и садились, как трудолюбивые пчелы. Было многолюдно и очень шумно. Я помахала подруге на прощание с долей грусти и шагнула в свою новую жизнь.

Испания встретила меня в лице риэлтора Натальи, активно размахивающей табличкой с моим именем в аэропорту Аликанте.

– Как долетели, Лариса? – заинтересованно спросила она.