Эмильена Франко – моя любимица. Мы с ней очень дружны, однако почти уверена, что я не знаю целиком ее историю. «Я любила его так, что у меня замирало сердце. Он был красив, словно шедевр. А как всякий шедевр, он нуждался в обожателях. Его обожали Луиза, Катрин, Роза-Мари, Хелен… Но расстались мы по другой причине: из-за разногласий в искусстве. Он очень любил жизнь, а я предпочитала считать шедевром смерть». На этом моменте мы с девчонками переглянулись, ведь история, словно и ясна, но все же не названа своим именем. «Ты убила его, Эмильена?», – «О, нет. Конечно, нет. Я вообще тот вечер слабо помню, очнулась, когда мыла руки в раковине… Странный был вечер, однако…».
Кажется, настало время рассказать и о себе. Моя характеристика довольно шаблонна и тем скучна: я амбициозна, артистична, кокетлива и мечтаю о бриллиантовом колье. Конечно, я пошла на работу, ведь я не собираюсь ни у кого сидеть на шее! Я работала в парижском казино крупье, пока одним вечером меня не отвела за угол начальница и не сделала мне предложение, от которого я не смогла отказаться. Буквально не могла, ведь мне нужно было платить за аренду квартиры. Да и к тому же, она ясно дала понять, что я лишусь работы, если сейчас посмею отказать. Что мне было делать? Я решила, что не будет ничего плохого в ужине. Личность мужчины была засекречена, но не его финансы: ведь трапезничали мы в его президентском номере. Провели время, а на утро он предложил мне пообщаться с мадам Тьерри, директором «Шоу Сирен», которая предоставит мне десятки таких, как он. Так, я получила рекомендацию от гостя в мой нынешний дом и месячную зарплату за одну ночь.
Друг любит во всякое время и, как брат, явится во время несчастия.
(Притчи Соломона 17:17)
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
ДОМ
Париж – город, который можно пройти пешком за два часа. Город, где по закону женщинам запрещено носить брюки. Город, в котором каждый второй приезжий испытывает синдром разочарования. Город, который стал для меня домом.
Здесь ночь моя кипела и обжигала. Джаз сотрясал стены. Сцена пульсировала от жарких танцев. В полутемном зале беснующаяся толпа извивалась в новомодных, а порой и просто смешных и забавных движениях. Все хлопали в такт ритму, подхватывали припевы знакомых мелодий, хохотали и кричали, словно обезумевшие. Снаружи огни такси, предвкушающие лица, прохлада вечерних ветров, а внутри фейерверк игристого, смешение языков, запах пота, перебиваемый дорогими духами. Мужчины в костюме-двойке, мягкой шляпе и обязательно в необычном галстуке, а женщины в блестках, шляпках с перьями и ярких оттенках помады. И, конечно, много-много кокаина. Кажется, есть даже один известных мисье, что написал целую «Оду кокаину». Но Мадлен предпочитала курить опиум и гашиш, так что кто-то проносил к нам и такую дрянь.
Утро же показывало мне реальное отражение того выбора, который я сделала накануне вечером. Слава тому человеку, кто придумал плотные шторы: одно движение – и вот уже сквозь эти потемки не видно в зеркале мое согрешившее лицо.
Выпиваю поллитра воды за раз. Служанка уже принесла эспрессо. Я, как обычно, не слышала ее прихода. На барокковской резной софе уже красовались три наряда на выбор и украшение к каждому из них. Сегодня мы с девочками идем в церковь, а значит, ничего вычурного: черная шляпка, надетая слегка набок, черный жаккардовый костюм с юбкой, черные перчатки из натуральной кожи, накидка из натурального меха и клатч на заклепках по стилю. Волосы я накрутила на бигуди и добавила им объема при помощи незаменимой воды с сахаром.
Я еще раз оглядела свою спальню перед тем, как захлопнуть дверь. Все в моей обители было верно.
Туалетный столик – мой трон королевы с огромным позолоченным зеркалом, на котором красовались различные гребешки, бигуди, краска для ресниц, румяна.
Напротив стояла непомерных размеров кровать, услужливо накрытая шелковым покрывалом, в которой особенно чувствовалось одиночество моего сердца, несмотря на ежедневное нахождение там мужчин, что готовы были любить меня целую ночь.
Над ней пустил свои завитки плющ, прибитый к дорогому турецкому ковру, расписанному странными узорами, в которых при каждом взгляде можно было найти новый образ.
Эту постыдную обитель прикрывал красный балдахин с бахромой.
На полу также красовались пышные ковры. Стены были обиты бархатом и обязательно украшены многочисленными сладострастными картинами, вставленными в рамы, покрашенные под золото. Картинам я уделяла особое внимание: все они были прекрасны, но уникальны для меня те, что созданы моей рукой, умеющей держать кисть. Я начала рисовать, когда стала куртизанкой. Говорят, у меня действительно есть талант. Но, тем не менее, даже если это и не так, согласитесь, намного легче представлять обществу и продавать свое творчество, когда у тебя есть авторитет. Кроме меня, кто-то изначально великолепно умел писать стихи, вышивать картины, лепить вазы из глины, а затем, закрепившись в светском мире, начал принимать деньги и дорогие подарки за свой природный талант.
Вся мебель, которая была в моих покоях, изготовлена в стиле барокко, имела красивейшую обивку и обязательно была украшена многочисленными подушками.
Ножки мои ходили по мощеным полам.
Мой рай Венеры благоухал ароматами дерева, мускуса и роз. В каждом углу, на каждом столике, во всех шкафах я размещала свечи. Их маслом я смазывала свою кожу, благодаря чему аромат моего тела был неповторим.
«И вот уже никто не вспомнит, что Ваше Превосходительство приехало из деревеньки недалеко от Вены. Теперь перед вами баронесса, чьи плечи покрывает черный бархат с отделкой золотом и слоями бархата, пронизанными золотом, которые сочетаются с бархатом! Потрясающе!».
«Боже правый, Мадлен, ты ужасно напугала меня своей громогласностью!».
Мадлен задорно рассмеялась: «Пойдем уже скорее. Если мы направимся к выходу, должно быть и другие пошевелятся!».
По дороге к собору не произошло ничего знаменательного, возможно, за исключением того, что одна дама плюнула в ноги Рене со словами: «Это из-за тебя мой муж со мной больше не возлежит!». На мой вопрос, узнает ли Рене эту брюзжащую квакшу, Рене ответила, что понятия не имеет ни кто она такая, ни кто ее муж, однако крикнула вслед: «Твой отец бегал ко мне, твой муж с ума сходит, и твой сын – завсегдатай моей мышки!», и громко рассмеялась заразительным смехом. Мы с девчонками, не удержавшись, хихикнули.
Париж не настолько необъятный город, чтобы мы были неузнаваемы. Всем скопом «Шоу Сирен» каждое воскресенье под руководством Мамы ходило в одну и ту же церковь. И больше половины прихожан мы знали не только в лицо, но и ниже пояса. Вот уже и Эмильена перемигивалась с каким-то мужчиной, но получив грозный взгляд от его спутницы, надменно спросила «Что?», однако покорно все же отвернулась от их пары.
Я же очень старалась подпевать епископу, однако с каждой строчкой все больше и больше думала о том, какие, должно быть, мягкие у него губы. Он пришел работать в этот собор всего две недели назад, и пока мы ограничивались переглядками и улыбками. В планах же у меня было переманить его на «темную сторону».
Наконец, мы все присели обратно на скамью, и началась воскресная проповедь. «Сегодня я хочу поговорить о поведении верующей девушки и достойной жены. Ее характеризуют даже движения: они должны быть плавными и при этом не слишком медленными. Находясь в любом обществе, она должна преисполняться скромностью. Глаза ей следует держать стыдливо опущенными, а, если поднять их потребуют обстоятельства, то глядеть ни в коем случае не в упор. Смеяться она должна аккуратно, таким образом, чтобы тело ее не слишком сотрясалось. Говорить она должна тихо, но при этом четко, не мямля, ведь речь покажет ее ум. В общем и целом, во всем девушка должна следовать греческой поговорке «Lathe Biosas», что означает «Живи незаметно».
Рене неожиданно подскочила со скамьи и громко сказала: «Да, Отец мой, слушаюсь во всем и повинуюсь», и села обратно. По нашему ряду тут же раздались сдавленные смешки. После окончания этой речи мы с девочками стояли около выхода.
