Даже мысленно договаривать: «Посмотрю, можно ли тут что-нибудь украсть» стыдно.

Конечно, ради себя на чужое зариться – это исключено.

Однако собаки… Песикам столько всего нужно – корм, витамины, препараты от глистов, клещей. Кастрировать и стерилизовать собак никто бесплатно тоже не будет. Разумеется, воровать – это отвратительно. Но ведь речь же не идет о грабеже! Просто берется какая-то мелочь, ради животных. Да на такие мелкие пропажи никто и внимания-то не обращает! Поэтому…

«Я возьму только пару тысяч рублей или одну недорогую цепочку, – убеждала себя Лена, осторожно поднимаясь по лестнице. – В конце концов, Лика и не заметит пропажи, у нее таких украшений – вагон и маленькая тележка; и денег, наверное, всегда в кошельке много. А я смогу купить собакам пару больших мешков корма. Надо взять колечко или бабки, потом припрятать свои находки на моем участке. Конечно, я уверена: никто ничего не заметит, никакого обыска не будет. Но на всякий случай надо подстраховаться. Береженого, как говорится…»

Намеченный план реализовался легко. Небрежно оставленных сумок, кошельков или портмоне на глаза, правда, не попалось. Зато в спальне, на туалетном столике у зеркала, заваленном косметикой, нашлась шкатулка, битком набитая украшениями. Лена выбрала кольцо – по виду из белого золота, с довольно большим синим камнем. Там имелось еще одно колечко, явно более дорогое – с шестью сияющими камнями, похожими на бриллианты. Однако его девушка брать не стала, она же не воровка!

Спрятав находку в сумочку, Лена быстро выскользнула из комнаты, побежала по лестнице, пересекла холл и выскочила из дома.

Теперь – надежно спрятать украшение, и дело сделано.

«Идти через выход на свою дачу рискованно. С той стороны стоят столы, меня заметят, – решила девушка, направляясь в глубь участка. – Переброшу кольцо через забор – и дело с концом».

Там, в уголке возле забора, граничащего с собственным участком, похоже, никого не было. Да и вряд ли могло быть, то место совсем не располагало к прогулкам и не вызывало любопытства – рядом с газоном стояли строительные леса, лежали остатки блоков, досок и других стройматериалов.

На всякий случай Лена посмотрела по сторонам (ни души), завернула кольцо в носовой платок, добавила в узелок пару камешков с ближайшего газона (а если узелок унесет ветром, ищи его потом). Забралась на скамеечку, размахнулась, и…

– Так вы и есть тот самый антиквар? – вдруг раздался тонкий девичий голос.

От неожиданности Лена едва удержала равновесие.

Позади скамейки стояла девушка в белой блузке и темной мешковатой юбке.

Как назло, проклятый узелок вывалился из рук, и колечко упало прямо к ногам так некстати появившейся девчонки!

– Вы и есть антиквар? Это ваше кольцо? – она присела, подняла эффектно сверкнувшее в лучах заходящего солнца украшение, положила его на ладошку. – Красивое… С вами мы договаривались о встрече?

Лена молчала. Потому что не имела ни малейшего представления, как себя вести в этой дурацкой ситуации и что говорить…

Соседи по столу у Игоря Панченко подобрались так себе. Мужик справа, Валерий, все говорил, не умолкая, о главной радости своей жизни – курочках-цесарках. Нес полную ахинею – и ласковые, ты ж понимаешь, эти его куры, и красивые, а умные – прямо круче собак дрессировке поддаются. Жена Валерия, Диана, вела себя так, что страсть ее супруга к домашним пернатым становилась, в принципе, объяснима. Ну клуша клушей! С такой супругой сам и петухом закукарекаешь, и волком взвоешь! Хлебнув шампани, дамочка заводила мрачные разговоры о том, что вокруг – одни только тупые торгаши, а настоящие интеллектуалы не в почете. Сей нехитрый тезис она постоянно подкрепляла стихотворными строчками, которые читала с тоненьким завыванием, вызывая у Игоря стойкие воспоминания о коте, которому он с познавательной целью в голопузом детстве зажал лапу в тиски.

«Эх, люди, не понимаете вы своего счастья, – думал Игорь, налегая на шашлычок. После тюремного провианта сочное мясо казалось ему самым вкусным блюдом на свете. – Какие-то куры, какие-то стихи… Да пурга это все! Самое главное – это, оказывается, даже не бабки, а свобода; когда сам себе хозяин и господин. Хочешь спать – спишь, хочешь есть – ешь; и никаких тебе ни распорядков, ни вертухаев… Спасибо Андрюхе Ермоловичу, не забыл, не бросил в беде; подогрел, кого следует – и мне больше чем полсрока скостили. То, что пару лет на зоне провел, пожалуй, даже не обидно. Мешал мой бизнес крепко; тут не экономическое дело могли склепать – вообще на тот свет отправить. Зато теперь у меня в голове все прояснилось. Все понял: и кто настоящий друг, и что является на самом деле важным, а на что надо ложить с прибором…»

Игорь ел и не мог остановиться.

Уже давно ему было пора встать из-за стола и отправиться к поджидающей его девушке. Однако невероятный вкус шашлыка, просто тающего во рту, постоянно заставлял думать: ну вот все, последний кусочек – и ухожу. Конца и края этим «последним кусочкам» все не предвиделось.

Когда блюдо опустело, Игоря охватило невероятное волнение.

Девочка, сладкая…

Конечно, после зоны уже все случилось: прикосновение к мягким нежным девичьим телам, падение в жаркую пропасть, пустота и слабость. Разумеется, за удовольствие надо платить. Ну и фиг с ним, оно того стоит!

Да, та симпатичная голубоглазая малышка, которая теперь ждет в укромном уголке, – она тоже намекнула на вознаграждение. Все равно. Что такое деньги, когда речь идет о многолетнем голоде?! И надо сначала просто наесться, напиться, насытить свое тело молодой упругой плотью – а потом думать о душе, любви, страсти, взаимопонимании…

Имя сговорчивой крошки уже выветрилось у Игоря из головы.

Но, похоже, девочка давно пришла в укромный уголок за домом и даже успела улечься на газон, выглядящий не очень-то ухоженным из-за сложенных повсюду стройматериалов.

– Эй, ты что, заснула? – удивленно воскликнул он, увидев закрытые глаза малышки с длинными темными ресницами. – Ау, просыпайся. Давай все успеем до фейерверка, очень уж охота посмотреть, и…

Коснувшись руки девушки, он вздрогнул. Рука была резиново-прохладной. Остывающей. Неживой…

Вздрогнув, Игорь прищурился и едва не закричал.

У девчонки-то перерезано горло. Просто с первого взгляда этого особо не заметно, так как шея закрыта густыми смоляными волосами. Пропитавшимися терпко-пахнущей кровью…

Париж, 1947 год, Долорес Гонсалес

– Лучше бы я пошел в бордель! – вместо приветствия буркнул Пикассо.

Выражение лица великого художника не предвещает ничего хорошего. Широкие брови нахмурены, четко очерченные губы – плотно сжаты, а морщинки высекли гримасу недовольства на смуглой коже.

Сердце Долорес Гонсалес заходится от боли.

Вот всегда Пабло ведет себя так – вчера был нежен, сегодня говорит гадости. Он словно бы стыдится своих чувств, досадует на себя за вырвавшиеся признания, и мимолетные ласки потом обязательно сменяются болезненными ударами.

Как обычно, Долорес старательно делает вид, что вовсе не обижена, – мягко улыбается, берет у любовника куртку, заботливо расправляет ее на вешалке.

– Проблема в том, что после знакомства с тобой мне особо не хочется идти в бордель. Мне кажется, что девицы оттуда – недостаточно ласковые и внимательные, – не унимается Пабло, разматывая длинный светло-серый шарф. – Значит, ты портишь мне жизнь! Ведь я даже не могу по-настоящему повеселиться из-за тебя!

Как больно…

Темнеет в глазах, дышать почти невозможно.

Когда же случилось все это – любовь, похожая на затяжную болезнь, зависимость и наваждение?..

Сначала все было по-другому, совсем не так! В начале знакомства казалось: отношения с Пикассо – просто возможность приблизиться к мастеру, познать его живопись и научиться множеству мелочей, из которых потом рождаются шедевры, безукоризненные по композиции и колористике…