Я начала тихо хныкать. Наверняка врачам каждый день приходится видеть такое. Я даже не представляю, насколько они хладнокровны в этот момент. Насколько умело приглушают человеческие чувства, лишь бы профессионально донести информацию до родственников. Насколько они искусные психологи…

— После того как подпишите документы, вы можете все ехать домой. К Теодору можно будет попасть завтра, если его состояние стабилизируется.

В рекреации повисла тяжелая тишина. Вольфганг тяжело вздохнул, Ганс сел рядом с нами, а мама, продолжая стоять чуть поодаль, прижимая ладонь ко рту.

— Я пойду подпишу документы, как его отец.

— Хорошо, — заверил врач и, попрощавшись с нами, повел Вольфганга куда-то.

В этот момент я увидела, как мама стала падать в обморок. Но Ганс, быстро спохватившись, успел подхватить ее. Мария-Луиза сразу же вскочила с дивана и помогла Гансу усадить маму на второй двухместный диван. Шмыгнув носом, я вскочила на поиски медсестры. Выбежав в коридор, я оглянулась по сторонам и увидела идущую медсестру.

— Медсестра! — воскликнула я, и девушка обратила на меня внимание. — Тут человеку плохо!

Девушка перешла на бег трусцой и, быстро забежав в рекреацию, увидела без сознания маму.

— Она упала в обморок, — сообщила я сквозь слезы. Девушка сказала, чтобы мы обмахивали ее, а сейчас подойдет. Я не знаю, сколько секунд не было медсестры, но мне казалось, что это целая вечность. Мне чудилось, что мир вокруг меня рушится. Рушится всё, что мне так дорого...

Всё виделось мне, как в замедленной съемке. Действия. Возгласы. Крики... Всё это казалось каким-то нереальным... Ненастоящим...

Медсестра быстро прибежала и принесла на ватке нашатырь. Мама быстро пришла в себя. Ганс и Мария-Луиза отошли ближе ко мне, а мне ничего не оставалось, как обнять себя руками. Голова сильно болела, а сердце разрывалось на куски.

— Вам лучше?

— Да, — ответила мама, поднимаясь с дивана. — Лучше. Спасибо.

— У вас, по всей видимости, упало давление, — предположила медсестра, — нужно его проверить.

Медсестра быстро померила маме давление.

— Вроде бы в норме... — отозвалась она.

— Просто сложный день... И тут так душно... — Мама взялась кончиками пальцев за кофту и начала проветривать тело отрывистыми движениями.

— Пойдемте выйдем на свежий воздух? — предложила Мария-Луиза, и мама согласилась.

Мы с Гансом стояли неподвижно и смотрели, как мама, опираясь на Марию-Луизу, медленно шла ко мне.

— Я останусь здесь, — твердо произнесла, пытаясь подобрать льющиеся слезы.

— Хорошо, — мягко ответила она. И они вместе с подругой удалились прочь. Медсестра пошла дальше по своим делам, а мы остались наедине с Гансом. Я уселась на диван, пока парень расхаживал из стороны в сторону. Складывалось впечатление, что нам обоим неуютно оставаться наедине. У меня в голове возникает столько вопросов без ответов, что молчание кажется совершенно невыносимым.

— Почему ты спас Тео? — спрашиваю я, зная, сколько они друг друга ненавидят.

— Странный вопрос, — говорит Ганс, кидая на меня грустный взгляд.

— Ты же ему всегда желал смерти, — тихо произношу я, шмыгая носом.

— Это было всегда не со зла.

Ганс медленным шагом подходит ко мне и садится рядом. Он облокачивается на колени, сложив руки в замок.

— Я не мог оставить его там посреди шоссе, лежащим и умирающим. Я не такая скотина, как ты думаешь...

— Почему вы с Тео перестали дружить?

Ганс нервно сглотнул. По всей видимости, эта тема была для него очень больной.

— Мы вместе дружили. Была моя сестра, он и я, и все эти ребята. Я всегда был полным идиотом, над которым можно было издеваться вечно.

Ганс тихо выдохнул из себя. Было заметно, что ворошить прошлое для него совершенно не услада.

— На последнем классе старшей школы меня перевели в другую из-за неуспеваемости. Мы часто виделись одной компанией, но Теодор начал дружить с Финном. Они жили не так далеко, как мы с ним, да и увлечения у них были более схожие, чем у нас с ним. Тогда я принял для себя решение — стать лучше, чтобы меня не считали полным дебилом.

Ганс делает паузу, словно подбирает правильные слова.

— За тот год я сильно изменился, стараясь как можно меньше бывать в компании. Но была одна девушка, к которой меня влекло. И она больше клала глаз на Теодора. Тео всегда был лучшим во всем: одежде, воспитании, шутках и даже учебе. У него было всё то, чего не было у меня, — прошептал Ганс на последнем слове. — Звучит сентиментально, не так ли?

— Вовсе нет, — ответила я ему как можно тверже. — И что было дальше?

— Я захотел заполучить эту девушку. Гормоны играли, я плохо соображал, что делаю, ставя отношения выше, чем наша дружба, — я поплатился. Конечно, девочка в конечном итоге обратила на меня взор, но Теодор решил отомстить. Ему удалось увести у меня ту, которую я любил всем сердцем. А потом...

Ганс поворачивается ко мне и заглядывает в мои заплаканные глаза.

— А потом ты, наверное, знаешь. Мы перестали общаться. Я выпросил у родителей квартиру, зарекаясь, что буду работать. Ну так и есть, я работаю по вечерам, чтобы оплачивать ее, но так же я влился в дурную компанию, от которой едва ли смог отделаться.

— Почему тебя считают задирой района? — спрашиваю у него, хотя слышу, что мой голос дрожит.

— Всё из-за той компании... Я не хочу о ней говорить, но скажу лишь одно: она слишком плохая, чтобы ей гордиться.

Поджимаю губы в плотную ниточку. Я не знаю, что ответить Гансу, да и нужно ли?

Даже несмотря на то, что между нами с Тео целая пропасть мужской ненависти и я для него и он для меня останется другом. Какие бы пути ни встречались на нашем пути, я знаю, что и Теодор бы точно так же поступил в этой ситуации…

Ганс сжал зубы. Это было видно по играющей мускуле на его лице. Впервые в жизни я поняла, что глубоко заблуждалась насчет одного парня. Парня, который может отдать жизнь за того, с кем враждует. Его история тронула мое сердце до мурашек по коже.

— Вот такая грустная история.

— Мне жаль, что вы с Тео перестали общаться, — как можно искренней отвечаю ему.

— Жизнь нас рассудит, — с улыбкой на лице ответил Ганс.

Мне стало немного уютнее после откровения Ганса. Словно я выслушала откровение, которое строило плотную стену между нами. Я точно знала, что первое впечатление от Ганса оставило неизгладимый след в моей памяти, но… Разве можно его судить за это? Нет.

— Ну а ты с Тео?

— А? — воскликнула я.

— Все вокруг видят, что между вами что-то есть.

— Это так заметно? — с улыбкой на лице отвечаю ему.

— Вообще-то да!

Я смущаюсь и отвожу глаза от Ганса.

— Да ладно!

— Я тебе ничего не говорила! — издав корявый смешок, мы вновь встречаемся взглядами. В глазах Ганса кроется небывалая радость за Тео. Я вижу это по искрам, пролетающим в них.

— Я рад за Тео. В кои-то веки ему попалась сносная девица!

— Это можно считать за комплимент?

— Конечно! — рассеялся Ганс.

В рекреацию вошел Вольфганг. По нему было видно, что он измотан всей этой ситуацией.

— А где Анна? — спросил он, оглядываясь вокруг.

— Они вышли подышать свежим воздухом, — ответила я. Ганс поднялся с дивана.

— Если я больше тут не нужен…

— Нет, Ганс, — по-доброму ответил Вольфганг. — Спасибо тебе за всё!

Они пожали руки.

— Я на связи, — ответил он и, попрощавшись со мной, удалился прочь. Вольфганг растерянно стоял посередине рекреации, словно что-то забыл.

— Лия, — окликнул меня он. — Поехали домой…

— Я останусь здесь, — твердо сказала я. — Я хочу остаться здесь.

— Но до утра точно к Тео не пустят…

— И пускай, — отозвалась я, более удобнее сидя на диване. — Хоть через неделю. Я хочу остаться здесь.

Вольфганг обреченно вздохнул.

— Я скажу медсестрам, чтобы тебя накормили и дали покрывало. Теодор лежит в реанимации, а после его переведут в палату 413. Сообщу всем, что ты родственник и можешь туда заходить при случае, если тебе разрешат.