Ефрейтор скомандовал «хальт», сам двинул к кустам, расстёгивая штаны на ходу.

Точно — сорок первый год, догадался Глеб. Фрицы непуганые, не боятся партизана за каждым кустом.

Ефрейтор снял вещмешок, цилиндр противогаза, бросив на землю, сверху положил пистолет-пулемёт МР-40, в СССР обычно называемый «шмайсером», и присел, спустив штаны. Крякнув от облегчения, даже не обратил внимание на подкравшегося человека с ножом, пока тот нож не взрезал ему горло от уха до уха.

Мёртвый немец точно не готовился стать отцом фрау Меркель. Собственно, теперь больше ничьим.

Оставшиеся проявляли редкостную беспечность в ожидании старшего. Кто-то закурил, двое справляли малую нужду. Для общей картины не хватало только губной гармошки.

— Сурен! У тебя лучше всего по-немецки, — одними губами шепнул Глеб. — Скомандуешь бросить оружие.

Он вышел из кустов и дал короткую очередь в воздух. Одиннадцать пар глаз изумлённо уставились на штатского с МР-40, когда голос с армянским акцентом приказал бросить винтовки. Не зная, сколько ещё вооружённых засело в кустах, все покорились.

Глеб недобрым словом вспомнил опыт верховой езды, достаточно продолжительный, потому что только экспедиции в Даллас и в Москву обошлись без копытного транспорта. Взял под уздцы ближайшую кобылу и потащил в лес. Через пару минут на дороге не осталось никаких следов колонны.

Сурен устроил допрос. Действительно, это были фуражиры, собиравшие припасы из окрестных деревень для стоявших в Гродно частей. По уверениям солдат, многие из жителей этих местностей, присоединённых к БССР в 1939 году, ненавидели большевиков и охотно делились припасами с «освободителями». Слово «партизан» пленным было незнакомо. Конечно, немцы слышали о вооружённых стычках с какими-то бандитами, но, скорее всего, с русскими окруженцами.

— Доблестный Вермахт уже под Москвой. Как и обещал великий фюрер, мы побеждаем быстро, война скоро закончится, — уверял один из фуражиров. — Предлагаю отдать оружие и сдаться. Немецкая армия гарантирует жизнь.

Глеб отводил их по одному в чащу, вручал нож каждому из своей команды и говорил — бей.

Зураб и Сурен не раздумывали ни секунды. Вероятно, имели опыт. Остальные колебались, но пересилили себя.

Когда казнь закончилась, Глеб собрал их в кружок.

— Жестоко? Да. Но партизаны пленных не берут. Заодно мы убедились: никаких ограничений. Значит, это — какая-то альтернативная реальность. Кто любит фантастику?

— Я, — несмело взял слово Борис, белорусский историк. — Понимаю, к чему клоните, товарищ майор. Мы были путешественниками во времени. Стали попаданцами. То есть заброшенными куда-то, не спрашивая согласия, и без возможности вернуться.

— Вот! Недаром — кандидат наук. Но тут будет другая история, прикладная. Сразу скажу, парни. Реальность — штука суровая. Мы не пробьёмся к товарищу Сталину с прогнозами относительно направления главного удара немцев в сорок втором — на юге к Сталинграду и на Кавказ, а не в центре. Не расскажем на Урале, что на Т-34 надо быстрее ставить пушку калибра восемьдесят пять. Нас пошлют подальше, а скорее всего — прижмут как подозрительных типов. Вдобавок, мы глубоко в тылу врага.

— Что предлагаешь, командир?

Глеб обвёл парней тяжёлым взглядом.

— Во-первых, именно о командовании. «Веспасий» для нас закончен. Кто согласен, что нам предстоит образовать партизанский отряд и признать меня командиром — воюем. Нет — пусть забирает винтовку, часть припасов и прячется где хочет до прихода наших в сорок четвёртом.

Возражений не поступило.

— Во-вторых, до Красной армии далеко, партизаним. У пятерых из нас есть опыт горячих точек. Воюем по-умному. Не с лозунгом «не жалеть своей жизни в битве за Родину», а помогая гансам отдать жизнь за их фатерлянд. Со временем найдём связь со штабом партизанского движения.

— Тогда нужно придумать железные легенды, командир-джан, — прикинул Сурен. — Скажем, что пришельцы из будущего, мало не покажется.

Глеб пристально смотрел на отряд. Сам их утвердил. Но ведь тоже ошибался, с Ольгой, например, промазал. Хорошо хоть, миссия протекала в мирных московских условиях, её характер не помешал и не сорвал задание.

Здесь не до истерик, не до выяснения отношений, суровая правда войны. И ни один из парней не дрогнул, узнав, куда и во что они попали, даже не служившие в армии. Нормальные пацаны.

Значит — повоюем.