Справа по коридору виднелась столовая, рассчитанная человек на тридцать личного состава. То есть примерно на стрелковый взвод.
Объект носил следы свежего и несколько торопливого ремонта. Например, на оконном стекле виднелся в углу налёт свежей побелки, будто красили стены буквально вчера. Ни один прапорщик не допустит подобного безобразия на видном месте. Похоже, прапорщики увлеклись чем-то экстраординарным.
— Дашкин! Метнись мухой. Ужин на двух офицеров… Отставить. На троих. На меня тоже.
Пока ефрейтор изображал муху, трое повесили верхнюю одежду на вешалку и заняли стол.
— Ужин у нас в девятнадцать ноль-ноль, но наряд обязан обеспечить горячую пищу в течение десяти минут. Так что не будем терять времени. Для начала, товарищи офицеры, я попрошу сдать мобильные телефоны. Добавлю, здесь нет GSM-покрытия. Вся связь с родными — через штаб, с моего разрешения. Никакой другой электроники нет? Кардиостимуляторы? Хорошо. Здесь, на базе, созданы минимальные бытовые условия, стройка ещё продолжается. У вас контракт на два года?
— Так точно. И чо, все два года в минимальных бытовых? — попытался сострить Генрих, но подполковник не поддержал шутливый тон.
— Большую часть времени вы будете проводить там, где нет вообще никаких удобств. Российских партнёров мы просили: нужны специалисты по выживанию. Нынешнее физическое состояние специалиста значения не имеет, хотя, конечно, я не ожидал…
— Увидеть инвалидов? Договаривайте, подполковник. Если будете делать вид, что перед вами молодые спортсмены-олимпийцы, откровенности не получится.
— Верно. Но важны не сила и ловкость, а опыт, квалификация, мотивация. Кроме того, способность держать язык за зубами, когда два года истекут. Запрет покидать территорию Союзного Государства вам известен?
— Конечно, — подтвердил Глеб. — Всё понятно. Кроме самого главного: для чего это? И где пригодится наш опыт выживальщиков?
— В прошлом. Куда вы отправитесь добывать сведения и артефакты. А для начала спасёте нашего специалиста, застрявшего в середине XVII века, — он бросил на стол фотографию молодого мужчины не старше двадцати пяти в общевойсковой лейтенантской форме. — Его жене сказано, что муж задерживается в командировке. У них сын, всего два года. Пока не знает и не понимает, что папка может не вернуться никогда… потому что умер за три с половиной сотни лет до его рождения.
В следующую минуту явился ефрейтор-«муха» с тремя тарелками, на каждой лежал ароматный шницель в окружении картофельного пюре с колечками солёных огурцов. Подполковник принялся с аппетитом поглощать ужин, приезжие едва притронулись к еде.
— Это — шутка? — спросил, наконец, Генрих. — Кино про машину времени?
— Ничуть. Вы кушайте, не стесняйтесь. Там вам придётся довольствоваться местным провиантом, боюсь, он не всегда по вкусу людям из двадцать первого века. Что касается кино, то наш сюжет напоминает «Аватар». Вам предстоит лежать, а ваше сознание будет управлять телом в прошлом. Поэтому всё равно, в какой физической форме вы сейчас. Если командование сочтёт, что из вас, Глеб Сергеевич, стоит сделать Хабиба Нурмагомедова, а из вас, Генрих Павлович, Фёдора Емельяненко, причём — в лучшие годы, так тому и быть.
У Глеба чуть прибавилось энтузиазма. Да и ужин был приготовлен на славу. Мясо — натуральное. Неужели в белорусской армии прапорщики не крадут? Не верится.
— То есть мы будем вроде операторов FPV-дронов? — удивился Генрих.
— С той лишь разницей, что гибель дрона повлечёт разрушение сознания, товарищи. Поэтому наш фильм ближе к «Матрице». Оба должны вернуться к исходной точке. Иначе…
— Иначе вам потребуются новые инструкторы по выживанию, — догадался Глеб. — И много уже осталось… там?
— Один. И это был обычный экспериментатор-темпонавт. Мы не знаем, что с ним стряслось. Он ушёл из точки А и не вернулся. Согласно стандартного протокола безопасности в эту точку было отправлена табличка с сигналом срочного возвращения. Увидев её, лейтенант был обязан отказаться от миссии и остаться. Оттого миссия не считалась опасной.
— Чо с телом? Отдали родственникам? — по тону Генриха чувствовалось, что он пока ни на грош не верит услышанному, скорее думал — это какой-то тест на психологическое восприятие рассказа о невероятном. — Хотя… Если жене сообщили про командировку…
— Тело хранится здесь, и оно в коме. На искусственном кровообращении и принудительной вентиляции лёгких. Мозг не умер, но и в сознание человек не придёт. Был бы я верующим, сказал бы, что в прошлое отправляется не только сознание, но и душа. А поскольку вырос в нерелигиозной семье, родители в СССР были коммунистами, то просто передам вас в руки научников. Пусть они строят предположения. А вы берегите себя и возвращайтесь.
Пара будущих темпонавтов переглянулась.
— То есть подключение к аппарату сердце-лёгкие производится сразу? — уточнил Генрих. — Пока я там, железки меня поддерживают тут…
— Зачем? Вас возвращают через микросекунду после отправки в прошлое.
Глеба посетила пренеприятная догадка. Начал он издалека.
— То есть если нам понадобится два года на выполнение миссии, мы вернёмся, получим расчёт за два года — сразу можем уезжать в Москву?
— Вынужден вас расстроить. Ни один финотдел ни одной войсковой части в мире не выплатит вам сумму за пребывание в ином времени и ином измерении. Тем более, вы никак не подтвердите точное время командировки. Даже если сам Пётр Первый выпишет справку и поставит императорскую печать. Сегодня 12 января 2024 года. Значит, ваш контракт истекает 11 января 2026 года. Поскольку здесь вам всё равно не придётся тратить денег, всем необходимым вы и так будете обеспечены, считайте сами. Денежное довольствие начисляется наравне с участниками СВО. Умножайте на двадцать четыре. Сколько-то миллионов российских рублей на карточке увезёт каждый. К тому же проживёте несколько альтернативных жизней! Молодыми, здоровыми. Я немного завидую, мужики. Но с тех пор, как Кирилл не вышел из комы, никого в прошлое не отправляли.
— Несколько жизней? — уцепился Генрих. — Так вы же станете отправлять нас к царю Гороху через секунду после возврата в настоящее! Пока не погибнем нахрен! Щаз! Моя вдова не обрадуется белым «жигулям». Их дают семьям погибших на Украине. Ну, коль нас приравняли к СВО.
— Не считайте белорусов варварами, отправляющих граждан братской России на убой. Нужно убедиться, что тело при возврате, так сказать, души не получило ущерба. Подготовиться к новому заданию. Это же фактически другой мир! Допустим, отправить вас сейчас к Ивану Грозному, что вы помните о том времени из школьной программы?
— Паки-паки иже херувимы, — брякнул капитан. — То не из программы, а из «Иван Васильевич меняет профессию».
Ефрейтор принёс три кружки компота и плоское дешёвое печенье.
— Подкрепляйся, соучастник, — вздохнул Глеб. — Завтра будешь жрать вепря, жареного на вертеле, а он ни разу не мягкий, и запивать водой из ручья.
После ужина подполковник сдал их на руки начальнику объекта. Тот, представленный как Юрий Марьянович Осокин, был в штатском, но явно с военной выправкой. Не старше тридцати пяти. Похоже, собирался закончить рабочий день, отчего кабинет был погружён в полумрак, и задержался для знакомства с пополнением.
— Разрешите вопрос, товарищ…
— Товарищ полковник, но предлагаю оставить общение по имени-отчеству. Присаживайтесь, располагайтесь. Поговорим, потом представлю вас научному руководителю и начальнику отдела спецподготовки. Но сначала… Вас не слишком удивило задание?
Кабинет Юрия Марьяновича был подчёркнуто безлик. Шкафы, стол, сейф. Обязательный портрет Александра Лукашенко в форме главнокомандующего белорусскими вооружёнными силами над креслом хозяина офиса. Красно-бело-зелёное знамя на подставке. На столе — ни единой бумажки, ни письменного прибора. Ни-че-го. Селектор внутренней связи — и то на боковой тумбочке. Сам полковник, скорее всего, начинал службу в военной контрразведке. Обтекаемый как торпеда и начисто лишённый индивидуальных черт. Голос ровный, спокойный, лишённый эмоциональной окраски. Наверно, даже матом кроет подчинённых с той же безразличной интонацией, предположил Глеб.