Вирайя закалил душу Рагху Рао. Он не мог окружить сына той нежной заботой, которой мать, будь она жива, скрасила бы детские годы мальчика. Впрочем, ни одна жена ватти не может воспитывать своего ребенка так, как ей хотелось бы. Вирайе приходилось работать с утра до ночи. У него не было своей земли, как не было ее у Рамлу, у Рангду, у Сома-аппы и у многих других крестьян из его родной деревни Срипурам. Земля принадлежала заминдару, а они все были его ватти — батраками, пастухами — словом, рабочим скотом. К тому же каждый из них был кормильцем семьи. Когда человек вынужден трудиться в поте лица, чтоб кое-как свести концы с концами, сами понимаете, он предаст своего ребенка, если не закалит его душу.

Нет, Вирайя не предал своего сына. Рагху Рао с самого раннего детства привык к голоду, но он приучился и заботиться о себе — сам брал все, что можно, от скудных даров жизни. Этим, собственно, и ограничивалось на первых порах его знакомство с окружающим миром.

В сердце Рагху Рао сохранилось одно воспоминание. Раннее январское утро, он совсем еще маленький; очень хочется понежиться в постели, но отец привязывает сына себе за спину и идет на хлопковое поле заминдара. Долгие часы плачет Рагху Рао, долгие часы его отец, обливаясь потом, собирает хлопок на полях заминдара. Ребенок постепенно затихает за спиной отца, довольствуясь вместо молока чатни.

Потом Рагху Рао, пока он был еще слишком мал для работы в поле, научился собственными ручонками «печь хлеб». Это не очень трудно. Сперва нужно, как это делают с рисом, отварить просо в кипящей воде, добавить в него немного чатни, смешать и завернуть в банановый лист. Этот «хлеб» он относил отцу в поле. Иногда из усадьбы заминдара привозили для ватти разбавленное молоко. Но если поесть чатни, запивая даже таким молоком, уставшие руки приобретают прежнюю силу. Подкрепившись, Вирайя снова принимался за работу, и Рагху Рао помогал ему.

Но пришла пора, когда Рагху Рао привык сеять и убирать урожай так же, как отец, не пользуясь при этом плодами своего труда. Он стал настоящим ватти. На том и кончилось его образование. Отец его, ватти, глядя на сына ватти, испытывал точно такое же чувство, какое испытывает тяжело навьюченный осел, глядя на своего осленка, который уже достаточно окреп, чтобы тащить тяжелую ношу. Любовь отца выражается в желании хоть немного облегчить тяжкий труд сына, а любовь сына — в стремлении взвалить на свою спину ношу отца. Что касается заминдара, то у него всегда только одно желание — навьючить побольше груза на обоих.

Рагху Рао повертел в руках эту монету, потом еще раз взглянул на нее. Что же общего у него с отцом? От отца он унаследовал цвет кожи, рост, нищету. Изменить свой рост и цвет кожи он не мог, да и не хотел. А нищета? От нее он, конечно, охотно бы отказался. Желание это родилось в его душе не в дни юности, гораздо раньше — еще в детстве. Когда он видел других детей, идущих в школу, видел их книги и чистую одежду, в сердце его крепла непреодолимая мечта: иметь такие же вещи, держать их, хранить и беречь. Но Вирайя объяснил ему, что это неосуществимо. Сын ватти рожден для того, чтобы стать тоже ватти — так же, как сыну заминдара положено быть заминдаром, сыну пателя — пателем, а сыну жреца — жрецом.

Потому-то одни дети ходят в школу, а другие работают в поле, и в этом нет ничего удивительного. Так повелось исстари, так будет до скончания века. Рагху Рао не спорил, и отец решил, что сын, как и он, смирился с судьбой. Но так ли было в действительности?

Рагху Рао вспомнил другой случай из своей жизни. Когда ему исполнилось одиннадцать, в их родной деревне Срипураме открылась большая ярмарка. Такие ярмарки случались здесь не часто — раз в десять лет. С раннего утра веселое оживление царило в Срипураме — глухой деревне, затерявшейся среди густых пальмовых рощ. Впервые в жизни Вирайя нарядил сына во все новое — дал ему дхоти и куртку, сшитую из грубой и прочной ткани, а голову повязал чалмой. На шею Рагху Рао он повесил амулет на черной ленточке — подарок одного благочестивого человека, известного своей праведной жизнью и воздержанием. Искупавшись в реке Бхогавати и надев новую одежду, Рагху Рао почувствовал себя счастливым. Наскоро проглотив немного щавеля, он отправился с отцом на ярмарку. Вдоль дороги играли в чехарду ребятишки. Под сенью старой развесистой смоковницы девушки заводили игры. А чуть дальше, на мощеной площади посреди деревни шумела ярмарка.

Каких только товаров не навезли сюда торговцы: посуду, браслеты, гребни, растительное масло, мешки, табак, патоку, глиняные игрушки для малышей! В одной лавке торговали даже японским шелком. Долго стоял перед лавкой Рагху Рао. Какими красивыми могут быть ткани! Он подошел к прилавку и прикоснулся к серебристому куску шелка. Неужели ткань бывает такая мягкая, тонкая, воздушная? Ему еще раз захотелось убедиться в этом, и он робко дотронулся до ткани. Теперь, много лет спустя, он так явственно ощутил это прикосновение к шелку, что «монетка», которая лежала у него на ладони, серебром сверкнула во мраке камеры. Пристально рассматривая ее, Рагху Рао вновь переживал то счастливое мгновение, и сердце его учащенно забилось.

Потом он вспомнил, как владелец лавки, Рамайя Сетти, обругал его и прогнал прочь:

— Кто это позволил ватти хватать лапами шелк?! Вот негодяй! Убирайся прочь, не то спущу с тебя шкуру!

Вирайя тут же оттащил сына от прилавка. После этого Рагху Рао долгое время считал, что на его долю отведена только суровая, неприглядная нагота бытия. Шелк жизни, его мягкость, красота были не для него.

Долго смотрел Рагху Рао на эту фальшивую монету. Он не мог купить на нее то, что привлекало его на ярмарке жизни, не мог разменять или получить вместо нее другую. Не его руки и не руки его отца отлили ее — на ней была чеканка общества.

Грубость лавочника оскорбила Рагху Рао, и отцу не скоро удалось успокоить его и утешить. Только после того, как Вирайя усадил его на качели, а потом угостил шербетом из патоки, мальчик забыл о нанесенной обиде. Но душа его долго еще тосковала по ярким шелковым тканям.

Вечером, когда отец и сын возвращались домой с ярмарки, их остановили на дороге помощники пателя Бхимайя и Дургайя. От выпитого вина глаза у них налились кровью, в руках они держали револьверы.

— Здравствуйте, — поклонился им Вирайя.

— Здравствуйте, здравствуйте, — передразнил его Дургайя. — Сейчас же отправляйтесь на работу!

— А куда идти? — спросил Вирайя.

— В Сурьяпет, и чтоб живо! Это приказ заминдара.

— Но ведь сегодня ярмарка! — возмутился Рагху Рао.

Бхимайя схватил Рагху Рао за шиворот, надавал затрещин, сорвал с его головы чалму и втоптал ее в дорожную пыль. Потом разорвал на куски новую куртку, содрал с Рагху Рао набедренную повязку и пинком сшиб его с ног.

Рагху Рао пытался защищаться, но разве устоишь против такого здоровенного детины, как Бхимайя? Дургайя направил револьвер на Рагху Рао. Тогда Вирайя бросился вперед, схватил Дургайю за руку и взмолился:

— Хозяин! Ведь он еще совсем ребенок! Откуда знать ему, что мы долговые рабы? Да прикажи нам заминдар отправиться на работу хоть в самый разгар ярмарки — вы же знаете, мы обязательно пойдем.

— Нет, не пойдем! — запальчиво крикнул Рагху Рао.

— Замолчи! — Вирайя размахнулся и ударил сына.

Из губы мальчика брызнула кровь. Вирайя впервые поднял руку на сына, и Рагху Рао, потрясенный, смотрел на отца, не чувствуя даже, как по подбородку медленно течет струйка крови. Не сводя с отца изумленных глаз, Рагху Рао вытер ладонью рассеченную губу.

Вирайя сказал:

— Мы идем, хозяин! Я, ватти, выполню все, что прикажет мне господин. Мой сын тоже ватти. Он пойдет со мной. Какие уж там ярмарки для нас, ватти!

— Присмирел все же, а то ишь как разошелся! В обновке расхаживает! — Дургайя подтолкнул кулаком Рагху Рао вперед.

Сложив руки на груди, Вирайя умоляюще промолвил:

— Виноваты, хозяин! Я не пускал его, да этот сорванец ничего и слушать не хотел, все твердил одно: «Сегодня ярмарка, наряжусь для праздника!»