И да, она, все-таки, изменилась.

— Что вам здесь нужно? — спросил Герман.

— Мне нужно привести к свету людей, которые обрели свободу.

— Я полагаю, что эти люди с гораздо большим успехом придут к свету без вашей помощи.

— Я полагаю, это не вам решать. Это свободные люди, а вы держите их в скотских условиях. Между прочим, это теперь дворяне, согласно вашим же законам. Что будет, если Его Величество узнает, что вы держите дворян под арестом без обвинения?

— Эти люди не под арестом — это раз. Второе — они де юре не дворяне, и я сомневаюсь, чтобы Его Величество…

— А хотите, проверим? — глаза Нади немного сузились.

— Еще раз спрашиваю: что вам нужно?

— Ее раз отвечаю: мне нужно освободить этих людей.

— В таком случае, вы опоздали — я их уже освободил.

— Очень смешно! Свободные люди не сидят в бараке под охраной жандармов.

— Бывает, что и сидят, если им грозит гибель. Надежда, вы понимаете, что вообще происходит? Вы… да любая огласка этих людей немедленно убьет!

— Людей убивает не огласка, — сказала она жестко. — Людей убивают люди. Это вы убьете их, Герман, вы и больше никто. Не пытайтесь спрятаться от ответственности. Кровь этих людей будет на ваших руках, если вы ничего не сделаете для их спасения.

— Не надо этой словесной эквилибристики, — Герману хотелось схватить ее за горло, и только направленное в него дуло револьвера удерживало его от этого. Приходилось обходиться словесной дуэлью. — Я не дам вам сделать этих людей игрушками для вас и вашей партии, или как вы там теперь называетесь? Не дождетесь, Надежда. Убирайтесь вон!

— Изначально Узорешитель был нужен именно для этого, — сказала Надя. — Это его предназначение, для выполнения которого он был ниспослан. Не только разрушать узы крепостных, но и делать их новыми магами, способными противостоять старой аристократии. Но к несчастью он попал в ваши руки, и вы узурпировали власть, которая должна была принадлежать народу. Вы — вор, Герман. Вы взяли то, что вам не принадлежит.

— Не вам это решать, Надежда, — Герман ухмыльнулся. — И вообще, что это мы на «вы»? Я думал, мы перешли на «ты»… с некоторых пор.

Несколько секунд она выдерживала его взгляд, и Герман видел, как в ней закипает злоба. Затем она отвернула голову и с отвращением сплюнула на землю.

— Я отлично понимаю, зачем вам… вашей организации эти люди, — продолжил он натиск, не давая ей опомниться. — Вы хотите сделать из них солдат. Хотите, чтобы они дрались — и умирали — за ваши идеи. Хотите сделать их пушечным мясом, а сами отсидитесь за их спинами. Убедите их, что у них нет другого выбора. Вот только это обман, Надя, выбор есть всегда. И я не хочу им такой судьбы, я за них в ответе.

— А какой судьбы вы им хотите? Чтобы их перерезали здесь?

— Нет. И именно поэтому я заклинаю вас. Если вы в самом деле не желаете, чтобы их убили, не устраивайте скандал вокруг этой истории. Не привлекайте к ней внимания… нежелательного внимания, в общем.

— И что я получу взамен? — она усмехнулась. — А главное, что получат эти люди? Нет, Герман Сергеевич, это все несерьезный разговор. Ваш староста сообщил уже вам решение, которые эти люди приняли на собрании единогласно. Либо в течение двух недель они получат возможность выйти отсюда… заметьте, такую возможность, чтобы не подвергаться потом преследованиям… чтобы жить легально, пусть даже скрывая свои способности… либо я позабочусь, чтобы эта история получила огласку. И тогда, сдается мне, кое с кого слетят его восхитительные золоченые погоны. Подозреваю даже, что вы будете самым младшим из тех, с кого они слетят.

— Вам не удастся… — начал Герман.

— Вы ошибаетесь, поручик. Мне уже удалось.

С этими словами она перескочила через подоконник, проворно соскочила вниз и бросилась бежать. Герман выхватил пистолет, прицелился, грянул выстрел, потом второй. Однако первая пуля прошла чуть выше цели, а вторая лишь выбила фонтанчик кирпичной крошки, ударившись в угол здания, за который Надя резво свернула. Герман опустил револьвер и выматерился.

В следующий миг он резко повернулся и, ухватив Митрича за ворот нечистой рубахи, притянул его к себе с такой силой, что ткань затрещала.

— Ты! Какого черта она здесь делает⁈ Как проходит сквозь купол⁈ Почему я не знал⁈

— Дык, барин… она того… этого… недавно только… а я не знал, всякий раз является, а как — непонятно… видать, ход какой знает…

— Обыскать надо… скажу жандармам… или нет, жандармам нельзя… а, черт…

Он оттолкнул Митрича и зашагал между койками. Мастеровые смотрели на него, никто ничего не говорил, но во взглядах их чувствовалась враждебность. Несмотря на то, что они пережили все вместе тогда, он так и остался для них чужим, «барином», представителем того далекого мира, который всегда решал их судьбы и судьбы миллионов таких, как они, не спрашивая их собственного мнения. Один из тех, кто веками тянул из них деньги, силы и даже саму жизнь, а потом делал из их смерти ярких бабочек и запускал в бальном зале ради удовольствия дам.

И вот теперь, когда они оказались в одной лодке, эти люди не чувствовали себя ничем ему обязанными. Можно ли их за это винить?

— Значит, вы все поддерживаете этот… ультиматум? — спросил он.

Ответом ему было молчание. Опровергать никто не стал.

— Страшно тут, барин, — произнес Митрич виновато и в то же время как-то примирительно. — Пойми ты нас, страшно. Хоть бы уж что-то одно. Двум смертям не бывать, а одной ждать — мука мученическая. Уйти бы нам отсюда уж хоть как-нибудь, сделай милость. Мы бы за тебя бога молили тогда.

Герман собрался, было, что-то ему ответить, но тут в дверях показалось бледное лицо Ариадны.

— Вы стреляли? — спросила она. — Что здесь случилось?

— Нет, ничего, — ответил Герман, пряча револьвер в кобуру. — Мы тут поспорили… насчет моей меткости…

— И кто выиграл? Впрочем, неважно. Пойдемте скорее, Илья Ильич, кажется, нашел вход. Мы сможем пройти прямо сейчас.

С этими словами она взяла Германа за руку и потащила его прочь из казармы.

Глава седьмая

Тревожится покой мертвых

Когда Ариадна и Герман вернулись, вся мостовая возле разрушенного портала была расчерчена меловыми линиями, а в местах их пересечений стояли какие-то тонкие проволочные конструкции в виде парабол.

— Все готово, — произнес Ферапонтов, поднимаясь с земли и отряхиваясь. — Вход будет вот здесь, в центре рисунка. Входить нужно очень быстро, иначе какая-нибудь флуктуация может привести к искривлению, и… одним словом, вас тогда просто размажет по ткани пространства. Я видел такое один раз — это произошло с человеком, который учил меня. Поверьте, мне не хотелось бы увидеть подобное снова.

Герман нервно сглотнул. Вступление было не самое обнадеживающее.

Сказав это, Ферапонтов стал обвязывать себя вокруг пояса веревкой, затем конец ее передал Ариадне.

— Как обычно, — сказал он, и она в ответ кивнула. Пока они ехали сюда, Герман успел узнать, что они уже отправлялись в эльфийские осколки вместе. Правда, в уже исследованные, безопасные.

Илья Ильич снова опустился на колени, провел по одной параболической башенке кисточкой с синей краской, затем сделал такой же мазок на другой. После этого достал из кармана дощечку с циферблатом и повернул на ней какую-то ручку.

Секунду спустя вспыхнул знакомый пурпурный свет, и Герману снова вспомнился тот день, когда Залесское было переполнено стаями голодных бесов. Но на сей раз никто из портала не появился. И сам он был поменьше, в человеческий рост. Окутавшие его пурпурные молнии издавали едва слышный неприятный треск.

Ферапонтов взял его за плечо.

— Смелее, Герман Сергеевич, — проговорил он. — Идемте. Я первый. Если что-то случится, я подам оттуда знак.

Он немного разбежался, а затем в два прыжка заскочил в портал и скрылся внутри. Герман с Ариадной подождали молча несколько секунд. Ничего не произошло. Затем веревка дернулась два раза.