— Почему? Как же я не приду, если я видеть тебя хочу и скучаю очень? Ведь я люблю тебя!

Анзор приобнял девушку, притягивая к себе и пытаясь поцеловать, однако встретил сопротивление с её стороны.

— Что случилось? Ты не хочешь меня? — раздосадованно произнёс парень.

— Сейчас не хочу! Пожалуйста, не приставай ко мне и не целуй до свадьбы! — попросила она его.

— Значит ты меня разлюбила? Или что? — Анзор обиженно выпятил верхнюю губу вперед, как ребёнок, у которого отобрали игрушку.

— Давай не будем об этом говорить до дня никаха? Я себя плохо чувствую и не хочу тебя заразить вирусом, — придумала она на ходу.

— Я не боюсь вирусов! Я крепок как бык и силён как лев! Меня не берёт простуда, поэтому ты ничего не бойся! — Анзор выставил свою широкую грудь напоказ и поиграл демонстративно грудными мышцами.

— Я знаю, что ты самый сильный у меня, но я, к сожалению, слабая. И сейчас я больна. Поэтому прошу тебя, дай мне вылечиться и больше не приходи ко мне! — выдала девушка.

— Ну ладно! Тогда лечись! Выздоравливай поскорее! Я хочу, чтобы у меня была самая красивая невеста!

Парень удалился, вприпрыжку спускаясь с гор, а Ангелина смотрела ему вслед и недоумевала, что такого он в ней нашёл, что так сразу влюбился? Он же должен понимать, что она абсолютно из другого теста сделана. Они настолько разные, что будет чудом, если им удастся организовать совместный быт. Что будет с ними в браке? А когда родится малыш?

Страшно представить!

Мои серые дни проходили быстрее обычного, сменяясь со скоростью кадров на киноплёнке скучного черно-белого фильма.

Плохое самочувствие из-за беременности портило всю картину предсвадебных приятных хлопот.

Живот понемногу рос, и моя фигура стала заметно портится. Отёки на ногах, синяки под глазами, скачущие гормоны; всё это, конечно, не придавало красоты моему измученному телу.

Предстоящая свадьба предписывала заниматься подготовкой: нужно, как минимум, купить свадебное платье и ещё кое-что из вещей для церемонии.

Дед Мансур, естественно, решил на мне сэкономить и предложил старое свадебное платье бывшей жены. Но, во-первых, — оно было национальным, а мне хотелось всё же современное, во-вторых, — могут заметить мои округлости, ведь фасон традиционного платья не скроет моего слегка выпирающего животика.

Хорошо хоть родители Анзора обещали взять все расходы на себя, и в эти траты вроде бы входит покупка мне платья. Надо срочно ехать по магазинам и выбирать, а я нахожусь в плачевном состоянии и даже не представляю, как буду всем этим заниматься.

В отличие от меня, природа разукрасилась дивными видами; в кавказских горах наступила золотая осень. Деревья горели красным пламенем, казалось, будто пожар охватил по периметру всё пространство Эльбруса. Алые всполохи заката только подчеркивали своими неровными мазками это великолепное убранство гор.

Оранжевый, зелёный, жёлтый — все цвета слились в симфонию переливов, возвестив о наступлении этого знаменательного времени года, означающего завершение.

Нет, это не завершение жизни, природа не умирает, а лишь показывает своим ярким разнообразием, что ты сделал достаточно, пора отдохнуть. И, прежде чем уснуть сладким сном до весны, даёт понять, что вернётся обязательно, но уже не менее красочной весной. Круговорот жизни бесконечен, как прекрасна и вечна человеческая душа.

Я практически не занималась работой по дому, списывая своё плохое самочувствие на тяжело переносимую мной простуду. Конечно, Мансуру не нравился такой расклад дел, и он постоянно меня упрекал, будто я и вправду его родная внучка.

Всё шло своим чередом, если бы не последующее необыкновенное событие, давшее толчок для выбора моего жизненного пути — моего будущего.

Как-то вечером, я зажгла масляные лампы и присела у окна, подперев под ладони голову, локти же поставив на стоящий рядом деревянный стол.

Я сидела задумавшись о своём, и сначала даже не поняла, что за стук мне послышался. Прислушалась — и правда стучат в дверь. В нерешительности я медленно подошла к двери, удивлённая тем, что кто-то тихонько стучит, ведь так никто никогда не стучал аккуратно.

— Кто там? — на всякий случай я спросила, наклонив ухо к полотну двери, запертой с моей стороны на щеколду.

— Откройте пожалуйста! К Мансуру гости приехали! — ответил молодой женский голос за дверью.

Следом послышалась речь на кабардинском языке взрослой женщины — она что-то говорила, непонятное мне, так как я не знала их языка.

Не долго думая, я дернула вправо защёлку, взвизгнувшую очень противно, и открыла гостям дверь.

На пороге стояли две женщины. Одна из них была довольно пожилая, в длинной чёрной юбке, в удлиненной кожаной куртке, седая голова покрыта серым с узором из турецких огурцов платком. Лицо женщины было миловидным; черты — правильные, немного впалые губы выдавали отсутствие у неё передних зубов, что ничуть её не портило.

Другая же была молоденькой, хорошенькой, скорее, совсем ещё девчонкой лет семнадцати. Небольшие раскосые глаза, маленький аккуратный носик, пухлые натуральные губы и дружелюбная, в общем, внешность, сразу располагали к себе.

Я запустила гостей в дом, предложив присесть и отдохнуть.

— Проходите, пожалуйста. Я так понимаю, вы к Мансуру? Он ещё с пастбища не приходил. Скоро будет. Может чаю? — посмотрела я на дам, улыбаясь.

— Да, не откажемся от чая. Мы издалека приехали, устали сильно с дороги, — вправляя в платок несколько выпавших седых прядей, ответила взрослая женщина.

— Вы, наверное, родственники дяди Мансура? — спросила я, подняв на женщин вопрошающий взгляд.

— Да, я сестра его родная, Гульнара, а это внучка его — Лаура, — показав на сидящую рядом девушку, произнесла она.

— Что? Лаура? — я присела от удивления на стул.

— Да, Лаура. А что ты так испугалась? — усмехнулась Гульнара.

— Да что вы! Всё хорошо, я просто очень рада увидеть внучку Мансура, о которой он так часто рассказывал, — соврала я, заливаясь бордовой краской.

Настоящая Лаура сняла с себя платок, показав ярко-рыжую копну волос, выдохнув, будто кирпич упал с ее плеч, а не невесомая шёлковая небесно-голубая ткань.

— Как мне надоело платок носить! Тётя, можно мне хоть дома без него побыть?

— Пока дед не пришёл, посиди. При мужчинах нельзя ходить непокрытой! Не зли меня, девочка! Сто раз я не повторяю одно и тоже! — с нескрываемым раздражением в голосе прикрикнула Гульнара на девушку.

— У нас, в Москве, почти никто не носит. Тем более, я ещё не замужем.

— А для чего мы сюда с тобой приехали, на родину? Чтобы тебе жениха найти и сосватать за своего, за мусульманина. А то, не дай Аллах, найдёшь себе москвича неверующего.

— Да почему неверующего? У нас в Москве полно мусульман. И со мной в классе учился Муслим, дагестанец. Хотел поступать в МГИМО, умный такой парень.

— Так и что, поступил? Что это ты про него заговорила, будто влюбилась?

— Ничего я не влюбилась, тётя! Просто и я хотела тоже туда попробовать поступить.

— Эээ, забудь об этом! Женское дело хорошей женой быть и детей рожать, и Аллаху молиться. И детей своих научить вере, чтобы намаз каждый день делали. А то ты, поди и не делаешь?

— Делаю… Иногда… А если я хочу учиться и работать потом?

— Хочет она! Ты хотелки-то свои подальше убери, и больше на эту тему не говори даже мне! Замуж отдадим тебя, и точка!

Я разливала чай по чашкам, а сама ощущала дикий страх, мурашками бегавший по моему телу. Что будет со мной и Анзором? Что скажет дед Мансур? И, вообще, к чему приведёт раскрытие правды?

— А кто ты такая Мансуру приходишься? — спросила меня Гульнара.

Её строгий испепеляющий взгляд сверлил меня насквозь, от чего я покрылась холодным потом. Она, будто рассматривая меня, пыталась вспомнить, кто я такая, но не увидев ничего, что могла бы понять про меня, переспросила: