Судьба занесла в Козлинск. Там как раз начался показательный суд над вором по имени Ловкач. Действо происходило на главной площади города. Обвиняемого привязали к позорному столбу. На вид ему только что исполнилось лет двадцать. Красная рубаха, расшитая петухами, оказалась порвана на правом плече и замызгана так, будто его на животе протащили по земле. Такими же оказались и штаны. Да и сапоги не уступили им по чистоте. В глазах, чёрных как душа Джека Потрошителя, проглядывало лёгкое беспокойство. Но в лице, слегка вытянутом и в оспинках, ни грамма страха. Под правым глазом обозначилась синяя припухлость. Верхняя губа разбита, небольшая ранка уже покрылась корочкой. Парню досталось, но не смертельно. Двое друзей подошли к толпе, присмотрелись к действу.

Оказалось, что суд, а точнее судилище, проводится с грубыми нарушениями процессуальных норм, без адвоката, свидетелей со стороны обвиняемого, и вообще подсудимому даже последнего слова не предоставили. Прокурор говорил умно, красиво, обличительно, используя тонкие метафоры, яркие эпитеты, ёмкие гиперболы, а также параболы, биссектрисы и даже синусоиды. Зрители слушали, открыв рот и выпучив глаза. Прокурор вошёл в раж, ощущая, что сегодня его день. Но не повезло. Велимудр, принявший на себя роль вольнонаёмного адвоката, попросил представителя правоохранительных органов ознакомить с разбираемым делом. Оно оказалось шито белыми нитками и немного с душком. По ходу выяснилось, что подсудимый якобы виновен в соблазнении дочки мэра города – тощей, высокой и усатой бабищи, на которую и хряк посмотрел бы с отвращением. За что ему, не хряку, а Ловкачу, вменялись семь смертных грехов, изгнание евреев из Египта, десять покушений тысячелетия, изобретение поз Камасутры, причём всех, поддержка движения басков в Гешпании, разжигание арабо-израильского конфликта, участие в Варфоломеевской ночи на стороне гугенотов в Хранции и то, что он явился первопричиной великого переселения народов. Но последней каплей, на что больше всего напирал прокурор, оказалось воровство каравая из пекарни.

Велимудр включился в процесс. Его речь отличалась фигуральностью, модернизмами, аутентичностью, неопровержимостью в доказательствах и несокрушимой логичностью. В результате все обвинения сошлись на прокуроре и судье. Как говорится, время собирать камни закончилось, настало время камни бросать. Толпа воспользовалась представившейся возможностью в полной мере. Прокурору и судье пришлось стремительно ретироваться. Ревущая толпа устремилась за врагами рода человеческого, а Удал отвязал от позорного столба невиновного. Так сошлись судьбоносные линии троих счастливчиков, много раз попадавших в сложные ситуации, но всегда из них выкручивающихся, в том числе благодаря неожиданно подоспевшей помощи. Им было суждено прибыть на пир, оказаться в зале, который посетил Верлиока, и первыми предстать пред очами князя в качестве кандидатов на поиски княжны.

За всех говорил Велимудр, что расположило князя к троице. Им выдали крупную сумму на дорожные расходы и лучших коней. Удачники сначала отправились на рынок, где приобрели новенькие кольчуги, шлемы, мечи, дорожные плащи, провиант и лишь после устремилась на поиски.

Кони неслись по улицам города, как метеоры. И тут Удал заметил бабульку, согнувшуюся под тяжестью огромных корзин. Сочувствие и жалость заставили натянуть уздцы. Конь встал как вкопанный. Удал легко спрыгнул на землю рядом со старушкой. Та с испугу всплеснула руками, и всё, что было в двух огромных корзинах, взвилось в воздух. Удал кинулся на подмогу. Друзья тоже спешились. Ловкач даже успел поймать падающие на землю яйца. Ни одно не разбилось.

– Что ж вы, матушка, с таким грузом и без помощника? – спросил Удал.

Бабулька приложила ладошку к уху.

– Чего? Говори громче.

– Я говорю, – заорал ей в ухо Удал, – почему такие корзины сами тащите, неужели помощника нет?

Старая всплеснула руками.

– Одна живу, так что помочь некому.

– А бабка-то издалека, – сказал Велимудр.

– С чего ты взял? – поинтересовался Ловкач.

– Видишь на лаптях подсохшую землю? Такую в городе и в ближайших окрестностях не найдёшь. На платке – паутинка, а к ней листок липы прицепился. Причём уже завял, но засохнуть не успел. Значит, женщина не из дому вышла, где при её возрасте всегда натоплено, тогда лист наверняка бы полностью высох, да и стряхнула бы она его. Отсюда вывод, что шла через лес, и долго, раз листок так завянуть успел. Да и пахнет от неё хвоей и травой. А ты принюхайся к горожанам. От них разит чем угодно, только не лесом.

Удал всё слышал, поэтому не мог не поинтересоваться у старушки местом её проживания.

– Так ить в лесу живу, – ответила она. – Я ж травница. В город всякие снадобья приношу, а обратно – еду и разные мелочи бытовые.

– Тогда мы тебя проводим, – сказал Удал.

– Но… – попытался вмешаться Ловкач.

Удал улыбнулся другу.

– Ничего, успеем.

Взгромоздили они бабку на одного коня, на второго корзины с припасами, третьего в поводу повели и двинулись к городским воротам. А на улицах – суета. В домах двери хлопают, калитки лязгают, жены орут, дети плачут, тёщи обличают. Кому не хочется жениться на княжне, есть на золоте, спать на лебяжьем пухе? Вот мужики и засуетились. Одни бежали в княжеские покои, чтобы встать в очередь, получить довольствие и начать поиски, а другие уже спешили покинуть город. На дорогах возникли длинные пробки, зазвучала ругань, началось рукоприкладство и членовредительство. Правоохранительные органы в лице дружины едва успевали гасить конфликты и штрафовать за нарушение обчественного порядка в одном месте, как их участие требовалось в другом. Но троице повезло: они покинули город до появления транспортного коллапса. Шли целый день и лишь к вечеру добрались до тропки, ведущей в лес.

– Дальше я сама, – заявила бабулька и попыталась слезть с коня.

Если бы ей это удалось, то инвалидность первой группы, обусловленная переломами костей обеих ног, была бы обеспечена.

– Ну что вы, матушка, – сказал Удал. – Зачем останавливаться на полпути? Доставим вас прямо к порогу.

– Ой, милок, не стоит, – ответила бабулька, устраиваясь в седле поудобнее.

Ловкач шепнул на ухо Удалу:

– Может, ну её? Мы и так целый день потеряли.

– Наверстаем, – ответил Удал. – К тому же с чего ты взял, что потеряли? Ни ты, ни я, ни Велимудр не знаем, куда идти. Может, благодаря этой женщине двигаемся в нужном направлении.

Ловкач в ответ пожал плечами.

Тропка вилась между деревьями-великанами, то теряясь в их тени и опавшей листве, то словно выныривала из-под земли. В воздухе чувствовались терпкий аромат лесной прели, сладкий запах поздних цветов и кисловатый брусники, а когда вышли к небольшому болотцу, ощутился тяжёлый дух багульника и мокрой древесины. Чудесный букет осени и буйство красок подействовали расслабляющее. Троица окунулась в тишину и лесное великолепие. Они даже не заметили, как вышли к небольшой избушке, спрятавшейся среди мощных сосновых стволов.

Зданию явно требуется ремонт: нижний венец врос в землю, труба немного осыпалась, тёс кое-где прохудился, бычий пузырь, коим прикрыли оконные проёмы, в нескольких местах оказался прорван.

– Приехали, – сказала бабулька.

Удал снял её с коня, а товарищи дотащили корзины до дверей дома. Бабулька хитро прищурилась.

– Может, зайдёте, я чаем напою с малиновым вареньем? У меня и бублики есть.

– Нет, матушка, нам нужно идти.

Старушка махнула рукой.

– Знаю, знаю, княжну искать. Хм… помогу вам в этом деле, отплачу добром за добро. Вам нужно знать, где Верлиока Златоцвету спрятал? Информацией, скорее всего, владеет ведун, что в Чёртовом Холме живёт.

– Слыхал про такого, – промолвил Велимудр.

Бабулька с уважением посмотрела на юношу.

– Только путь туда неблизкий и опасный, – продолжила она. – Да и сам хозяин незваных гостей не жалует. Но есть к его сердцу тропинка. Очень он медовуху любит…

– Кто её не любит? – вякнул Ловкач.