Если придворные чины мужского пола исполняли все-таки определенные служебные обязанности, то фрейлины были просто компаньонками императриц и великих княгинь, развлекая их во время своих дежурств. «Истинное местопребывание фрейлины, ее палатка, ее ковчег спасения – это карета. В дни дежурства эта карета была запряжена с утра, чтобы быть готовой на тот случай, если фрейлине придется сопровождать великую княгиню: случалось ездить с ней к кому-нибудь из великих княгинь или в Летний сад, и если великий князь позднее присоединялся к ней, фрейлина освобождалась и возвращалась во дворец в собственной карете» (183, с. 90).

Кроме того, придворную службу в торжественных случаях при августейших особах женского пола несли камер-пажи – лучшие по успехам учащиеся старшего класса Пажеского корпуса – военно-учебного заведения: при выходах и других торжествах они несли шлейфы платьев. Им также принадлежали мундиры, повторявшие вицмундиры придворных чинов и кавалеров, но с каской с белым плюмажем и ботфортами.

Придворные служители, которых мы уже отчасти касались выше, – камер-лакеи, камер-казаки, лейб-кучера, скороходы, камер-фрау, камер-медхены и пр. чинов, разумеется, не имели, но по окончании службы могли производиться в невысокие чины. Им принадлежали красные парадные ливреи и шинели с пелеринами, расшитые широкими золотыми галунами, затканными черными двуглавыми орлами, и треугольные шляпы; по этим красным парадным ливреям их называли «красными лакеями»; у камер-казаков были такие же красные чекмени и папахи с красным шлыком. Обычные ливреи были темно-зеленые. Причудливо, на восточный манер одевались придворные арапы, с петровских времен по традиции служившие личными телохранителями и охранявшие внутренние покои. Кроме того, внутренние караулы несли чины лейб-гвардии Кавалергардского полка и вход «за кавалергарды» имел ограниченный круг лиц. Наконец, с 1828 г. существовал Собственный Его Императорского Величества конвой; сначала он состоял из взвода кавказских горцев, в 1856 г. – из лейб-гвардии Кавказского эскадрона, включавшего взводы грузин, горцев, лезгин и мусульман, к которым в 1863 г. был добавлен взвод крымских татар, и Кавказского казачьего эскадрона (нужно напомнить, что только в 1864 г. закончилась полувековая Кавказская война, покорение кавказских горцев, иногда принимавшее жестокую форму; не странно ли, что при антинародном царизме чеченцы, черкесы или крымские татары, несшие охрану царя, не изменяли, а в Стране Советов стали изменниками при первом же удобном случае?); в 1881 г. Кавказский эскадрон был расформирован, и конвой стал включать по две кубанские и терские казачьи сотни. Охрану Зимнего и Большого Кремлевского дворцов и памятников царям несла также сформированная в 1827 г. из ветеранов рота Дворцовых гренадер; они отличались мундирами, расшитыми двойными широкими галунами, как на вицмундирах придворных чинов, и высокими медвежьими шапками с золотым этишкетом. Но фактически охрана дворцов принадлежала заступавшим по очереди в караул гвардейским полкам.

В общем, дворцовое ведомство было сложным и даже громоздким, а расходы по нему – весьма немалыми.

Это вовсе не значит, что придворные содержались очень уж роскошно. Выше мы касались их питания. Свитские фрейлины, обязанные жить во дворце, как выясняется, жили не слишком роскошно, хотя для многих это было единственным источником существования: иногда фрейлинами назначались сироты не особенно богатых родителей. Это была как бы форма благотворительности, и фрейлина А. Ф. Тютчева утверждала, что «фрейлинский коридор походил на благотворительное учреждение для нуждающихся бедных и благородных девиц, родители которых переложили свое попечение о дочерях на императорский двор» (183, с. 85). «Графиня Тизенгаузен и ее племянница, графиня Баранова, две сестры Бартеневы, Элиза Раух и Нелидова (постоянная любовница Николая I. – Л. Б.) жили в нижнем этаже дворца, другие фрейлины… помещались в комнатах, выходивших во фрейлинский коридор… к которому вела лестница в 80 ступеней. Мы занимали на этой большой высоте очень скромное помещение: большая комната, разделенная на две части деревянной перегородкой, окрашенной в серый цвет, служила нам гостиной и спальней. В другой комнате поменьше, рядом с первой, помещались с одной стороны наши горничные, а с другой – наш мужик, неизменный Меркурий всех фрейлин и довольно комическая принадлежность этих девических хозяйств, похожих на хозяйства старых холостяков. Он топил печку, ходил за водой, приносил обед и по десяти раз в день бегал заказывать карету…

Я нашла в своей комнате диван стиля empire, покрытый старым желтым штофом, и несколько мягких кресел, обитых ярко-зеленым ситцем, что составляло далеко не гармоничное целое. На окнах ни намека на занавески. Я останавливаюсь на этих деталях… потому что они свидетельствуют, при сравнении с тем, что мы теперь видим при дворе, об огромном возрастании роскоши за промежуток времени менее четверти века. Дворцовая прислуга теперь живет более просторно и лучше обставлена, чем в наше время жили статс-дамы, а между тем наш образ жизни казался роскошным тем, кто помнил нравы эпохи Александра I и Марии Федоровны».

Скованная этикетом, жизнь фрейлин, этих безгласных спутниц августейших особ, была довольно печальной, мало отличаясь от жизни приживалок при старых помещицах. «С какой поспешностью бедные фрейлины бежали из своих одиноких комнат, которые никогда не могли быть для них home’ом и создать им ни уюта домашнего очага, ни уединения кельи. Среди шумной и роскошной жизни, их окружавшей, они находили в этих комнатах лишь одиночество и тяжелое чувство заброшенности. Не знаю, разделяли ли все мои товарки мои грустные впечатления в этом отношении; может быть, для некоторых из них развлечения придворной жизни, туалеты, театр, иногда царская милость вознаграждали за утрату более глубоких радостей жизни, которых они были лишены. Однако я видела, что многие из них теряли здоровье, веселость и страдали от нервных болезней, вызванных гораздо более душевными настроениями, чем физическим состоянием» (183, с. 91).

Справедливости ради отметим, что в качестве некоторой компенсации фрейлины имели возможность выгодно вступить в брак и получали приданое за счет двора. Что же касается статс-дам, то они получали звания не сами по себе, а в соответствии со статусом мужей, как своеобразную награду мужьям.

Финансовое обеспечение двора лежало на созданном в 1797 г. Удельном ведомстве, которому принадлежали к концу XIX в. 790 тыс. десятин земли, в том числе виноградники на Кавказе и в Крыму, чайные плантации под Батумом, Мургабское имение в Мервском оазисе в Средней Азии, многочисленные так называемые доходные статьи: мельницы, рыбные ловли, пристани, торговые заведения, рудники, фабрики и заводы, например, Петергофские гранильная и писчебумажная фабрики, полотняная фабрика в Петербурге и т. д. До 1863 г. уделам принадлежало и 826 тыс. душ крестьян. Кроме того, лично императору принадлежали кабинетские земли, т. е. находившиеся в управлении кабинета Его Величества, в основном на Алтае, в Забайкалье, на Урале, в Польше и под Петербургом; преимущественно это были рудники, прииски, фабрики и заводы, на которых работали кабинетские крестьяне и ссыльнокаторжные. Это не значит, что эти доходы императоры тратили на личные прихоти. Из кабинетских сумм выдавались награды, воспомоществования по именным прошениям, производились расходы по статьям, «лично Его Величеству известным», т. е. секретным (на разведку, политический сыск и пр.); собственно, это были государственные расходы, но шедшие помимо Государственного казначейства.

Эти огромные богатства и служили для обеспечения нужд императорской фамилии и высочайшего двора. Пожалуй, для страны, находившейся в перманентном финансовом кризисе, это было дорогое удовольствие – иметь самый блестящий двор в Европе.

В старой русской традиции с ее официально признанным разделением всего и всея на «корону» и «землю», «земщину», на «казну» и «мир» людей, служивших государству, бывших на казенной службе, в просторечии нередко называли казенными. И в первую голову казенным человеком считался чиновник. Формально чиновником именовался любой государственный служащий, имевший чин по Табели о рангах, хотя бы и военный офицер. В просторечии же, как все духовенство называли попами, так все казенные гражданские служители, имевшие чин или не обремененные им, именовались чиновниками.